– Ничего, – она покачала головой. – Это неважно. Но нам нужно продумать все до мелочей. Давайте обсудим еще раз, поверьте, это не тот человек, которого легко обмануть или запутать.
– Хорошо, – он нахмурился, откинул с лица светлую челку. – Обсудим еще раз.
– Капитанская дочка?
Она вздрогнула и обернулась.
Ослепительно-белая рубашка, и улыбка в тон. Старший брат заметно постарел. Или это образ такой, непривычный – она и не помнила уже, когда видела его не в военной форме. Похудел, зарос, борода просто неприлично длинная… и лишь глаза прежние, все так же горят тайным безумным огнем.
– Марита. Королева ночей… очей, я хотел сказать. Рад приветствовать тебя на этом прекрасном судне.
– Это не твое судно. – Она шагнула ему навстречу.
– А я разве сказал, что мое? Я сказал лишь, что приветствую, и что рад. Жаль, что ты не захотела сойти на берег.
Она протянула ему руку и он пожал ее, крепко, как мужчине.
– Как отец?
Марита покачала головой. Нет, нельзя позволять ему вести разговор – закружит, запутает.
– Как жена?
Он ухмыльнулся, поднял вверх большой палец.
– Хорошо парировала, молодец. Жена отлично, здорова и весела. А вот брат грустит.
– Вот как? – Она оглянулась, но Рауль уже куда-то испарился.
– Да. Скучает очень. По тебе.
– Ясно. – Засмеялась, отступила на шаг назад, вынуждая его последовать за ней. – Но теперь-то все в порядке? Я же здесь, – и мысленно: «Давай, команданте, давай, танцуй со мной. Шаг, еще один… в ритме. Три шага на четыре такта – румба, твоя любимая». – Слушай, он мне тут мохо предлагал… ты как насчет выпить?
Он усмехнулся.
– Мохо пусть дамочки пьют. А я тебе ром привез, самый лучший.
И она не сумела удержаться от гримасы ярости. Как в тот день.
– Брат передает вам ром
Рауль отводил руку в сторону, держал бутылку за горлышко, подальше от себя – словно змею.
– Предлагает напиться и все забыть? Где он? – она попыталась поймать его взгляд. – Где? Я тебя спрашиваю, чертов сукин сын, где команданте?! – сорвалась на крик, не выдержала, понимая, что фактически «закатывает сцену», как те самые часто упоминаемые команданте «дамочки».
Младший вздохнул.
– Он занят. Вы же знаете, команданте не принадлежит ни себе, ни вам. Кто-то другой может составить вам компанию? Например, я – как вам я?
Она отвернулась.
– Простите… простите за срыв… Но я не видела его уже месяц. Месяц, Рауль! Я… я тут совсем одна! Я ребенка потеряла, вы это понимаете?
– Помню. – Поставил бутылку, осторожно коснулся ее плеча. – Думаете, я мог забыть? И брат помнит. Он скорбит, как и вы, поверьте. Но сейчас у него просто нет возможности проводить время с вами, ситуация очень тяжелая. Страна фактически в руинах…
– Перестаньте, – она вскинула ладонь вверх, пытаясь отгородиться от него. – Перестаньте мне повторять эти его слова. Страна в руинах, население за гранью бедности… и все прочее. Раньше это не мешало ему проводить со мной время.
– Мешало и раньше. Но команданте такой человек, он, бывает, теряет голову… и все-таки однажды настает момент, когда приходится наступить себе на горло и вернуться к делам.
Марита усмехнулась, стараясь сдержать злые, рвущиеся наружу слезы.
– Себе? Он мне на горло наступает, мне!
Взяла бутылку, покачала в руке. И вдруг подумала, как приятно было бы сейчас разбить ее о чью-то голову. Например, о голову Рауля.
– Что же мне делать? Уезжать? Убраться отсюда к чертовой бабушке… как вы думаете, Рауль?
Он пожал плечами, улыбнулся примирительно.
– Можно уехать, а можно и остаться. На Острове свободы много мужчин…
– Капитанская дочь, не ходи гулять в полночь…
Они сидели в ее каюте, на диванчике. Рядом, почти соприкасаясь локтями, и все-таки далеко друг от друга – она отчетливо чувствовала это. В разных мирах.
– Помню, помню. Так постоянно говорил один офицер в романе русского писателя Пушкина.
– Поэта. Русского поэта.
– Ты говорил, писателя… погоди, так это роман в стихах?
Он усмехнулся, подвинул друг к другу круглые пузатые рюмки.
– Это роман в прозе. Но написал его поэт. Русские – загадочный народ… Кстати, герой был отрицательный, и он оскорблял девушку этой фразой, представь себе. Для русских есть что-то оскорбительное в ночных прогулках.
Она прищурилась.
– Ты хочешь меня оскорбить?
– А разве ты русская?
Плеснул в рюмки еще рома, наклонился к ней, заглядывая в глаза. И она невольно отодвинулась – там, на дне его глаз, клубилась тьма. Горячая, живая. Голодная.
– На сколько мне известно, нет.
– Это хорошо. Тогда не слушая меня и гуляй. Гуляй, капитанская дочь! – Поднес рюмку к ее губам, заставляя выпить. И неожиданно:
– Давай потанцуем.