Сердце Жанны

Сердце Жанны
Алексей Николаевич Загуляев

Неудачные роды в юности сделали взрослую жизнь Жанны лишённой былой романтики и необдуманных действий. Замкнувшись в самой себе, она словно заплелась в кокон, не давая возможности мимолётным чувствам сбить себя с толку. Но всё меняется, когда Жанна узнаёт, что её больному сердцу требуется срочная пересадка…

Алексей Загуляев

Сердце Жанны

Когда пришла пора придумывать название для своего брачного агентства, Жанна не стала долго размышлять – назвала его «Купидон». Да, не оригинально, избито, до безвкусия простовато, но она посчитала, что в таких судьбоносных вещах, как поиск своей второй половинки, не стоит оригинальничать. Никому же не приходит в голову назвать любовь между мужчиной и женщиной каким-то другим словом. Никто не говорит при свидании «ангел любви пронзил моё сердце стрелою страсти» – девяносто девять процентов людей просто констатируют: «я тебя люблю». И всем всё понятно. А оставшийся процент пусть делят между собой поэты – их вообще не интересуют семейные узы, им непременно подавай Лауру и Беатриче. А агентство «Купидон» не занимается баловством – это контора серьёзная и нацеленная на то, чтобы вместо романтических сонетов рождались в конечном итоге здоровые дети. И не то чтобы Жанна как-то недолюбливала поэтов. Совсем нет. Поэзию она читала, тем более что в своё время закончила ВУЗ на факультете романо-германской филологии. У неё не было претензий ни к Петрарке, ни к Данте – совсем иное обстоятельство из её жизни стало причиной более рационального подхода к вещам иррациональным, к коим относилась, само собой, и любовь. Обстоятельство это уходило корнями в её юность – не такую далёкую с точки зрения её возраста, но далёкую по внутренним ощущениям. В ту пору ей было всего пятнадцать. Эх… Словно другая жизнь – в голове ветер, гормоны бушуют, силясь найти выход, всё вокруг кажется интересным, доступным, интригующим, многообещающим… Кажется, что ты уже совсем взрослая, родительские наставления видятся теперь как какой-то анахронизм. И бунт по каждому поводу, слёзы и война по всякому запрету делать то-то и то-то. Ну как же эти, казалось бы, умудрённые опытом люди не понимают, что настало то самое время, когда нужно брать от жизни самое лучшее, самое искреннее и живое, самое настоящее?! Ведь пройдёт каких-нибудь пять жалких лет – и эта дверь навсегда захлопнется, и на неё повесят табличку: «Взрослым вход запрещён». В пятнадцать лет Жанна была натурой страстной и романтической. А будучи таковой, разумеется, не могла не влюбиться по уши в самого первого встречного красавчика, такого же ветреного, такого же жадного до жизни и думающего, что всё в этом мире лежит у его ног – только не поленись наклониться и взять. И сколько бы ни просвещали в школах относительно необходимости правильно предохраняться и хоть немножечко думать, прежде чем что-то делать, легкомыслие и вера в собственную неуязвимость почти всегда брали верх у подростков. Так случилось и с Жанной – её первая любовь закончилась неожиданной беременностью и необходимостью как-то этот вопрос решать. Надо отдать должное её парню – тот не испугался такого поворота, принял известие о будущем отцовстве если не с радостью, то, в любом случае, с достоинством. Он сказал:

– Жанна! Я буду всегда рядом. Я приму любое твоё решение. Если захочешь, мы уедем далеко-далеко, я стану работать, а через пару лет мы поженимся, и у нас будет самая настоящая семья.

Он был всего на год старше своей любимой. Работы он и в самом деле не боялся, парнем считался рукастым и с головой. Ну прям герой – жаль, Гомера на него не нашлось.

Может быть, они и в самом деле как-то смогли бы зацепиться друг за друга и выжить, если бы решились на авантюру с бегством из родительского гнезда. Но гнездо оказалось настроенным по этому поводу агрессивно. Родители парня первыми упредили назревавшую драму – просто переехали в другой город. Посадили своего балбеса в машину, не поведав ему о коварном плане, так что тот не успел даже толком проститься с Жанной.

Как же тяжело переживала девочка эту разлуку! Это была самая настоящая ломка, похожая на наркотическую. Её лишили не только любимого человека – её лишили смысла жить дальше. Она перестала ходить в школу, полностью погрузилась в себя, превратилась в безмолвную куклу с подглазинами и бледным, как у смерти, лицом. Родители стали бояться, что она, не приведи Господь, наложит на себя руки. Даже детектива наняли, чтобы тот следил за дочерью, когда она выходила за пределы дома. У них-то на девочку имелись совсем другие планы – вначале она должна выучиться, получить хорошую профессию, встать на ноги и только потом думать о собственной семье и ребёнке. Но Жанна для себя твёрдо решила – будет рожать.

– Имейте в виду, – говорила она с видом загнанной в угол волчицы, – если я сделаю аборт, то вы потеряете не только внучку, но и меня. У меня не останется выбора. Я покончу с собой.

И слова её прозвучали убедительно. Характер у девочки был железный, несмотря на всю её юношескую романтичность. Отец долго ещё убеждал супругу, что всё обойдётся, что не стоит им вестись на угрозы, не такая уж Жанна и непреклонная, как может на первый взгляд показаться. Но сердце матери подсказывало, что дочь, пусть даже и по случайности, но всё-таки навредит себе. И все втроём они в конце концов решили – ребёнку быть.

Жанна успокоилась, выносила до нужного срока плод, даже десятый класс сумела закончить на отлично. Первое время приятельницы смотрели на неё с усмешкой, многие из них сами имели за плечами аборты и не понимали, почему Жанна не поступила так же, как и они. Из семьи она была более чем обеспеченной, найти отличную клинику не стало бы никакой проблемой. Может быть, подруги завидовали её мужеству, а может, действительно полагали, что намерение родить с её стороны – глупость. Но к концу беременности и они начали проявлять искреннюю заботу, интересовались ощущениями Жанны, трогали её живот и умилялись всякий раз, когда ребёнок начинал шевелиться. В итоге вокруг Жанны образовалась большая группа фанатов. Уже точно было известно, что родится девочка. Все предлагали свои варианты имён – Эля, Майя, Кристина, Ангелина… Но Жанна решила назвать ещё не рождённую дочку Анной, просто убрав из собственного имени одну букву. Подружки фыркали и фукали, обрушиваясь с критикой на такую банальность. Но Жанна от своего не отступилась.

Между тем дошли до девушки слухи о том, что её парень, ни разу за девять месяцев не пославший ей ни одной весточки, благополучно обустроился на новом месте, совершенно забыв о Жанне и встречаясь со своей новой избранницей. Девушка долго не могла в это поверить. Она продолжала ждать, что он ей либо напишет, либо позвонит. Надеялась, пока ей не прислали адрес его свежей странички в одной из соцсетей. И Жанна собственными глазами увидела всё то, о чём ей рассказывали – всюду улыбающийся, ещё больше похорошевший её несостоявшийся герой не стеснялся выкладывать на страницу фотки со своей пассией. И даже страницу не закрыл для сторонних посетителей, будто специально хотел, чтобы Жанна рано или поздно это увидела. И как она могла ошибиться в этом человеке? Как так-то? Она носила под сердцем его ребёнка, а он словно на машине времени переместился в прошлое, вычеркнув Жанну из канвы собственной жизни. Это довольно сильно её подломило, почти так же, как в тот роковой день, когда встал вопрос об аборте. Желанный до того ребёнок сделался вдруг чужим. Внезапно обнаружив в себе эту мысль, Жанна испугалась. Но чем больше старалась она от неё отгородиться, тем сильнее её яд отравлял душу. Эта мысль была соткана из каких-то первобытных эмоций, над которыми оказался не властен её разум. Но пути назад уже не существовало. «Ну ничего, – успокаивала она себя, – со временем и это пройдёт. Надо только увидеть её Анечку, заглянуть ей в глазки, услышать её первый крик, дотронуться до её маленькой ручки. И всё наладится. Всё будет хорошо. Непременно будет».

Но всё получилось так, как никто не предполагал. Уже в роддоме начались осложнения. Самостоятельно родить у Жанны не получилось. Два дня она мучилась. И врачи приняли решение делать кесарево при общем наркозе.

Все эти дни перед операцией скомкались в памяти Жанны в одну нескончаемую ночь, наполненную страхом, отчаянием и болью. Она почти перестала воспринимать реальность, картинки плыли перед глазами, девушка периодически обнаруживала себя то в палатке на берегу Чёрного моря, то у бабушки в деревне возле пышущей жаром печки, то снова в роддоме, но не в палате, а в каком-то полутёмном подвале, куда её зачем-то увезли и бросили в одиночестве.

Когда наконец она пришла в себя, то ей с глубоким сочувствием сообщили о том, что ребёнок не выжил. Рядом стояла мать, державшая её за руку, а чуть поодаль потупивший глаза отец, на лице которого застыла нервная полуулыбка, пугающая своей болезненной неосуществлённостью. Жанна снова провалилась во тьму. Потом вспоминалась только долгая, показавшаяся бесконечной дорога на папиной чёрной «Тойоте». Автомобиль представлялся Жанне катафалком, а сама она мало чем отличалась от трупа – такое же иссиня-белое лицо, безвольно сложенные на животе руки, стеклянный взгляд, устремлённый за горизонт событий… Время от времени Жанна только спрашивала о том, когда похороны её Анны, интересовалась, какого цвета выбрали гробик и стоит ли приглашать подруг.

– Жанночка, – пыталась успокоить её мать, – ну что ты такое говоришь. Ты столько дней была без сознания. Мы всё уже сделали, как полагается. Похоронили в дедушкиной могиле. Не переживай.

В голове у Жанны это никак не укладывалось. Ну как же так? Несмотря на то, что ребёнок в утробе развивался чуть медленнее положенного, врачи не находили никаких особенных аномалий. Да и с организмом самой девушки всё было в порядке. Как могло получиться, что ребёнка не сумели спасти? Криворукие врачи? Так надо подать на них в суд! И она даже хотела было возмутиться и попросить отца задействовать свои связи, чтобы разобраться с медиками. Но, открыв рот, замерла. Нет. Зачем ещё глубже погружаться в этот кошмар?! Дочку всё равно уже не вернуть. Да если бы и существовала врачебная ошибка, то отец первым же предложил разобраться. На расправу он был лёгок и никого бы не пожалел, даже Жанну.

Весь этот мрачный период после возвращения домой пришёлся на летние каникулы. Как удалось Жанне выкарабкаться обратно в жизнь – она и сама не знала. Один день сменялся другим, на смену одной бессонной ночи приходила следующая. Шли дожди, сгибались под ветром деревья за окном, сияло жаркое солнце. Время лечило лучше любых таблеток. И к сентябрю единственным напоминанием о потерянном ребёнке остался только шрам на животе.

Жанна очень сильно возмужала за то лето. С неё окончательно спал романтический флёр. Даже в чувственных сонетах виделась ей отныне одна боль, одни лишь муки неразделённой любви и жалкие попытки вырваться из паутины невзгод. Она удалила ссылку на страницу бывшего парня – теперь он казался ей маленьким глупым ребёнком, – и задалась целью во что бы то ни стало выстроить свою жизнь таким образом, чтобы она отныне исключила любые необдуманные поступки. Школу закончила с золотой медалью, поступила в университет и выучилась, став переводчицей.

Исколесив полмира со всевозможными делегациями, она организовала в конце концов своё собственное дело – брачное агентство «Купидон», – и со всею серьёзностью и ответственностью занялась тем, что подыскивала желающим обрести свою половинку самые лучшие варианты. К тому времени интернет-пространство начали захватывать понемногу нейросети. Для подбора пар они оказались великолепным инструментом. Технологии были новыми и доступными далеко не всем. Результат был налицо – десятки крепких, счастливых семей и благодарных Жанне клиентов. Агентство заработало себе одну из лучших в области репутаций. Кроме того, Жанна обрела множество полезных связей, потому что в своё время сумела помочь людям из самых высших кругов, имеющих влияние, популярность и власть.

Всю последующую после окончания университета жизнь омрачили лишь два события – смерть мамы и полный разрыв отношений с отцом. От папы Жанна отдалилась уже давно, ещё со времён послеродовой депрессии. Так что по сути только смерть мамы стала на какое-то время для девушки испытанием. Но и с этим она справилась. И теперь крепко стояла на ногах.

***

Первые проблемы с сердцем появились у Жанны лет в семнадцать. Но как-то всё не находилось времени на то, чтобы обследоваться и упредить возможные осложнения. Сначала поступление в универ, жизнь на съёмной квартире вдали от родительского дома. Приступы становились всё чаще и длительнее, но нужно было перетерпеть – то практика на пятом курсе, то вдруг неожиданное предложение поехать на целый год на стажировку в швейцарскую Лозанну. Думала, что там, в Европе, найдёт время для посещения хорошей клиники. Но то ли смена климата и бытовой атмосферы сказались благотворно на сердце, то ли так вдохновили её новые впечатления… В общем, так и не сложилось с тем, чтобы сконцентрироваться на своём здоровье. Да и нужно ещё понимать, что представляет из себя Швейцария: чистейший воздух, бесконечная череда холмов, заснеженные склоны Альп, неспешная жизнь, будто застывшая где-нибудь в позапрошлом веке. В начале двухтысячных почти все конторы, в которых удалось побывать Жанне, продолжали использовать на своих компьютерах старый, как бивень мамонта, DOS. Жанна в совершенстве знала английский и довольно неплохо владела французским. Но швейцарский языковой колорит, в котором перемешались пять языков, позволил ей за год весьма прилично заговорить на немецком и итальянском.

Время, проведённое на берегу Женевского озера, оставило глубокий след в её памяти своим чарующим умиротворением и отсутствием каких-либо тревог.

Однако по возвращении домой сердце снова дало о себе знать. Жанна было уже собралась лечь на обследование, но в это время неожиданно умерла мама, и ей снова пришлось отложить намеченное мероприятие.

Отец после смерти супруги очень сильно сдал, растаял, будто пластилиновая фигурка под лучами палящего солнца. До этого Жанна не общалась с ним лет пять и поэтому только на поминках заметила, насколько же он постарел. Они перекинулись друг с другом парой дежурных фраз и на том опять разошлись – отец в свой осиротевший двухэтажный дом на краю соснового бора, а Жанна – в трёхкомнатную квартиру на тридцать пятом этаже элитной высотки, подаренную родителями ещё по случаю её успешного окончания университета.

Теперь ей совсем не с кем было поделиться ни своими маленькими радостями, ни своими проблемами. С мамой они могли часами болтать по телефону. Правда, с ней Жанна старалась быть деликатной и не обременять лишними переживаниями. Но всё равно это получался разговор по душам. А теперь – одна только пустота. Телефон молчал, в социальных сетях не появлялось ни от кого сообщений. И для Жанны стало невыносимо возвращаться в эту холодную квартиру с огромным окном, за которым терялся в дымке безучастный к её судьбе город.