– Бог-обманщик, Гипнос мне мстит
по повелению Богини-матери – ей ненавистен сын,
который непокорен и непохож на прочих сыновей,
и робких и послушных.
Вот, послушай.
В Лернее гидра воцарилась, тварь из Ада,
которую Богиня наша мать, своей побочной дочерью считала.
Имела семь голов, и головам, потребна кровь людей была, и ей,
с молитвами и заклиная небо,
окрестные селения присылали для трапезы ужасной
и детей, и дев, и юношей – по жребию.
Когда же
вошел в Лернейский я дворец и придавил
ногой змеиный хвост,
и стал дубиной
у гидры головы сшибать, Гипнос коварный
наслал такой тяжелый, липкий морок – до сих пор
мне видится во снах он -
голова дракона, вдруг стала головой царя-отца, почтенного и доброго к народу,
другая стала головой царицы -
и величава и нежна и сердобольна,
там головы змеиные вдруг стали
прелестными царевнами, но все
я сшиб без жалости.
Когда ж последнюю держал, сдавив рукою, и изготовился чудовище добить,
увидел, что держу в руке ребенка
прекрасного, как божие дитя – то мальчик был.
Смотрели мы с минуту
в глаза друг другу, стал уж разжимать
я хватку, жалости исполнен, вдруг увидел я стол обеденный с остатками кровавыми, и вмиг
сознание вернулось, и увидел -
у мальчика глаза змеи!
И я добил ее.
Прометей.
– А что Богиня мстящая, смирилась?
Геракл.
– Она обманщику, создателю иллюзий, богу сказок, кто всех утешить рад,
велела усыпить
людскую память.
Жители Лернея
теперь, когда змеиный яд иссох,
забыли зло, а помнят славу гидры -
и во дворце ее устроили алтарь,
из мрамора те лики изваяли и чтут их, как богов.
Прометей.
– Яд, значит, не иссох.
(появляется Гермес)
Гермес.
– Опять, Геракл, колышешь мироздание
и ход законов, установленных давно богами старыми, меняешь.