Новому проезду от Якорной до Магнитогорской улицы 23 июня 2014 года присвоено название Брантовская дорога. Она примерно соответствует прежнему проезду с тем же именем, который существовал с 1912 по 1964 год и именовался по фамилии лесозаводчика, барона Василия Эммануиловича Бранта, к предприятию которого проезд вел. В Петербурге сохранился особняк Бранта (улица Куйбышева, 4), построенный по проекту Романа Мельцера в 1913 году. Сейчас в его залах расположена экспозиция Государственного музея политической истории России.
БРАТСКАЯ УЛИЦА
Эта улица находится в Пороховых; она проходит от Камышинской улицы до железной дороги Ржевка-Горы параллельно Лесопарковой улице. Название дано 14 августа 1958 года, когда получали имена прежде безымянные проезды на территории 2-го и 3-го Рабочих поселков, согласно постановлению, «в честь строительства Братской ГЭС». Впрочем, ныне название улицы связывают не столько с гидроэлектростанцией, сколько с самим городом Братском Иркутской области.
Братский острог на Ангаре был основан в 1631 году. Братство, а также равенство и свобода не имеют к его наименованию никакого отношения. Братскими людьми русские называли кочевавших в округе бурят, переосмыслив непонятное им имя народа. Во время строительства Братской ГЭС старое поселение было затоплено, а рядом в 1955 году основан новый город.
ПЛОЩАДЬ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ
12 августа 2014 года площадь на пересечении Московского проспекта, улиц Фрунзе и Победы получила имя в честь Аркадия (1925–1991) и Бориса (1933–2012) Стругацких, безусловно выдающихся представителей отечественной фантастики.
Младший брат, Борис Стругацкий, закончил школу с золотой медалью, дававшей право поступить в любой вуз без экзаменов. Тем не менее на физический факультет Ленинградского университета его не взяли из-за «пятого пункта» [1 - «Пятый пункт» – выражение, употребляемое в переносном смысле, означающее указание в документах национальности как факта принадлежности к определенной этнической общности. В случае Бориса Стругацкого «пятый пункт» – строка о еврейской национальности.], но взяли на математико-механический (отделение астрономии), куда во все времена был огромный конкурс. Правда, большинство желающих отсеивались на первом же экзамене по письменной математике, а остальных отправляли на отделение механики, где был постоянный недобор.
По окончании университета Бориса, вновь из-за «пятого пункта», не взяли в аспирантуру матмеха, но взяли в аспирантуру Пулковской обсерватории. Когда диссертация была уже готова, выяснилось, что аналогичную работу пятнадцать лет назад написал индийский астроном Чандрасекар (увы, публикации на иностранных языках в Советском Союзе были малодоступны). Так и не защитившись, Борис устроился в Пулковскую обсерваторию на должность программиста.
Аркадия весной 1943-го призвали в армию и направили в танковое училище, откуда он должен был отправиться на Курскую дугу. Какие у него были шансы выжить – очевидно. Но тут в училище появился некий полковник, набиравший курсантов в Военный институт иностранных языков. Он задал диктант, который без ошибок написали только пять человек, среди них – Аркадий. Так он попал в институт, где должен был изучать японский язык – советское правительство уже тогда планировало войну с Японией. Учился он неважно, часто сидел на гауптвахте, но язык выучил. Собственно, другого выхода у него не было – отстающих тут же отправляли на фронт.
По окончании института Аркадия отправили в школу военных переводчиков в Красноярский край. В 1955 году он уволился из армии и приехал в еще не вполне оправившийся после блокады Ленинград, но не нашел ни жилья, ни работы. Уехал в Москву, где благодаря тестю устроился во Всесоюзный институт научно-технической информации – писать аннотации к англоязычным публикациям. Позже перешел на должность редактора отдела фантастики в издательство «Детгиз» (с 1961 года – «Детская литература»).
Как-то Аркадий с женой Еленой приехали в отпуск в Ленинград. Идя по Аничкову мосту, Аркадий и Борис по обыкновению стали ругать тогдашнюю советскую фантастику. Елене это надоело, и она сказала: «Если вы такие умные, написали бы сами». Они тут же ответили: «И напишем!» – и даже поспорили на бутылку шампанского.
Первую свою повесть, «Страну багровых туч», они писали два с половиной года. Жили они в разных городах и работать приходилось по переписке. Получалось плохо. Впоследствии все крупные вещи они будут писать вместе или у кого-то дома, или, когда появилась возможность, в Доме творчества.
Еще два года ушло на попытки опубликовать книгу. Редакторам многое не нравилось: «Почему у вас советские космонавты ругаются?», «Почему у вас советские космонавты погибают?», «Почему у вас советские космонавты в полете пьют коньяк?» Коньяк авторам пришлось убрать… Если сравнить полный текст, впервые опубликованный в 1996 году, с более ранними изданиями, легко увидеть, как много было вырезано. Например, один из космонавтов (Дауге) сходит с ума, но в печатном тексте все сцены сумасшествия отсутствуют: сообщается только, что он тяжело болен.
Сами Стругацкие эту свою повесть не любили. В первом собрании сочинений, которое готовил Борис уже после смерти брата, ее поначалу не было, и только уступив требованиям благодарных читателей, он включил ее в дополнительный том. На самом же деле работа совершенно выдающаяся. Это повесть о подвиге, это настоящая героическая фантастика, рядом с которой можно поставить только роман «Непобедимый» Станислава Лема. Недаром оба стотысячных тиража «Страны багровых туч» буквально смели с прилавков. За эту повесть Стругацкие получили премию Ленинского комсомола – по сути, единственную оценку их творчества советской властью, если не считать медаль «За трудовые заслуги», полученную Борисом на пятидесятилетие. У Аркадия не было и этого – его юбилей пришелся на пик опалы.
Вообще советская власть относилась к фантастике весьма настороженно, не без основания считая, что это очень хороший способ говорить эзоповым языком о проблемах в стране. Когда некий чиновник на встрече с читателями заявил, что Стругацких нужно запретить, то на недоуменную реплику из зала: «Но у них же такие коммунистические книжки!» (имелся в виду в первую очередь «Полдень. XXII век») – он ответил: «Да, коммунистические. Но антисоветские!» Суть своих разногласий с властью сформулировали сами Стругацкие: «Мы считали, что коммунизм – это свободное общество свободных людей. А они считали, что коммунизм – это общество, где все беспрекословно выполняют их директивы».
С середины 1960-х публиковаться им становится все труднее. «Улитку на склоне» напечатали по частям: половину в ленинградском сборнике «Эллинский секрет», половину в журнале «Байкал». Вторая публикация вызвала скандал, усугубившийся тем, что в том же номере была напечатана статья уехавшего вскоре из страны Эдуарда Белинкова про Юрия Олешу – «Сдача и гибель советского интеллигента». «Сказку о тройке» категорически отвергла «Детская литература», и в итоге ее взял журнал «Ангара», потребовав сократить вдвое. Скандал получился гораздо сильнее предыдущего – в журнале разогнали редколлегию, номер изъяли из библиотек и вплоть до прихода к власти Андропова в 1982 году даже упоминать о повести было запрещено.
«Гадких лебедей» же напечатать тогда вообще не удалось. Без согласия авторов их издал эмигрантский журнал «Грани», и хоть времена процесса над Синявским и Даниэлем [2 - Процесс Синявского и Даниэля – уголовный процесс в СССР против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Длился с осени 1965 года по февраль 1966 года; обвинительный приговор вызвал международный скандал и протесты внутри страны, положившие начало диссидентского движения в СССР.] прошли и за публикации за границей уже не сажали, Стругацким все же пришлось поместить в «Литературной газете» письмо, где они выражали возмущение фактом публикации. Надо сказать, что в «Гранях» прекрасно понимали, что у авторов будут неприятности, но считали, что это и хорошо – больше будет противников советской власти.
На протяжении всех 1970-х книги Стругацких почти не публиковались, а новые работы печатались далеко не в самых престижных, хотя и любимых читателями журналах: «Юность», «Нева», «Аврора», «Знание – Сила». Платили там гроши, из-за чего Борису пришлось продать свою коллекцию марок и вернуться на работу в Пулковскую обсерваторию. Аркадию было проще – он мог зарабатывать на жизнь переводами с японского (переводы с английского братья обычно делали вдвоем). Помимо этого он вместе с Андреем Тарковским писал сценарии для «Таджикфильма». Из этих сценариев известны два: «Берегись, Змей!» о борьбе с басмачами и «Семейные дела Гаюровых» по повести таджикского писателя Фатеха Ниязи. Последний сценарий был напечатан в журнале «Памир».
Тарковский, задумав снимать фильм «Сталкер» по повести Стругацких «Пикник на обочине», привлек братьев к написанию сценария. Процесс был крайне мучительным, преимущественно для Аркадия (Борис находился в Ленинграде и с Тарковским не общался принципиально). Каждый раз Тарковский говорил: «Не то», а на вопрос «А что „то“?» – отвечал: «Откуда я знаю? Вы писатели, вы и думайте». Дело сдвинулось только тогда, когда Аркадий предложил: «А может, ну ее, эту фантастику?» Тарковский ответил: «Вот! Я и сам хотел это предложить, да боялся, что вы обидитесь». В итоге сценарий был принят с одиннадцатой попытки.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: