Путь инноватора

Вахтанг резюмировал нашу дискуссию:

– Ну и фули!

15. Прорывные технологии

Нам была выделено специальное помещение, мы имели доступ ко всем чертежам и схемам колонии. Работа закипела. Мраморный Биткоин и Схематоз Вахтанг, казалось, были готовы трудиться без выходных. Мы разделили работу. Биткоин занимался тяжёлым физическим трудом: сборкой основных узлов и деталей. Просил, конечно, чтоб электрику ему доверили, но, памятуя о том, что его лишило свободы, я решил сделать это сам. Плёвое же дело. По чертежам-то. Схематоз работал над схемами вентиляции, вакуумной системой и интеграцией их в коммуникации нашего корпуса колони. А Булыжник – старший прапорщик, как обычно, философствовал, глядя на какой-то очередной камень, о смысле жизни, счастье и охранял нас. Не доверял. Вот-вот должны были привезти в колонию вакуумно-гравитационную установку. С финансированием у нас проблем не было. Полковник нашёл спонсоров среди бывших рецидивистов, легализовавшихся с 90-х до вполне приличных размеров капиталистов и предпринимателей. Матросов продвинул в центральном аппарате идею бенчмаркинга, лучших мировых практик исправительной системы и прорывных технологий. Ему это не составило особого труда. Он лихо выступил на каком-то промышленном форуме. Я представляю, как он вещал с трибуны, держа руки за спиной, чтоб не поднять их вверх с торчащими и увеличившимися средними пальцами, в очках-хамелеонах, чтоб никто не заметил, как он подмаргивает. Просто Уго Чавес, упокой Господи душу его. Чавеса, в смысле…

«…Тюремная индустрия США, где преступность падает, а тюремное население растёт, производит 100% всех военных касок, ремней, бронежилетов, обмундирования и фляжек. В американских тюрьмах производят 98% от рынка монтажных инструментов, половину пуленепробиваемых жилетов, треть бытовой техники и наушников, мегафонов, каждый пятый офисный стул, даже авиационное и медицинское оборудование».

Такие индикаторы и призывы к их достижению не остались незамеченными. Пилотный проект решили поручить именно Матросову. Сначала, конечно, хотели, как в Америке, доверить только дрессировку собак-поводырей, но решили не мелочиться, потому что Матросов сделал главный призыв, сняв очки и, подняв, не выдержав, правую руку вверх. К счастью, в виде кулака, отчего стал похож на очередного лидера какой-нибудь латиноамериканской революции:

– Я предлагаю увеличить потенциальный доход тем, кто хочет вкладывать деньги в тюремный индустриальный комплекс для того, чтоб не отставать от ведущих тюремных экономик мира. Я гарантирую самую высокую производительность труда в отрасли!

Аплодисменты, по словам Булыжника, были такие, как будто весь мир погрузился в мрак энергосбережения от зависших датчиков движения. Пока вся колония занималась индустриальным прорывом, клепая бронежилеты, каски и какие-то приборы для авиации, мы проектировали и строили камеру 21 века. И тут, буквально за считанные дни до тестирования камеры, начали происходить совсем интересные события. Во-первых, ко мне на свидание попросилась Эльмира, а во-вторых, меня вызывали к прокурору.

16. Свидание с инноватором

Эльмира была чудно хороша. Она ни капли не изменилась. Привезла мне огромное количество курятины из KFC. Правда попросила, чтоб я съел все это позже. У неё всегда была аллергия на нагетсы и крылья.

Я грыз яблоки, пока она говорила:

– Олег, Олежек, Олененок!

Так она меня называла в приливе нежности, или когда ей было что-нибудь нужно. Сейчас, кажется, была версия нежности.

– Милый, прости, что я ни разу не появилась. Это мама была против. Она прочитала Бредбери, про эти одуванчики, и выяснила, что Клара там у него – это ведьма. Она сильно обиделась на тебя. Олененок, я так скучала. Никто не знает, что я здесь.

С яблок я перешёл на орехи, а она продолжала:

– Оленек, я так скучала по тебе. И не я одна, наш сын тоже.

Мой набитый кешью и миндалём рот не смог выдержать неожиданной новости. и изо рта орехи вылетели наружу, как слюна у верблюда. Освободившись, мой рот начал с ней тоже разговаривать:

– Подожди, постой, как так? Мы не виделись с тобой сколько? Да не может быть! Смотри, ну мышки, тушканчики, сурки, свинки там, месяц плюс минус.

Эльмира меня перебила:

– Вот и папа так говорит, и обещает найти отца.

Я подумал, что было бы хорошей идеей создать устройство по поиску настоящих отцов, но был слишком увлечён новостью:

– Я в Сизо шесть месяцев отсидел. И здесь почти год. И еще в Америке сколько был. Ну ладно, ты же не слониха, которой почти два года нужно, не верблюда женщина – ей год и месяц носить нужно. Я Оленек в конце концов, а не олень.

Последнюю фразу я почему-то произнес неуверенно. Эльмира засмеялась сначала, потом заплакала, потом снова стала смеяться.

– Прости… – сказала она сквозь смех и слезы, – Это нервное. Ты ешь своё KFC, ешь… Олег! Конечно, я не невеста слона, или верблюда, или буйвола. Я невеста инноватора. А вдруг какая-нибудь аномалия, и любовь делает чудеса? Революционные! Настоящие чувства – настоящие чудеса! Подумай об этом!

– Подожди, постой, – я отвлёкся от стрипсов с сырным соусом,– мы же с тобой ни-ни вот. Полный ни-ни. Ниней не куда. Как Клара просила – до свадьбы.

Эльмира не унималась:

– Смотри, у меня фотография есть, ему недавно годик исполнился. Видишь, уже проще. На один годик.

Она открыла фотографии на телефоне и протянула его мне. На меня огромными глазами смотрел обычный лысый и милый карапуз.

– Смотри, на тебя разве не похож? – не переставала биться за прорыв в репродукции человека Эльмира.

Конечно, в чертах лица что-то очень знакомое угадывалось, но не настолько. Нет, точно, не совсем мои. Себя-то я хорошо помню. Для верности я подошёл к зеркалу, приставив сбоку телефон.

«Да не, ну точно не я!» -подумал я про себя, но Эльмиру расстраивать не стал.

– Что, тоже не веришь в то, что такое возможно? Ты, прям, на маму мою похож. Она тоже не верит, что от тебя. Говорит, слишком нормальный ребёнок растёт. Любит его и называет внуком инноватора. Полковник Бредбери – инноватор. Очень смешно. Вообще все помешались на этом тоже. Олег, ну я буду все равно тебя ждать . Ты подумай, может приспособишь теорию под факт наличия у тебя сына от меня. Хотя бы теоретически.

Мне было сейчас не до этого. Ребята заканчивали подключение кислородных систем. Я был благодарен Эльмире за курицу и за ее надежду на чудесные счастливые чудеса. Я торопился закончить быстрее работу. И мое сердце было не здесь и не с ней, а там. И душа. В камере будущего. Тем более, я однажды уломал Эльмиру померить по– настоящему температуру тела. Конечно, все было невинно. Я все приспособил. Градусник я заменил на термопары. Она их сама ректально вводила. Датчик дистанционный был у меняв соседней комнате. Так 35,591 оказалось. Так что не совсем совпали. Ну, не моя температура. А этот метод считается самым точным. Точнее некуда. Ведь прямая кишка – это замкнутая полость с устойчивой температурой. Все знают. У нас вообще это был единственный момент близости, не считая поцелуев, да и то в щечку. Все вполне вписывалось в концепцию «НИ-НИ» имени Клары. Я торопился вернуться к работе, и Эльмира тоже торопилась куда-то, но на прощание сказала:

– Папа уже год в поиске отца и пообещал, что обязательно найдёт. И без всякого устройства. А в бутылке с минералкой есть встроенная капсула с шишечно-одуванчиковым самогоном. Папа лично изобрёл. Капсульный тайник. А в ней самогоночка-фреш. Этого года урожай. Олежек, Оленек, Оленик…

Я поймал себя на мысли, что мне впервые не понравилось, что меня назвали Оленем. Так нежность или все-таки что-то ей было нужно? Не понимаю…

Мы с Эльмирой попрощались. Я пообещал подумать надо всем, что она говорила. А своё главное изобретение назвать в честь пока ещё только ее сына – Дугласом. Ну и дали же имечко. Клары рук дело. Теперь осталось только с отчеством определиться. Олегович точно не вариант.

17. Диалог с прокурором

Прокурор, дяденька лет тридцати пяти, стройный, загорелый, с фигурой и взглядом пауэрлифтера, видел, кажется, инноватора живьем впервые. Как только я зашел в кабинет, он сразу убрал в сторону телефон, на котором, как я успел заметить, были фотографии из инстаграмма с изображением каких-то кошечек. Перехватив мой взгляд, он положил гаджет во внутренний карман, и начал смотреть на меня так, как будто я внешне был похож не на человека, а на какую-то зверушку. Сложно перестроиться с кошечек на инноватора. Поэтому я отнесся к этому с пониманием. Так мы смотрели друг на друга несколько минут. Наконец, он, вынув свой буравчик-глаз из моей переносицы, заговорил:

– Вот какая молодежь пошла. Все успеваете, только не то, что нужно…

Услышав его голос, очень тоненький, никак не соответствующей его суровой внешности, я не выдержал и начал смеяться.

– И все-то вам смешно. Живете играючи. Играючи, видимо, и ребеночка сделал. Играючи что-то там изобрел на деньги бюджетные, по заграницам поездил. И все смешно и весело. И раз плюнуть.

Я, корректно сдерживая смех, его поправил:

– Плевое дело! Товарищ прокурор, это у меня на нервной почве. Сами понимаете – не каждый день девушка беременеет от оленя.

– Ладно, там сами разберетесь. Оленя. Или тюленя. В общем, так. У меня есть три новости. Все три для тебя хорошие, а для государства не очень. Ну, первую ты знаешь. К тебе мать твоего ребенка приезжала? Все рассказала?

– Нет.

– Как нет? Вот тут у меня в справке. Свидание было?

– Ну, да, то есть нет.

– Ну, так нет или да?

– Ну. в смысле нет – не мать, и да – приезжала. Нет, не передавала. Да, было. Нет, не невеста. Да…

– А невеста, или как там у вас это называется? – в отношениях с которой, – про наследство рассказала? Какой Вы, все-таки, нахал!