Ненастоящий сварщик

На самом деле, как я позднее понял весь этот процесс и что впоследствии подтвердила суровая практика жизни, для любого кандидата в предвыборной гонке необходимы всего три снимка. Первый, самый важный и главный – на рабочем месте. Тут нужно восседать за столом со сцепленными в замок руками или держать ими какой-нибудь необходимый предмет, например авторучку или очки. При этом выражение лица должно изображать глубокую озабоченность, и желательно о судьбах Родины. Особым писком служит правильная непрочитанная газета или книжка из серии «Сборник указов президента» с торчащими из неё разноцветными закладками. Такие фотографии не дают избирателю сомневаться, что перед ними человек умный, грамотный и образованный и всегда в курсе происходящего. Главное, чтоб реквизит на фотоснимке случайно не оказался в перевёрнутом виде, впрочем, это уже задача фотографа.

Вторая фотография должна подчёркивать открытость и дружелюбие, когда кандидат стоит в рубашке, а пиджак свисает на скрюченном пальце, на плече за его спиной. Как объяснил фотограф, для такого изображения очень важно положение головы в пространстве. Взгляд, направленный вдаль, характеризует избираемого как человека целеустремленного и дальновидного, а лицо, украшенное зловещей улыбкой и обращённое кзрителям, как бы намекает, что перед вами парень компанейский и свой в половую доску! Ну и наконец, в арсенале любого политика обязательно должна быть фотография, где он запечатлён в действии или в окружении избирателей. В своё время этим отличился вождь мирового пролетариата, а так же главный фашист планеты и многие другие, чьи нетленные жесты и поступки повторяют всевозможные публичные клоуны до сих пор. В моём случае это была фотография, где я в настоящей русской косоворотке стоял с группой специально надрессированных пенсионеров и жестом показывал, что всё у нас хорошо. Всю эту нехитрую премудрость, впоследствии положеннуюв свою жизненную копилку, я приобрёл от фотографа благодаря его пояснениям.

– А зачем на зелёном фоне? – в процессе фотосессии спросил я. – Это же не флаг нашей партии?

– Дизайнеры из рекламного агентства настоятельно требуют, чтобы было легче обрабатывать изображение и подставлять разный фон сзади, например родные просторы или ваш завод, – сказал начавший отходить от обиды фотограф.

– Какой завод? – смутился я.

– Кстати, о заводе! – вдруг вспомнил Пётр Константинович. – Надо бы подчеркнуть, кто ты, Валерий, по профессии. У тебя есть эти, ну как они там называются? А! Профессиональные инструменты?

– Нет, – признался я. – Они на работе остались.

– И наверняка все грязные! – сморщился фотограф.

Куратор немедленно вызвал водителя, сунул ему в руки пачку денег и приказал съездить в строительный магазин и приобрести набор начинающего сварщика.

С задачей водитель справился на три с плюсом. Попав в магазине в дружеские объятья талантливого продавца-консультанта, он умудрился приобрести самый дорогой сварочный инвертор, самые толстые электроды, которые явно к аппарату не подходили, и сварочную маску «хамелеон» с автоматическим затемнением. Он бы купил ещё чего-нибудь, но денежные средства предательски закончились.

– Ну и нахренавсё это? – пробурчал я, критически осматривая покупки. – Аппарат не нужен такой, маску тоже можно было взять простую, не работать же! А вот перчатки не купил зря! Они для сварщика не менее важны, чем маска! Это как презервативы для бабника!

За моей спиной начальник штаба показал водителю кулак.

– Ничего, – успокоил, наверное, самого себя куратор. – Аппарат пригодится!

Фотосессия продолжилась. К десяти часам вечера, когда все устали, фотограф начал ныть, что у него дома некормленые рыбки, кошки, дети, жена и хомячок. Услышавшая это Машка, ожидавшая, когда тот закончит со мной и займётся ей, затрясла нижней губой в готовности разразиться крокодильими слезами.

– Иди! – согласился Пётр Константинович и добавил: – Все фотографии с утра должны быть у меня на столе, тогда и рассчитаемся. На сегодня все свободны!

За окном уже было темно, а я еле держался на ногах. Так уставать мне не приходилось даже на своей работе и даже тогда, когда случались аварийные внештатные ситуации и приходилось в любую погоду и время суток устранять неисправности в родном коммунальном хозяйстве. Я зашёл в квартиру, закрыл дверь, рухнул на кровать и захрапел.

Будильник по злой традиции разбудил меня в шесть утра. Умывшись, позавтракав и немного поиграв в китайский тетрис, я, приодевшись во всё, как мне показалось, приличное, отнёс заявление в ЦИК, а затем отправился в штаб для получения дальнейших указаний.

К моему удивлению, все уже находились на своих рабочих местах и работа, как обычно, кипела.

– Доброе утро! – поздоровался со мной куратор и предложил: – Хочешь глянуть, что получилось?

– Конечно! – не раздумывая, согласился я и подвинулся к экрану его компьютера.

Это были лучшие мои фотографии за всю сознательную жизнь. На них я получился неотразимым и кое-где сексуальным, как справедливо заметила уборщица баба Настя, суетящаяся со шваброй вокруг кураторского стола. Мне очень понравилась одна из картинок, изображающая меня в белой рубашке с ярким красным галстуком, с электродом в руке и в сварочной маске на голове, задумчиво восседающего на берегу речушки Малая Мымра в позе «Мыслителя» скульптора Огюста Родена и целиком ушедшего в тургеневские думы: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины…» – ну и так далее… Я попросил распечатать мне фотографию на память, но Пётр Константинович засмеялся и успокоил меня, сказав что скоро это будет изготовлено тысячными тиражами и я смогу забрать себе столько, сколько пожелает моя пока ещё чистая душа.

– Ты уже видел своих оппонентов по политической борьбе? – неожиданно спросил он.

– Пока не изучал, – признался я.

– Тогда немедленно займись! – предложил куратор и швырнул мне толстую папку с досье на конкурентов в борьбе за депутатское кресло, любезно и скрупулёзно собранное начальником штаба и его неизвестными партизанами.

Я вышел в холл, уселся на диван и принялся изучать документы.

Итак, я шёл кандидатом от партии «Сильная Страна», чьё сокращённое название иногда пугало население нашей Отчизны и приятно будоражило руководство близлежащих аграрных, приморских и неторопливых стран. Среди наших кандидатов, коих, помимо меня, было немало, попадались известные и уважаемые в городе люди, такие как профессор Причудинской консерватории Максим Исаевич Мюллер. Что касается националистов и прочих возмутителей спокойствия, таких в рядах нашей партии не было, как и представителей рабочего класса, помимо меня. Я был приглашён в ряды недобитых интеллигентов экспериментально, по предложению куратора, который считал, что любая партия должна представлять более широкие слои населения. На моём избирательном участке, помимо меня, зарегистрировались ещё четыре депутата. Точнее, пять.

Кандидата-самовыдвиженца и по совместительству главного футбольного фаната Причудинска Александра Мячикова за уж очень правдивую программу в самом начале прокатили с регистрацией. И это несмотря на то, что по всем предвыборным правилам он всё сделал как нужно, собрал подписи, опубликовал свои мысли в газетах и запустил всевозможную агитацию за собственные и собранные со своих сторонников – футбольных фанатов деньги. Он честно поделился с избирателями, что быть депутатом для него большая честь, а будущая его работа находится недалеко от места его проживания, и вообще, в здании Законодательного собрания очень вкусный и недорогой буфет, а поесть Саша любил. Вдобавок к этому он объявил, что обяжет церковных миллионеров платить налоги, а сам примкнёт ко всем коррумпированным структурам, кто пилит бюджет и складывает его по карманам, и вообще собирается на этом хорошенько разбогатеть. Избиратель неоднозначно отреагировал на подобные заявления, но затем проникся честностью, поверил и поддержал. Однако правящий режим, ощутив в Мячикове нарастающую угрозу и дальнейшую конкуренцию, подвёл его программу под действие уголовной статьи «Экстремизм», а также разжигание какой-то ненависти. Масло, видимо слитое с лампад, в огонь зарождавшегося пожара подлили неугомонные церковные труженики, объявив Александра Мячикова антихристом, сатанистом и вероотступником. Публично предав кандидата анафеме, они на ближайшие пятьсот лет отлучили его от своей церкви, где Александрдо этого времени ни разу не был, да и никогда не стремился туда попасть. Одновременно, обладая юридическими правами, богомольцы обратились в Причудинскую прокуратуру с требованием наказать кандидата по пока несуществовавшей в те времена статье «Оскорбление чувств верующих». Александра Мячикова это известие заставило задуматься, и чтоб в обозримом будущем ему не пришлось топтать участок земли за колючей проволокой, он на всякий случай принял решение снять свою кандидатуру с выборов ещё до регистрации.

Первым, кто подал заявление в Центральную избирательную комиссию, был скандально известный шестидесятилетний бизнесмен Карп Иванович Вислоухов, прославившийся всевозможными флешмобами и неадекватными выходками в городе. Поначалу он собирался зарегистрироваться как самовыдвиженец, но, памятуя русскую народную пословицу «Один в бане не голый», прибился к малоизвестной радикальной партии «Молодость», где на первом же съезде стал лидером её региональной ячейки. Невысокого роста, упитанный мужичок со злобным бандитским взглядом смотрел на меня с фотографии из досье.

В обычной жизни Карп Иванович помаленьку бизнесменил. На его счету были несколько помещений, цинично отжатых у города во времена «Великой приватизации» и сдаваемых в аренду, а ещё маленький хлебный заводик, выпускающий сухари и сушки, которыми безустанно, но с аппетитом хрустел весь город, вся Причудинская область, а возможно, и где-то за её пределами. До трагедии, произошедшей с великой страной, Вислоухов работал начальником отдела кадров на причудинском заводе валяной обуви и в то время полностью соответствовал одноименному персонажу из песни величайшего музыканта современности – Александра Лаэртского. В момент, когда крысы принялись растаскивать по своим норам социалистическую собственность, он вместе с главным бухгалтером в общей суете и суматохе совместно сприватизировали обувное предприятие в свою пользу. Нет, они не собирались производить дальше валенки и войлочные круги, а, сократив персонал и определив оборудование в металлолом, сдали помещения и цеха в аренду. Спустя какое-то время Вислоухов стал частным предпринимателем, а его партнёр – бывший главный бухгалтер, трагически застрелился из ружья на рыбалке. Как об этом в те времена писали местные газеты, произошёл нелепый несчастный случай, а именно последствия неосторожного обращения с оружием, в результате чего невероятным способом в спину покойного попали два заряда с дробью. По отчётам тогдашней милиции, при этой трагедии присутствовали восемь свидетелей, которые наперебой утверждали, что курки неизвестно откуда взявшегося ружья спустил медведь, чью берлогу они безуспешно долго осаждали и пытались взять штурмом. Когда хозяин тайги разозлился и вылез, он молниеносно отобрал ружьё у покойного и цинично расстрелял последнего в спину, когда бухгалтер, испугавшись, попытался спастись бегством. Люди же в городе поговаривали, что убиенный никогда не увлекался ни охотой, ни рыбалкой, а из увлечений занимался только собором марок и монет. Судить об этом происшествии, видимо, было оставлено высшим небесным силам, а на земле дело закрыли и передали в архив.

Карп Иванович любил сухари и сушки. В его тяжёлом детстве эти продукты были самым распространённым лакомством, и, будучи маленьким мальчиком, он мечтал, что, когда вырастет, изобретёт машину, которая будет выдавать эти хлебобулочные изделия много, сразу и по первому требованию. А так как точные науки, как и все остальные, давались ему тяжко, он так ничего и не изобрёл, но, наконец-то немного разбогатев, смог позволить себе открыть пекарню и осуществить заветную детскую мечту. Продукция его маленького хлебозавода пришлась по вкусу жителям области, и этот факт обильно проливал мёд на ранимую гордость владельца предприятия.

Устроив свою жизнь, кроме личной, господин Вислоухов заскучал и в наши дни решил податься в политику, чтоб повершить людскими судьбами и заслужить себе какой-нибудь почётный статус. Больше всего ему нравилось то, что, отслужив депутатом, по уставу области, пенсионер получал звание «Почётный гражданин» и право после окончания жизненного пути быть преданным земле за счёт городского или областного бюджета. Нет, Карп Иванович был обеспеченным человеком и мог сам устроить себе пышные похороны на высоком уровне, но от халявы испокон веков в нашей стране отказываться как-то не принято, иначе это вызовет всеобщее недоумение и повышенный интерес со стороны психиатров.

Вторым кандидатом на нашем избирательном участке зарегистрировалась скромная нянечка детского сада «Крокодильчики», с простой русской фамилией Подпузякина. Снежана Альбертовна была женщиной в теле, непонятного возраста и с полным безразличием в глазах, вскормленная манными кашами, козьим молоком и заокеанскими телевизионными сериалами из разряда «Твин Пикс», «Просто Мария» и «Рабыня Изаура».

Детский сад, где отбывала свой пожизненный рабочий стаж нянечка, когда-то при открытии, в далёком советском шестьдесят втором году, был назван «Колокольчики», но облетевшая с годами фасадная мозаика, подтверждающая это, явила окружающим надпись «К……льчики», которую местные вандалы с баллончиками краски тут же подправили, как понимали, на «Крокодильчики». Руководство детского сада исправлять надпись не стало, вернее, не смогло из-за отсутствия материальных средств в непростое постсоветское время. К тому же шестидесятилетний техник Прохор Подпёрович, растерявший с годами навык лазить по хрупким деревянным лестницам выше первого этажа и спускаться на верёвке с крыши, констатировал сей факт вандализма мудрым изречением: «Пусть будет так! Не матерно – и ладно!» Родители воспитанников детского сада приняли изменение названия благоприятно и с юмором, к тому же засранцы-вандалы-граффитисты над исполнением вывески очень даже художественно постарались.

Неоднократно рассматривая фотографию Снежаны Альбертовны, я видел в её печальном лице немой вопрос: «Нафига мне всё это надо?» Как выяснили шпионы нашего штаба, её кандидатуру выдвинули воспитатели дошкольного детского учреждения по настоянию заведующей, Эльвиры Александровны Кракен, которая из-за своей ранней судимости, однако уже давно погашенной, хотела, но опасалась выдвигаться сама. Являясь членом партии «Женщины Страны», что в народе закрепилось не иначе как «Странные женщины», заведующая немедленно обратила нянечку в свою политическую веру и заставила вступить в партию. Дальше Подпузякиной предстояло заняться политикой, затолкать своё немолодое тело в верхние эшелоны власти, где она должна будет отстаивать право на счастливую жизнь всего женского населения планеты. Возражать грозной заведующей Снежана Альбертовна опасалась, поэтому пришлось соглашаться. За неимением средств на предстоящую кампанию Эльвира Александровна лично возглавила предвыборный штаб нянечки и решила всё делать своими силами, а также за счёт бескорыстных родителей, чьим отпрыскам посчастливилось посещать её режимное учреждение дошкольного образования. С этого времени детский сад перешёл на осадное положение, а предвыборный штаб на его территории, с лёгкого словца одного из родителей, получил название «Кракен и крокодильчики».

С третьим кандидатом было всё намного сложнее. Кафедрина Потаповна Квасова уже была действующим депутатом Законодательного собрания Причудинской области и, как положено, обитала под тёплым крылом правящей в стране партии. Её очередной пятилетний срок восседания в депутатском кресле неизбежно подходил к концу, и предстояло немного побороться, дабы, как ей казалось, не утратить политической хватки. За весь срок, отсиженный от звонка до звонка, избиратели её видели всего несколько раз за каждую ударную пятилетку, и то либо на выборах, либо в предвыборных или партийных газетах, а бывало, и на чьих-то высокопоставленных похоронах. А вот жители других населённых пунктов нашей области её не видели никогда.

Жила Кафедрина Потаповна в загородном доме с моложавым мужем, как положено в тех кругах, талантливым бизнесменом, естественно, добившимся успехов исключительно благодаря своему предпринимательскому таланту и непосильным стараниям. В стенах Заксобрания Квасова появлялась редко, как и большинство её матёрых однопартийцев, за которых на сессиях и заседаниях голосовали молодые кандидаты, продвигая те решения, которые требовала верхушка партиииз столицы нашей Родины. За три последних срока, что она пребывала там, тётка постепенно превратилась в бесформенное существо, напоминавшее чем-то главаря космических бандитов Джаббу Хатта из знаменитой саги «Звёздные войны», и передвигалась исключительно на автомобиле с наглухо затонированными стёклами, а также обязательным атрибутом – синим проблесковым маячком на крыше. Оставлять такую службу ей не хотелось, да и у руководства партии она была на хорошем счету, беспрекословно выполняя всё, что от неё требовали сверху, поэтому Кафедрина Потаповна по инерции вкатилась в новую предвыборную гонку.

Четвёртый кандидат – самовыдвиженец, был вечный студент-бунтарь Станислав Козявин. С цветной фотографии, как будто снятой с доски почёта, на меня надменно смотрел высокий, подкачанный, самоуверенный молодой человек лет тридцати с приветливым, ухоженным и местами красивым лицом.

Козявин, как и все, не любил работать. С детских лет он мечтал ничего не делать, но при этом быть обеспеченным человеком и, естественно, ни в чём себе не отказывать. Богатых родственников, которые бы только и мечтали, как бы поскорее помереть и оставить Станиславу огромное состояние, у него, к сожалению, не было, поэтому Козявин решил посвятить себя религии. С трудом окончив школу, он настолько уверовал в Бога, что тут же поступил в духовную семинарию, откуда спустя год с треском вылетел по той же самой причине. За это бесцельно проведённое время Станислав приобрёл немаловажный опыт ораторского искусства, а также научился располагать к себе людей, чем безнаказанно пользовался в дальнейшем. Помимо этого, он постоянно напоминал всем о данном религиозном событии в своей жизни и утверждал, что он не только окончил семинарию с отличием и двумя золотыми крестами, но и получил почётное звание – доктор теологических наук. Тем, кто пытался выразить сомнения по этому поводу, Станислав с гордостью предъявлял диплом, подтверждающий это, приобретённый когда-то в одном из переходов столичного метрополитена.

Козявин не любил читать, зато писать любил очень. Начиная с глубокого советского детства и первой фразы, написанной на заборе, из серии «Машка – дура», любой более-менее ровный, желательно плоский объект служил Козявину полигоном для самовыражения. Он писал всё и про всех. Уличные вандалы-граффитистыискоса смотрели на его творческие потуги, но в полемику с ним никогда не вступали, довольствуясь своим куском стены или забора. Уже позднее он пытался написать настоящую книжку, основанную на прочитанных и скопированных в Интернете, в «Живом Журнале» чужих измышлениях, на чём и был пойман главным редактором детского издательства «Причудинские книжки», когда Козявин притащил туда свой высокоинтеллектуальный стодвадцатистраничный труд. Тогда издателя смутилоне только содержимое рукописи, которое он уже где-то неоднократно читал, но и предполагаемый автором десятимиллионный тираж книжки, а также отсутствие средств у заказчика на его исполнение.

В политику Станислав решил пойти только по убеждению и только из-за денег. Насмотревшись и наслушавшись рассказов и историй о сытой жизни депутатов, он решил прибиться к этой стае и потребовать свой кусочек бюджетного пирога.

Сначала он стал действовать правильно и обратился с заявлением о своём приёме в члены в «Главную партию страны». Туда его с удовольствием приняли, а вот стать кандидатом в депутаты – не предложили, сославшись на его молодость, неопытность и что-то там ещё. Партийный функционер, принимавший Козявина в ряды, похлопал его по плечу и твёрдо заверил, что лет через пятнадцать – двадцать он обязательно станет депутатом от правящей партии, если будет строго следовать её курсу и указам президента. Столько времени Станислав ждать не собирался, он обиделся и на следующий день написал заявление о выходе из партии. Подобные действия Козявин совершил практически со всеми политическими организациями и движениями города и, убедившись, что с ходу брод не взять, решил попробовать самостоятельно побороться за тёплое место в Законодательном собрании Причудинской области, но на пути у Станислава возникла очередная непреодолимая преграда – финансирование.

Денег у него, как и раньше, не было, и он решил брать неприступную крепость своим обаянием и хитрожопостью. Организовав благотворительный фонд под пафосным названием «Последняя надежда», он призвал всех городских «несогласных со всем» поддержать начатое дело копеечкой, дабы совместно бороться с вопиющей несправедливостью и бардаком, и не только на территории города, но и во всём мире в целом. Для того чтоб бурление в народных массах не прекращалось, он периодически подкидывал на растерзание публике всевозможные новости о творящемся безобразии в городе и области, благо материала в те времена для этого было предостаточно. Вдобавок ко всему Козявин успел взять кредиты во всех банках, твёрдо веря, что вернёт эти средства, как только станет депутатом, отпилив свой кусочек от бюджета. Так Станислав Козявин твёрдо вступил на скользкую дорожку политики.

Изучив папку от корки до корки, я приуныл. По сравнению этими с матёрыми волчищами я чувствовал себя скромной овечкой, хотя физически мог задавить любого одним пальцем.

– Не переживай ты так! – увидев моё смятение, посоветовал куратор. – Шанс есть всегда!

– Один процент! – мрачно пробурчал я.

– Вот! – радостно подхватил Пётр Константинович. – Один процент уже есть! Целый процент! Процентищще! Ладно, давай работать! – тут же осёкся он и позвал Леночку. – Что с листовками?

– Фотографии я отправила! В рекламном агентстве мне пообещали, что завтра передадут в типографию, если мы согласуем макет, и к четвергу всё будет готово! – отозвалась она из соседней комнаты.

– А где макет? – удивился куратор.

– У вас на почте!

Пётр Константинович жестом руки указал мне следовать за ним, и мы удалились в его кабинет. Скачав с компьютера макет и распечатав на принтере два листа, куратор протянул один мне, а сам жадно впился глазами в свой экземпляр.