Я – Распутин. Сожженные мосты

Заклеил конверт, убрал в сейф. Отдам при случае Палицыну. Он глава Генштаба – ему и карты в руки.

Раз уж начал писать – накидал перспективный план развития армии. Приоритет наземным войскам, никаких проливов нам на хрен не нужно в этой приближающейся мировой бойне – если удастся завалить Германию, добить потом Турцию труда не составит. А вот если с немцами справиться не получится…

В кабинете появилась Лохтина с подносом.

– Чаек, отче…

– О! Самое то… – Я обжигаясь хлебнул чая. – Все выучили, что велел?

– Да. На послезавтра Птицын снял зал. – Лохтина поправила воротничок блузки. – Страшно!

– А ты не боись, я тебя сейчас успокою. – Я подхватил женщину, повернул ее к себе спиной, наклонил к столу. Задрал юбку.

– Отче! Гриша… ох…

Лохтина сама подалась ко мне, уперлась руками в столешницу.

Звенели чашки и стаканы, упали карандаши и перьевые ручки на пол, а я все успокаивал и успокаивал Ольгу. Да и сам снимал стресс.

Наконец Лохтина, поправив одежду и поцеловав меня в ухо, ушла, а я смог перевести дух и вернуться к армейским делам. Пушки, снаряды, ружья, патроны, колючая проволока. Пулеметы и пехотные мины. То есть большой мобилизационный запас. Шесть-семь новых заводов, склады. Работа в две смены. Вполне реально за семь лет накопить нужный объем боеприпасов и вооружений. Что еще? Бронепоезда. Но этим можно заняться и позже, чтобы секрет раньше времени не утек немцам. А вот оборонная промышленность – нет, не ждет.

Значит, надо ехать в Европу.

Сначала к немцам. Потом во Францию. Захватить Англию, посмотреть на знаменитый «Дредноут», который спустили со стапелей в прошлом году. Собственно, с него и началась гонка вооружений в Европе.

Если не выгорит с Францией и Германий, придется тащиться за океан. У янки вполне можно купить пороховые и патронные заводы. Эти продадут что угодно и кому угодно, лишь бы были деньги.

Я взял бумажку, прикинул свои финансы. Двух миллионов мне даже близко не хватит. Да и освободятся они только летом. Значит, нужны еще деньги. Много денег.

Откуда их взять? Касса ЦК эсеров. Это раз. Патенты на настольные игры и отчисления от иоаннитов. Это два. Спекуляции на бирже. Тут были некоторые прорывные идеи. Это три.

Нет, даже если вытряхнуть деньги из эсеров и биржи – капиталов не хватало. Ведь еще была авиационная тема. Завод моторов минимум в тысяч пятьсот встанет. Как там говорил Наполеон? Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

Глава 3

Вы никогда не готовили съезд? Ну или семинар хотя бы человек на сто в загородном отеле? С иностранцами? Потому как у нас различия между делегатами – как между русским и японцем, например. Вот взять профессора Вернадского и какого-нибудь неграмотного полуюродивого мужичка из иоаннитов – небо и земля, а оба делегаты. А еще староверы, толстовцы, промышленники, колонисты, не считая лезущих, как тараканы из щелей, репортеров и любопытных.

Ну, с ними я разобрался методами двадцать первого века, отрядил Перцова и дал ему команду создать свой пресс-центр с фуршетом и машинистками. Никакой журналист ведь не откажется выпить на халяву и потому непременно придет в лапы Перцова. А там пресс-релизы утром и вечером, барышни симпатичные за печатающими машинками, телефон для связи с редакцией, стол с напитками и закусками и даже временный телеграфный аппарат – ну кто после такого полезет в зал, слушать, как собачатся делегаты или бубнит с трибуны косноязычный оратор?

– Необычное вы предлагаете. – Перцов ходил с круглыми глазами по пресс-центру. – Но так думаю, что наш брат-репортер непременно сюда заглянет и наружу не выйдет, я эту породу отлично знаю! Хорошая приманка, а уж дальше мы им подскажем, что писать. Ловко, ловко, который раз смотрю на вас, Григорий Ефимович, и удивляюсь!

– Ты не удивляйся, ты дело делай, – грубовато прервал я его излияния, хотя было приятно, не скрою.

Припахать пришлось всех, даже боевая группа носилась по городу в поисках гостиниц и зала человек на триста минимум, да еще чтобы простую публику пускали, и так далее. Сняли «свадебный дом», где купеческие свадьбы гуляли и за столом до двухсот гостей помещалось. А без столов – как раз наш съезд. Под «тилихентов» выкупили целиком две гостиницы рядом, не люкс-модерн, но приличных. А кто морду будет воротить, так никого не держим, не нравится бесплатная – город большой, иди, ищи другую. Иоаннитам да колонистам сняли три дома в соседних кварталах, зарядили плотников сколотить нары, Маня Шепелявая нагнала баб-общинниц, организовала кухню с уже привычной нам раздачей.

Ах! Да! Евстолий великое совершил, провел полную паспортизацию общины. У Лауница по моей записке выцыганил бланки паспортов, всех переписал, ну под это дело мы и Елену легализовали. Хотя без косяков не обошлось, были кое за кем неприглядные делишки в прошлом, даже Филиппов приезжал, пришлось с людьми говорить и после того, как мне на кресте поклялись, поручаться за них перед полицией. Буквально на поруки взял.

Съезд открыли в Великую среду, на Чистую неделю. Боцман специально абонировал соседнюю баню и загнал туда всех «общежитийных» делегатов, приглашенный парикмахер всех подстриг-подровнял, бабы одежду начистили-нагладили, и потому все выглядело весьма благопристойно.

Начали с парада, закончили скандалом. Даже тремя.

К украшенному лапником и бело-черно-желтыми розетками из лент подъезду свадебного дома, на ступенях которого стояли наиболее уважаемые делегаты, по улице двигалась необыкновенная процессия.

Впереди ехал новоиспеченный автомобилист в моем лице. Правда, не за рулем, а всего лишь пассажиром – разобраться в управлении здешних машин не хватит, наверное, и месяца, настолько все замысловато. Так что рулил специально нанятый шоффэр, а я вместо руля сжимал в руках древко с развевающимся имперским знаменем.

Эх, надо было пошить фуражку и шинель в стиле комиссара из вархаммера, но и так неплохо вышло. Следом за мной, под горн и барабан, шла колонна воспитанников Ушаковской колонии. Методика «молодежь приветствует делегатов съезда» была отработана в позднем СССР до мелочей, и я посчитал, что есть смысл внедрить ее несколько ранее. Вот и дошли ребята до крыльца, четко повернулись (ага, месяц строевых тренировок), и самый голосистый зачитал послание нового поколения. В стихах, само собой (еще месяц мытарств, но тут хоть Елена помогала и вообще образованная публика из ближников).

Получилось на ура – кое у кого из делегатов глаза явно на мокром месте были. В таком размягченном состоянии орггруппа аккуратно пропихнула первичные документы и решения – состав президиума, повестку дня. Приняли либо единогласно, либо с минимумом воздержавшихся.

Программу трудовых колоний встретили вообще овацией, и неудивительно – нам ее разработал руководитель московской колонии Шацких. Я и не знал, что тут с идеями о трудовом воспитании серьезно работали еще до Макаренко, а вот поди же ты… Станислава Теофиловича нам нашел все тот же Булгаков, сидевший ныне в президиуме съезда. Нашел и представил мне лично, и ни разу не прогадал. Ну вот правда – в Москве 1906 года жил и работал человек, который создал настоящий… Дом пионеров! Потому как иначе назвать его «Дневной приют для приходящих детей» и не получится. Кружки-мастерские – слесарные, столярные, швейные. Музыкальное образование (сам Шацких, кстати, классно пел, а жена у него вообще профессиональный музыкант, она-то нам «Смело мы в бой» и прочее оркестровала, или как оно там называется – в общем, теперь наши песни по нотам любой оркестр исполнить может, пора песенник издавать). Педагогика сотрудничества (!). Детское самоуправление (!!). Воспитание коллективизма (!!!).

Неудивительно, что на деятельность Шацких косо смотрела полиция – никак малолетних социалистов растят? Да еще формально Станислав был католиком, что тоже не прибавляло любви властей к нему. Ну вот угораздило человека родиться в семье смоленской шляхты… А нам он зашел как патрон в обойму – идеи совпадают, есть возможность для экспериментов, которой он был лишен ранее, а что католик, так у нас в партию все христианские исповедания берут.

Образования он был хоть и неполного, но разнообразного, успел поучиться и на мехмате МГУ, и на медицинском факультете, и даже в Сельхозакадемии. Мы с ним три или четыре раза поговорили по нескольку часов, и я теперь точно уверен, что для московского приюта лучшего человека и не сыскать. А пойдет дело хорошо – пусть ведет тему во всероссийском масштабе. И создает нам комсомол вместе с пионерией и октябрятами. «Молодая Россия», чем не название? Или уж «Ангельская», для пущего эпатажа?

Только Феофан, прибывший на съезд во второй половине дня, сидел смурнее тучи. И все чернорясные, что вокруг него вились, тоже мрачнели и мрачнели. Я в перерыве послал было капитана хоть немного разговорить, но тщетно.

– Будто язва у него разыгралась, на все смотрит косо, что ни скажешь – все не так, – доложил после перерыва Стольников.

– Да какая сейчас язва, пост же?

– Ты, отче, уж извини, человек простой, но я навидался этих постников. Коли рыбное можно, так икру бадьями на стол иереям несут, стерлядь аршинную, да мало ли чего еще.

– А коли и рыбное нельзя?

– На то монастырские повара-искусники есть. Такое из разрешенных продуктов сготовят, ум отъесть можно. Ну а коли скоромного захочется, иереи себе такой грех отпускают. Постники, прости господи…

И это вполне православный и глубоко верующий человек мне сказал. Прогнил здешний идеологический отдел, насквозь прогнил. Но ситуации с Феофаном это не отменяло, чем дальше, тем больше он высказывался в духе капитана Смоллетта из мультика «Остров сокровищ» – мне не нравится этот съезд! Мне не нравятся эти делегаты! Мне вообще ничего не нравится!

Надувался он, надувался, насколько это возможно при его субтильном телосложении, да и лопнул, ухватил меня за рукав и, брызгая слюной, шипел, что я специально зазвал на съезд раскольников и католиков и вообще берега попутал. А когда я попытался возразить, что все партийные документы ему заблаговременно были присланы для ознакомления и что там прописаны «все христианские конфессии», Феофан вообще вышел из себя и свалил. Хорошо хоть проклятиями не осыпал, но все равно впечатление на свидетелей это произвело гнетущее.

– Язва у него, – развел я руками. – Оттого отец Феофан столь раздражен. Помолимся за здравие, братья.

Следом за мной нерешительно перекрестились и все остальные, а я продолжал класть крестные знамения, и понемногу тяжелое настроение отступило. И как оказалось, вовремя Феофан свинтил, страшно даже подумать, что он выкинул бы, останься дольше.

Ведь следующим пунктом у нас было выступление Лохтиной. Елену на трибуну не пустили, решили, что слишком молода и не надо совсем уж дразнить гусей. Даже появление Ольги вызвало в зале сдержанный ропот, а уж когда она выдала согласованный текст… Впору начинать агитационную кампанию под лозунгом «Женщина – тоже человек!», а то некоторые явно с этим не согласны.

И ведь в феврале все прошло на «ура». Ну почти. Выступление перед журналистами, отличная пресса, в том числе западная, восторженные отзывы у передовой публики. Непередовая, конечно, заклеймила, но тут Столыпин выступил в Думе со своей знаменитой речью «Не запугаете», и общество переключилось на травлю «реакционеров» из правительства. Реакционеры ответили, началась еще большая свара. Она и помогла нам выйти из-под удара, а заодно собрать большой отклик по всей России. Откуда только ни приходили письма и телеграммы. Почтальоны мешками носили. Благодаря этому мы резко нарастили численность партии, и вот поди ты… Опять огребаем.

Напрямую мне никто вечером и поутру после начала съезда не пенял, но многие опять высказывались в том смысле, куда, мол, бабы лезут? Их дело у плиты стоять и детей нянчить, а уж мужики сами все доправят.

Пришлось срочно использовать метод Ходжи Насреддина – пусть знающие расскажут незнающим. Интеллигентная часть съезда «женский вопрос» полагала несколько несвоевременным, но восприняла в целом вполне спокойно – благо в марте первые в мире женщины-парламентарии внезапно были избраны в сейм Великого княжества Финляндского. Вот я их вечерком и собрал, и толкнул речь на тему, что половина населения в России – женщины, их тоже надо освобождать и приближать к Богу. Тем более что все мы, как христиане, Богоматерь почитаем. С моими доводами образованная часть делегатов, хоть и не без колебаний, согласилась и поутру принялась агитировать необразованную. А я себе галочку поставил – по скользким вопросам такие команды пропагандистов надо иметь заранее. И вообще, такой вопрос надо было сперва обсудить кулуарно, подготовить и только потом…

Если это потом будет. Потому как агитация вызвала отторжение и бурные споры, и как бы не раскол. Я с ближайшими соратниками метался от группы к группе и пытался пригасить скандал, но все было безуспешно до тех пор, пока к нам не заявились гости.

Целая толпа мужиков в картузах, черных полупальто, с хоругвями вломились в зал. Охрану буквально продавили телами, но тут вскочили иоанниты, встали стеной.

Возглавлял пришедших грузный лысый мужик с седой бородой.