Путь инноватора

– Нет здесь металлолома и книги не нужны!

Я понял, кто здесь самый частый гость, кроме дворняг:

– Я – Шлыков. Олег. Наследник.

Человек не поверил:

– Кидай паспорт, нахлебник!

Я бросил вниз паспорт:

– Наследник!

Человек полистал мой документ :

– Вниз лезь обратно. Наследник. Не тронут они. Заждалась. Слава тебе Господи, нашелся хоть один из этой породы шлыковской. Давай живей! Гляну на тебя.

Спустившись, я понял, что Человек – это бодрая старушка неопределенного возраста 60-90+.

Старушка отложила в сторону какую-то берданку, прикрикнула еще раз на собак и протянула руку:

– Зинаида я. Григорьевна. Просто Баба Зина величай. Ну, пойдем все покажу.

Мы прошлись по остаткам фабрики. Всего-то уцелело какое-то железо из оборудования, склад с парой сотен никому не нужных в наше время валенок и музей Валенка.

Баба Зина заметила на моем лице разочарование:

– Все до единого целехоньки. Как новенькие. Это остатки из специальных партий.

Потом Баба Зина повела меня в свою сторожку, вернее в Музей. Ведь она была последним действующим работником фабрики – директором этого самого музея. То, что она рассказала мне, прояснило для меня все и изменило прежний настрой с капитуляции на желание побороться.

22. Рассказ Бабы Зины

– Ведь хозяин фабрики – родня тебе. Почему, думаешь, Шлыкаринск? Это от фамилии вашей. Шлыковых род. Ведь два брата было – твой прадед Егор Никитич и Фрол Никитич. Вот, фотография. Близнецы они были. А отец их, Никита Кузьмич, воспитывал по-разному. Фрол на хозяйстве остался, отцу помогать, а прадед твой, Егор стало быть, в Петербург учиться поехал. Ну и нахватался там в столице всякого, про коммунизм. И воевал Егор-то в первой мировой, а Фрол после смерти отца на войну с немцем не пошел, а фабрику поднимал. В общем, идейные разногласия были у них. Поэтому как большевики и Ленин власть поменяли, они крепко повздорили. Егор говорил, что все народу нужно отдать, а Фрол говорил – мое все, наше, семейное. Так они и не разговаривали. Друг от друга отреклись и не разговаривали. Но смотри, как похожи, как одно лицо!

Баба Зина вела меня по музею, показывала фотографии. Я удивленно смотрел и сокрушался. Два близнеца не смогли понять друг друга. Видимо, давно ни на фабрике, ни на заводе не было посетителей – Баба Зина проводила экскурсию с огромным удовольствием.

– И зря Фрол все не отдал, как Егор уговаривал. Все равно при Советской власти все изъяли. Но работали здесь все потомки Фрола Шлыкова. Валенки фабрика исправно выпускала. И какие! Во всех фильмах наши валенки, шлыкаринские. На выставках, вот глянь, медали золотая, серебряная. Есть тут в коллекции валенки, которые для первых лиц страны делали. Вот военный вариант. Вот для целинников. Вот для строителей БАМа. С клееной подошвой. А в восьмидесятые директорствовал внук Фрола. Семен Ипатьевич. Сын, стало быть, Ипатия Фроловича. И до самой приватизации. Мужик шибко был умный. И со мной был дружен. Я помоложе была его секретаршей. На все выставки брал. Это уж потом я в возрасте стала музеем заведовать. Он его под меня и открыл. Тут и баня в музее есть. Так он все по приватизации на себя оформил. Хозяином стал. Между прочим, породниться могли мы с тобой. Жениться он на мне хотел, как жена его умерла, предлагал. Но испугалась я. Рассказал он мне, что проклятие какое-то на Шлыковых. Бабы не уживаются. А я думала пожить подольше. Вот и Сеню, Семена пережила. А Семен Ипатьевич вас не забывал. Смотрел, переживал.

Я тут вспомнил, как дед приносил каждый новый год посылку, в которой лежали валенки, набитые конфетами:

– Так это его валенки и гостинцы были, получается?

Баба Зина вытерла лоб, заправила крашеные в русый цвет волосы под бейсболку с надписью МОТОКРОСС, и, взглянув на меня в упор, выдала то, что меня повергло в ступор:

– Он мне поручал, я и высылала. И он сильно сокрушался, когда узнал, что мать твоя из дома из-за этого проклятия и ушла. Не умерла она. Чай и сейчас живая. Молодая ведь ищщо …

Я очнулся от резкого запаха нашатырки. Передо мной было лицо бабы Зины и какого– то мужика. Мужик похлопал меня по щеке:

– Все, вернулся. Впечатлительный больно.

Баба Зина поднесла ко рту стакан:

– Выпей!

Я приоткрыл рот. Баба Зина влила мне обжигающий рот напиток, похожий на спирт:

– Радуйся, может найдешь ее. И теперь на фабрике одна надежда на тебя. А то последние годы и не работали толком. Так что тебе наследство отписано, ты и помогай. А мы с Борисом Ивановичем постережем. Муж он мой. Здесь работал. С Казахстана приехал. На Байконуре ракетами занимался. А тут валенки конструировал. Гений.

Гений и баба Зина вызвали какую– то местную машину, водитель которой за пять пар валенок отвез меня на электричку. Баба Зина на прощание приободрила меня:

– Все под контролем. Ты только по зарплате рассчитайся с нами побыстрее. Валенки нынче не в ходу. Тут, когда не платили, народ и сланцы войлочные из них вырезал. Не пропадать же добру. Мы с Борисом Ивановичем завсегда готовы помочь. Может, прогремит наша фабрика, как в былые времена.

23. Встреча с Вахтангом

Мне снова нужны были идеи. Я не понимал, что делать. Я был теоретически сиротой, но практически продолжателем великой династии инноваторов и промышленников, да еще с матерью, которая умерла только, видимо, в теории. Я обложился курятиной. И вдруг увидел, как в KFC заходит Вахтанг. Он был одет в форму сборной Германии по баскетболу. Какая у них форма я, конечно, не знал. Просто на куртке была надпись «Сборная Германии по баскетболу». Причем на двух языках. На русском, в том числе. Вахтанг молча сел за стол, как будто расстались мы только вчера.

Он достал из кармана удостоверение с нарисованным немецким флагом и гербом:

– Я здесь, чтоб помочь тебе. Как тебя найти все-таки просто. Вот меня все ищут, а я и не скрываюсь вовсе. У меня и визитка есть, и удостоверение. Член сборной Германии по баскетболу.

С курятиной он помог действительно быстро. Несколькими трехочковыми движениями закинул все из корзины себе в рот.

Курица только в сациви хороша. Это больше не ешь. Да и не помощник он тебе, – Вахтанг показал на полковника Сандерса. – Твой помощник – это совет доброго друга и его схема.

Вахтанг резко наклонился ко мне вперед и перешел на немецкий:

– Es ist das beste Schema, das sein kann (это самая лучшая схема, которая может быть)

Нужно сказать, что это у него вполне сносно получилось. Я заметил, что причиной разговора на немецком послужили двое постовых ГИБДДшников, зашедших на обед.

К счастью, я помнил целый куплет из Рамштайна и решил подыграть:

–Die Tr?nen greiser Kinderschar.

Ди Тренен грайзер Киндершар

(Слёзы толпы постаревших детей)

Ich zieh sie auf ein weises Haar

Их цих зи ауф айн вайссес Хар

(Я нанизываю их на седой волос)

Werf in die Luft die nasse Kette

Верф ин ди Луфт ди нассе Кетте