– Что это? – вглядываясь в колючий, словно чертово сено, чапыжник[20 - Чапыжник – низкорослый густой кустарник.], тревожно спросил Гостевид.
– Кто его знает? – задумчиво ответил Радимир. – Кто-то ж сидит в этих кустах… А и пусть себе сидит. Идем. Домой, сосед, иди через мой двор. За хлев да огородом.
У Джеронимо все внутри похолодело: позади него, под чьей-то тяжелой ногой, хрустнула сухая ветка. Резко обернувшись, он в испуге закрылся руками…
Перед ним стоял Берцо. Криво ухмыляясь в сторону перепуганного Лонро, он в то же время силился что-то рассмотреть сквозь густые ветви кустов.
– Не вздумайте кричать, – тихо шепнул он, – и так вон собаку всполошили!
– Это вы ее всполошили, – возмутился Джеронимо.
– Неважно, – вяло отмахнулся торговец. – Да и не беда. Расы-то ушли.
Джеронимо, не вставая, бросил взгляд в сторону калитки. Там уже никого не было, лишь за высоким частоколом надрывалась от усердия хозяйская собака. Он снова недовольно взглянул на Ангуса:
– Но что вы тут делаете?
Берцо ухмыльнулся:
– Если вы еще немного полежите, эту собаку спустят с цепи. Идемте. Ничего интересного тут уже не будет.
Берцо с показным безразличием отправился прочь. Джеронимо ничего не оставалось, как подняться и поспешить за ним.
Хитрый лис Берцо умел обставить дело так, что Лонро, будь он прав или виноват, всегда чувствовал желание оправдываться. Сейчас Джеронимо не хотел этого делать. Он догнал Ангуса и ядовито заметил:
– А вы еще тот следопыт.
Берцо был непроницаем.
– Приходится. Ограждать вас от неприятностей – одна из моих задач.
– Но ведь я…
– Оставьте, – продолжал Ангус, – вы, как я погляжу, тоже не по годам находчивы и настырны. Признаться, мне так и не удалось подобраться к этим старикам ближе вашего. Едва только я вычислил в лесу самое удачное место, как уперся в ваши сапоги. От неожиданности я и наступил на ту злосчастную ветку!
Берцо говорил что-то еще, а сбитый с толку Джеронимо был растерян. Ему снова казалось, что слова старого Ангуса были полны отеческой любви, и чувство вины вновь охватило его.
– …так что, – продолжал Ангус, – раз она должна забрать кого-то и появится здесь не ранее завтрашнего рассвета, нам с вами нет смысла торчать тут среди этих корчей и муравейников.
– Она? – хватаясь за хвост улетающей фразы, опомнился Лонро. – Простите, Берцо, я что-то пропустил. Кого забрать?
Торговец смерил товарища недовольным взглядом и повторил:
– Завтра, не позже полудня, эта особа приедет сюда за кем-то. Похоже, за каким-то ребенком. Вот я и говорю, что нам с вами нет смысла торчать тут всю ночь. Придем с рассветом, все равно у русов позже не поспишь. …И то неплохо, – Ангус вяло улыбнулся, – хоть какие-то перемены. Завтра не придется в который раз с пристани пялиться на восход солнца – спрячемся в кустах и будем любоваться кое-чем другим. Надеюсь, ее ноги того стоят…
Утро встретило их густым туманом. Берцо, не выносивший подниматься рано, был до крайности раздражен, однако Лонро привык к этому, да и собственные мысли занимали его больше. Сегодня они покидали свое становище раньше обычного, но, к счастью, не привлекли лишнего внимания. В это время поднимались многие: кто-то собирался идти по реке, кто-то сговорился накануне о большом и выгодном торге где-то далеко и желал доставить свой товар засветло, по воде. В гудящих с рассвета до ночи становищах мало кого интересовало, кто и в какое время начинал свои торговые дела.
За то время, пока Берцо и Лонро добирались до скуфа, а затем обходили его стороной, окружающий их лес уже почти избавился от тумана и ночной прохлады. Ромеи остановились у дороги и, подставляя взмокшие спины солнцу, повели неторопливую беседу. Выглядело это так, будто они кого-то ждали. Подобное не вызывало подозрений у расен. В скуф чужакам ходу не было, поэтому многие из торгового люда частенько дожидались тех, с кем накануне сговорились о торге, вблизи селения.
Место для наблюдения оказалось удачным. Двор старика Радимира был как на ладони.
Одно плохо: если гостья заставит себя ждать, то к чужакам могут отправить кого-нибудь из штурмвоев внутренней дружины – на расспрос. Но и на этот случай Берцо уже придумал несколько правдоподобных отговорок, благо язык расен был ему знаком.
Вдруг Лонро насторожился. Со стороны леса все явственнее слышался топот копыт.
– Джеронимо, – прошипел сквозь зубы Ангус, – что вы замерли, как степной суслик?
– Лошадь!
– И что с того? Я тоже это слышу.
– Думаете – четник?
– Кто бы это ни был, – прошипел торговец, – вы должны стоять так же, как и раньше. Мы, слава Юпитеру, ничего плохого не сделали, так что бояться нам нечего.
Берцо развернул Джеронимо спиной к дороге и как ни в чем ни бывало продолжил разговор. Молодой человек, заражаясь уверенностью спутника, собрался что-то ответить. И вдруг Ангус замолчал. Лонро вздрогнул и оглянулся…
Она пронеслась мимо них словно молния! Ошарашенный Джеронимо проводил ее взглядом, широко открыв рот, как худой базарный мальчишка, следящий за увесистым кошельком дворцового повара. Берцо, позабыв о конспирации, не сводил глаз с высокой всадницы, которая уже спрыгнула с коня и, подойдя к калитке Радимира, трижды подняла и опустила тяжелое металлическое кольцо.
Дверь избы тут же распахнулась, и седой старик с радостью поспешил навстречу долгожданной гостье. Но та вдруг обернулась и бросила цепкий взгляд на ромеев.
Лонро не успел отвести взгляд, да и не мог.
– Боже! – вскричал он. – Какая же она…
Клубок третий
Не было сомнения, красавица прекрасно понимала, какое впечатление произвела на чужаков. Ей было не больше тридцати лет, и она была прекрасна. Молодой Лонро молил бога, чтобы тот дал ему возможность еще хоть немного созерцать это чудо, и бог услышал его молитвы.
– О! – вскрикнул кто-то недалеко от них. Этот был тот самый кривой дед, что вчера разговаривал с Радимиром. – Йогиня-матушка! – с волнением взывая к ней, он так спешил, что казалось – вот-вот бросит свою кривую темную палку и припустит к этой волшебной женщине бегом.
Йогиня торопливо зашагала навстречу хромому и обняла его, словно родного отца. Это происходило шагах в двадцати от ромеев: о, воинство Юпитера, как же она была хороша!
Высокая, светловолосая, изящная. Такие красавицы легко берут в плен сердца героев, царей и богов, заставляя их бросать все и безропотно подчиняться волшебным чарам.
Джеронимо казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло! Его манили эти гибкие руки, тонкие пальцы. Лонро просто сгорал от желания прижать их к своему лицу и целовать, целовать… Ее тугие светлые косы, спадающие из-под странного головного убора на высокую грудь, блестели в лучах утреннего солнца, словно новые выбеленные канаты царских кораблей. Они искушали молодого ромея, будя желание прикоснуться к ним, обладать их хозяйкой, быть причастным к ней…
«Никчемный старикан, – ругался про себя Джеронимо, – куда он ее уводит?»
– Вы тоже видите это? – прошептал где-то в стороне Ангус Берцо, и Лонро, очнувшись, понял, что неосознанно двинулся за стариками и женщиной. Он сделал шаг назад:
– Что?
– Ее сапожки!
Лонро только теперь обратил внимание на обувь красавицы… А ведь Массимо Агнелли был прав: на ногах лихой наездницы красовались поистине царские сапожки! Сшитая из добротного красного сафьяна, узконосая обувь была густо украшена паутинками золотых нитей, узорами из тонкой проволоки и дорогими самоцветами. При этом гордая расенка ничуть не выпячивала эту роскошь, напротив. Она запросто ступала по глубокой дорожной пыли, попирая все мироустройство, призванное почитать Золотого Тельца.
Берцо незаметно толкнул в бок своего молодого товарища.