Перекусила хлебом с сыром и молоком, присев на попону рядом с негодяем. Лошадь тоже хрумкала травой, горестно вздыхая. Ее, наверное, надо было распрячь, но я не знала, как это делать.
Неспешные хлопоты успокаивали, и давали ощущение, что все хорошо. Спокойно. Хотя на самом деле мне было страшно. Я же никогда не ночевала в лесу. И, вообще, где я? И как очутилась так далеко от дома?
Когда ночь окончательно опустилась на полянку возле озера, а я дремала под едва слышное потрескивание костра, сидя на корточках и уткнувшись в колени, очнулся господин Орбрен.
– Малла, – позвал он меня, а когда я наклонилась над ним, спросил, – что ты опять наделала?
– Я не знаю, – пожала я плечами и подбросила дров в огонь. Даже злиться на негодяя не было сил, – мне было страшно.
Пламя вспыхнула освещая небольшой круг, отчего тьма за пределами света стала еще более темной.
– Мне кто-то угрожал. И я бежала куда-то. Туда, где безопасно. Но не успевала, и это страшное стало совсем близко. Тогда я что-то сделала… сама не знаю что. И уничтожила угрозу.
– Как ты это сделала? – он попытался встать, но у него не получилось, и он снова упал на попону, – и кто ты, Малла?
Я снова пожала плечами и честно ответила:
– Я Малла Вильдо из Хадоа, мой муж работал на Гвенар. Погиб три с половиной месяца назад. Меня вывезли и назначили пенсию. О делах мужа ничего не знаю, в Гвенаре никогда не была.
– Ты не из Хадоа, – покачал он головой.
– С чего вы взяли? – спросила я, чтобы разговор продолжался. Молчать страшно, потому что тогда становились слышны жуткие звуки из леса.
– С чего? – господин Орбрен, рыкнув от напряжения, все же смог сесть, а я услышала, как его желудок пропел, выдавая желание поесть, – Ты ничего не знаешь об их традициях. Я положил на твое крыльцо самый лучший мех, который могу себе позволить. А ты подарила его Салине. Хотя любая девушка из Хадоа сразу бы поняла, что я имел в виду.
– Что?! – я как раз вытаскивала из рюкзака половину краюхи хлеба, сыр и молоко, которые оставила для господина Орбрена, – так это были вы?! Но зачем?
– Я проверял тебя. Если в Хадоа свободной женщине кладут шкуру, то она ее либо забирает в дом, либо оставляет лежать на крыльце. А ты отдала подруге.
– Может быть я нарочно это сделала? Чтобы ввести вас в заблуждение?
– Нет, – господин Орбрен мгновенно проглотил небольшой бутерброд и запил молоком. А я еле сдержалась, чтобы не дать ему еще и огурец… из мести. – Я тогда следил за твоей реакцией. И не сомневаюсь, ты не знаешь, что значит этот обычай.
– Знаю, – из вредности мне не хотелось соглашаться, – взяла – значит замуж готова выйти, не взяла – значит нет, – пришло на помощь воображение.
Господин Орбрен замер, а потом расхохотался, пугая окрестную живность.
– Нет, Малла, все гораздо неприличнее, – хмыкнул он.
Я зашипела и отвернулась. Вот ведь негодяй!
Мы замолчали. Мне говорить не хотелось. Было обидно, разве я давала повод думать о себе так?
Чего молчал господин Орбрен мне было не интересно. И чем он там шебуршал, роясь в переметных сумках, тоже было не интересно. И как заставил лошадь лечь, чтобы ему не нужно было вставать… и, вообще, мне всё было не интересно, что касалось этого негодяйского господина Орбрена.
– Арр! – подал он голос, порывшись в сумках, – Малла, у тебя амулет его светлости цел?
Я машинально схватилась за то место, где раньше висел амулет герцога. Но его не было. Его не было еще тогда, когда я купалась в озере.
– Нет, – ответила я и спохватилась, – а откуда вы знаете, что он у меня был? Вы что залезли мне под рубашку?! – ужаснулась я.
– Да, – спокойно ответил негодяй, возвращая в сумки вещи.
Меня аж подбросило от негодования.
– Вы… вы… -вы… – задохнулась я от возмущения, – как вы могли?!
– Не переживай, – фыркнул он, – кроме амулета там у тебя нет ничего интересного.
Я как раз ворошила угли в костре. Палкой. И так мне захотелось огреть этой палкой господина Орбрена по голове… как же было хорошо, когда он был без сознания.
– Мой амулет тоже рассыпался, – сокрушенно произнес Орбрен, – и запасной я не взял. Значит нас скоро найдут…
–Кто? – испугалась я. Теперь мне снова стало страшно.
– Его светлость, – довольно хмыкнул господин Орбрен, – уж одновременная пропажа двух амулетов не даст ему спать спокойно. Когда я услышал тебя было примерно три части пополудни. Ну, пусть часть ты куролесила, выпив меня без остатка. Тогда амулеты, скорее всего и спалила. Сейчас стемнело, значит части через три – полночь. Вот к полуночи он и явится. От кого спасалась-то?
Господин Орбрен так резко перевел разговор, что я даже не сразу поняла о чем он спрашивает.
– Я же говорила, что не знаю. От чего-то.
– А меня зачем выпила? – Кажется он чувствовал себя намного лучше, потому что завозился, усаживаясь поудобнее.
– Не знаю, – соврала я, не желая рассказывать, что использовала его Жар вместо Жара малыша. Вдруг получится скрыть беременность. Незачем ему знать, что у меня будет ребенок. – Я сама не понимала, что делала.
– А сын-то цел? – как бы между прочим задал он вопрос.
– Что? – вздрогнула я снова, спине резко стало холодно, как будто бы мне за шиворот сунули горсть снега, – не понимаю о чем вы…
– Малла, – господин Орбрен разлегся на попоне, положив руку под голову, и смотрел в небо с чужими звездами, – я знаю, что в тебе невероятно сильна Древняя Кровь, что ты беременна, что срок тринадцать недель и что у твоего сына тоже очень сильна Древняя Кровь. Может все же расскажешь, кто ты такая на самом деле?
– Я Малла Вильдо из Хадоа, – зло повторила я, – мой муж работал на Гвенар. Погиб три с половиной месяца назад. Меня вывезли и назначили пенсию. О делах мужа ничего не знаю, в Гвенаре никогда не была. И ни про какую Древнюю Кровь не знаю, – добавила я. Хотя вдруг вспомнила, что ведьмы что-то говорили об этой древней крови.
Я бросила палку и отвернулась. Слезы жгли глаза, но я не хотела плакать при нем. Только не при нем. И, вообще, раз здесь вот-вот появится его светлость, значит мне нужно бежать. Господин Орбрен еще слаб, он не сможет меня догнать. И может быть меня получится спрятаться. Я не отдам ребенка. Даже если мне придется скитаться всю свою жизнь.
– У тебя не получится сбежать, даже не думай, – ответил мне господин Орбрен так, как будто бы я рассуждала вслух. Но это я точно ничего не говорила. И я мысленно взвыла, кажется потеря амулета привела к тому, что мои мысли снова можно прочесть. Как тогда…
Я вскочила на ноги и медленно, не отрывая взгляда от насторожившегося господина Орбрена, попятилась в темноту, за пределы освещенного костром кольца. Бежать!
– Не стоит, Малла, – медленно, словно боясь вспугнуть. сказал он, – у тебя сейчас тоже остались только крохи способностей, но через несколько дней они восстановятся, и его светлость найдет тебя очень быстро. Но если ты мне расскажешь правду, я постараюсь помочь тебе остаться рядом сыном. Ты ведь именно поэтому пошла к арровым ведьмам?
Я замерла, нутром чувствуя, что он не лжет. Что же делать? У меня два варианта: сбежать и тогда меня найдут через несколько дней, это я тоже чувствовала. Либо… либо поверить ненавистному господину Орбрену и попросить у его светлости отпустить меня и моего сына домой, в бывшее вдовье поселение… или в какую-нибудь другую самую глухую деревушку. А если нет… если нет, я все равно что-нибудь придумаю. Вотрусь в доверие. Узнаю . И сбегу позже. Когда буду знать где и как спрятаться. У меня еще есть время. Не запрут же они меня под замок на самом деле. Надо только… тш-ш-ш… надо только не думать о своих планах… только не думать… потом… когда у меня будет амулет…
Я сделала шаг обратно, вступая в освещенный круг.
– Умница, – господин Орбрен неотрывно смотрел на меня, ожидая что я решу, – расскажи мне, Малла, откуда ты. Я должен знать правду, чтобы помочь тебе.
– Я не могу, – выдавила я пересохшим горлом от волнения и страха перед будущим, – это проклятие его светлости. И вы же поехали к нему, чтобы узнать кто я. Я слышала, как господин Гририх говорил вам…