Пути-дороги. С чистого листа

– Идемте, – согласилась я, – только зовите меня тетя Лола… мы же соседи…

Брат и сестра тоже вылезли из-за кустов и встали рядом. Все трое ребятишек были одинаково голубоглазые, с выцветшими до белизны волосами и ресницами и облупленными носами. Босые, младшие в одних только штопанных рубахах, старший в коротких штанах на одной лямке. Старые, застиранные одежды тем не менее выглядели чистыми и опрятными. Небогато живут мои соседи, однако…

Когда я входила в свой новый дом, сердце колотилось, как бешеное. Как меня примет дед? Признает ли? А-то вдруг выгонит? А вдруг он сам неадекватный? Или дома такой ужас, что я сбегу в ту же секунду… все же одинокий лежачий больной… там запашок, наверное, тот еще.

Но все прошло хорошо. Дома было чистенько, видно что убираются регулярно. Никаких лишних запахов, только легкий аромат полынной горечи.

Дед полулежал в постели и, как только шумная стайка ребятишек по-хозяйски ворвалась в дом, в три голоса крича, что они привели Лолаги, зашмыгал носом от избытка эмоций. Я осторожно присела на кровать и протянула ему руку, а потом и обняла… я вдруг почувствовала, что этот старик так же одинок в своем горе, как и беспамятная я в своей жизни. И возможно мы сможем стать друг для друга опорой. А дед прижимался ко мне и со слезами рассказывал печальную историю семьи, которую мне уже поведала бабка Ага…

Глава 3

Детвора, выполнив материно поручение, убежала по своим делам, и мы с дедом остались одни. Он уже немного успокоился, но все так же слабо сжимал мою руку, словно боясь отпустить. Правая рука у него действовала неплохо, а вот левая еле шевелилась. Ног он не чувствовал совсем, да и тело ниже плеч почти не подчинялось.

И тут в тишине я услышала, как запел желудок моего нового родственника.

– Дед, – встрепенулась я, – да ты же голоден. Давай я тебя накормлю, мне бабка Ага молока дала и хлеба.

Я хотела встать с кровати, но дед удержал меня за руку:

– Не надо, Лолаги… оставь себе… меня Аништа, мать пострелят белобрысых, подкармливает… скоро уж принесет повечерять…

– Э-нет, дед, – я строго нахмурила брови, – до вечера еще почти полдня, не дело голодным сидеть. А молока там и тебе, и мне хватит. Где у тебя кружки, давай я налью… и зови меня Лола…

– Дак, нет, Лолаг.... Лола, кружки, – дед отвернулся, – вынесли все… меня сначала вся деревня кормила. Пока было, что в обмен забрать. А теперь вот, только Аништа…

– Ну, ничего себе, – я аж присвистнула от удивления, как-то не по-человечески это, – а бабка Ага говорила, мол, люди в Выселках добрые, дружные и дед твой, Лола, как сыр в масле катается… Врала, значит…

– Да, нет… не врала… не бросили меня, и на том спасибо…

Кружку мне принесли соседские ребятишки. Пришлось выйти на крыльцо и покричать во все горло, мимоходом отметив, что голос как-то очень быстро вернулся, созывая пострелят. Глиняная, старая и щербатая, она тем не менее исправно держала в себе молоко, несмотря на огромную трещину, проходившую через все донышко. Пока дед, обедал, я осмотрела, что же мне досталось вместе с моей внезапно появившейся семьей…

Изба у деда была совсем небольшая, но справная. Крыша из камыша не протекала, в щели между бревнами не дуло. Дед сказал, что бабка всего за несколько дней до смерти созывала односельчан на помощь, чтобы перекрыть крышу, так что еще на год-два ее хватит.

Одна комнатка с двумя деревянными кроватями, одна даже без постели, и полати под потолком для всей остальной семьи; большой и совершенно пустой сундук, на котором стоял битый глиняный горшок с букетом полевых цветов, их принесла девочка-соседка; давно не белёная печь, занимавшая почти полдома, и крошечная кухонка с пустыми пыльными полками вдоль стен, узкими лавками и обеденным столом прямо напротив входной двери – вот и вся обстановка. Небогато, но жить можно.

А еще у меня было смутное ощущение, что чего-то в доме не хватает… мой взгляд то и дело касался переднего угла в избе, но там ничего не было. Угол, как угол… как и все остальные в этой бревенчатой избушке.

Вход в дом проходил через маленькие сени с крошечным теплым чуланчиком, в котором углом стояли два таких же больших сундука, как и в комнате. И эти сундуки тоже были девственно пусты, только в углу одного скорбно лежал высохший трупик умершей с голоду мыши… м-да… совсем небогато… хотя, судя по объему и количеству сундуков, наличию железных, а не ременных, петель на их крышках, были времена, когда этот дом был полной чашей… Но сейчас мне придется начинать с нуля… я вздохнула и пошла смотреть дальше.

Во дворе я нашла навес, который использовался скорее всего как летняя кухня, потому что посреди был сложен очаг, теплый и сухой сарай с тремя клетушками, амбар, в котором когда-то хранили зерно, но сейчас там лежала только пыль, птичник, его я узнала по насестам сделанным вдоль одной из стен, и довольно большой огород, заросший бурьяном…

Но кроме самих строений, ничего не было. Ни лопат, ни грабель, ни ведер… мне даже воды из колодца, который оказался в огороде один на две семьи, не принести, чтобы помыть полы в избе…

– Лолаги! – отвлек меня от совсем невеселых размышлений знакомый женский голос. Я вылезла из чулана, возле ворот, во дворе стояла та самая женщина, которая нашла меня на дороге, – Лолаги! – заорала она снова, вероятно, не заметив мою голову в выцветшем красном платке.

– Доброго дня, – крикнула я доброжелательно, желая поблагодарить тетку за спасение. Но она равнодушно, одними губами улыбнулась в ответ и, кивнув на выход, позвала:

– Пойдем…

Рассудив, что вряд ли меня спасли, чтобы причинить вред, я пошла за теткой.

Дом моего деда стоял на краю деревни со стороны дороги. Если бы я шла пешком, то пришлось бы идти через все поселение, но сейчас я впервые шагала по деревне, с любопытством глядя вокруг. Деревенька оказалась довольно небольшая по моим меркам, домов двадцать. И не богатая. Большинство домов ничем не отличались от нашего и соседского. Но все дома, и наши в том числе, снаружи были обильно украшены деревянным резным кружевом, и походили на музей под открытым небом, на шедевры деревянного зодчества, но никак не на дома в обычной глухой деревни.

А вот дом старосты, именно туда меня привели, вообще, был двухэтажный, да еще и, похоже, с жилой мансардой…

Но во двор мы не зашли. Старостиха, она так и не представилась, повела меня в огород, с бесконечно длинными грядками, на которых уже вовсю росли и лук, и чеснок, и морковка…

– Вот, смотри, – она подвела меня к грядкам с луком, – ты будешь полоть. Вот эти ростки оставляешь, а все остальное выдергиваешь и складываешь на тропинку, – она ловко выщипала пучок сорняков и бросила на дорожку, – прополешь все, – махнула она рукой, обозначая три бесконечные грядки, – я дам тебе еды на ужин… У нас здесь не гарем, кормить тебя за… просто так никто не будет.

Добавила она и, прежде чем я смогла что-то возразить, опешив от подобной грубости, ушла, оставив меня в огороде одну.

Сначала я хотела плюнуть на все и уйти. Еще не хватало, чтобы я батрачила за еду. Но с другой стороны… а какой у меня вариант есть еще? Кушать-то хочется и желательно три раза в день, и не только мне, но и деду. Объедать соседку, у которой семеро по лавкам, я не могу… совесть не позволяет. И пока я не придумаю, как жить дальше… придется полоть проклятые старостихины грядки.

Я вздохнула и присела на корточки. В отличии от Лолаги, такая работа не была мне в новинку. Хотя я и не помнила, где и когда мне приходилось работать в огороде…

Дергая траву, я размышляла о том, что же делать дальше, как наладить свою жизнь.

Старостиха несколько раз приходила в огород и стояла надо мной, изображая из себя монумент «Старостиха в огороде наблюдает за нерадивыми работниками» и внимательно глядя, как я работаю. Но, так и не найдя к чему прицепится, так же молча уходила…

Закончила работу я уже к вечеру. Со стороны реки потянуло свежестью, небо над головой посерело, солнце готовилось закатиться за горизонт. Последние пару метров я полола уже на ощупь, потому что стрелки лука прятались за тенями своих собратьев, превращая аккуратную грядку в дремучий лес.

С облегчением выпрямив спину, окинула взглядом грядки и осталась довольна. Я молодец. Надеюсь, староста оценит мой труд по достоинству.

Вымыла руки в деревянной бочке. Вода, согретая дневным солнцем, была почти горячей по сравнению с вечерним воздухом. Ужасно болела спина, колени, руки, а желудок просто сводило от голода. Но зато я знала, что буду делать дальше и куда двигаться. Перспектива провести всю жизнь на чужих огородах мне совсем не нравилась. Особенно, когда я увидела, чем собралась рассчитаться со мной хозяйка.

На крылечке, на крошечной старой холстине лежали краюха хлеба и пара вареных яиц. Этого и мне только на один зуб, особенно после такой тяжелой работы, а мне еще деда кормить! Я, значит, полдня горбатилась на ее грядках за еду, а она меня даже не накормила вдоволь?! Ну, уж нет! Я это так не оставлю! Я была возмущена до предела, понимая, что бессовестная старостиха надула меня, как маленького ребенка.

Не долго думая, я пинком открыла дверь в дом старосты и, пройдя через большие, просторные сени, вошла в горницу. Эксплуататоры нагло жрали мою кашу с мясом, заедая толстыми ломтями хлеба с ароматным салом и хрустя головками еще прошлогоднего лука. Увидев в дверях меня, замерли, перестав жевать. Старостиха открыла рот, вероятно, чтобы выпроводить меня восвояси, но не тут-то было.

Я решительно прошла к столу, по пути схватив с полки глубокую деревянную чашу, отпихнула Яволка от стола, и взяв его ложку, от души зачерпнула густой наваристой каши из глиняного горшка, стоящего посреди стола. Кажется, здесь ели по-старинке, по очереди из общего блюда, отметила мимолетом. Положив хорошую порцию каши, подхватила очищенную половинку луковицы, пару ломтей хлеба и несколько приличных кусков сала. И, все так же не невозмутимо, пошла прочь.

– Миску верну завтра, – заявила я, выходя из избы.

Ошеломленные моим бесстыжим поведением, староста с семьей молчали, выпучив глаза и открыв рты от удивления. Хотя я боялась, что они догонят и отберут у меня еду…

Со двора старостихи я почти бежала, не забыв захватить выданную мне краюху и яйца. Как раз нам с дедом на завтрак…

– Лолаги?! – окликнула меня худая высокая женщина в пыльных одеждах, когда я почти добежала до дедова дома. Она шла мне навстречу, еле передвигая ноги от усталости. Я остановилась, но не подошла, замерев в двух шагах. – Это я, соседка Аништа, – представилась она, – дети сказали тебя старостиха забрала огород полоть… Хотела помочь тебе выбить из этой жадины достойную плату, – она улыбнулась, вероятно учуяв запах каши, – но вижу ты и сама справилась. Молодец! С ней только так и нужно. А то глазом моргнуть не успеешь, еще и должна останешься…

– Я так и поняла, – улыбнулась я, – спасибо, что присматривала за дедом.

– А как же иначе, – Аништа улыбнулась, – мы же соседи.

Обратно мы пошли вместе. Мне понравилась моя соседка, она не лезла с вопросами, не смотрела на меня свысока, как жадина-старостиха, она просто шла рядом, думая о чем-то своем. А когда мы дошли до нашего конца деревни, улыбнулась устало и сказала:

– Ты подожди здесь, я тебе сейчас хотя бы ложки вынесу. А то у вас и есть-то нечем…

– Аништа, – остановила я соседку, – а куда вся наша утварь делась? У деда даже кружки не осталось, мне сегодня детей твоих пришлось просить посуду принести…