Они не такие.
Их нельзя любить. Нельзя страдать из-за них.
Можно лишь трахать.
Трахать.
Трахать.
Использовать из, чтобы заглушить Это.
Эту злобу.
Этот голод.
Их нужно потрошить. Пить их кровь, утоляя свою жажду, после – бросать в костер их обглоданные кости, чтобы двигаться дальше, выстраивая себе дорогу из раздробленных черепов.
Она не такая. Не похожа на них. Ей можно доверять. Отдаться и забыться в ее теплых объятиях.
Можно быть с ней искренним, ведь мы знакомы столько лет.
Даг заглушил двигатель в конце квартала, оставшись наедине с одиноким фонарем и парой мусорных баков, неподалеку от своего дома. Он потер глаза и закурил, не открывая окно.
Сколько лет… сколько лет
Он провел рукой по вытертому до дыр рулю.
Мы уже не то, что прежде. Не так хороши.
Брось.
Ты знаешь, о чем я.
Только не надо перебивать. Дай договорить.
Дорогая.
Любимая.
У меня нет никого роднее тебя.
Нет, и никогда не будет.
Он вынул из бардачка бутылку без этикетки и жадно отхлебнул, словно стараясь заглушить жажду.
Что?
Ты тоже хочешь?
Тоже не прочь?
Какие проблемы.
Он перевернул бутылку и начал усиленно поливать все вокруг себя. Заднее сидение, приборную панель.
Каждый дюйм, попавшийся на глаза должен быть проспиртован.
Ну, как?!
Достаточно?!
Хватит тебе?!
Может, сигаретку?!
Хочешь?!
Хочешь, я тебя спрашиваю?!
Давай закурим!
Спичка чиркнула о приборную панель, оставив за собой черный след, который тут же превратился в огненную полосу.
Никогда не любил пьющих женщин.
Машина полыхала изнутри, но Даг так и не пошевелился. Он продолжал сидеть и смотреть до тех пор, пока огонь не поглотил его глаза. Смотреть, как погибает то, что он больше всего любил.
То, что больше всего ненавидел.