Покрывало Изиды

–Я, пожалуй, приму душ,– вежливо отказался от его предложения Марат.

–Разве ты не знаешь, что русские не моются по будням? В цивилизованном мире многие считают, что мы, как сто лет назад, один раз в неделю ходим по субботам в баню. Нужно поддерживать репутацию,– ёрнически заметил Коновалов.

–А я только наполовину русский. А наполовину татарин,– самоиронично парировал Баишев.

–Тогда тебе можно…,– шутливо махнул рукой Сергей и вышел из ванной комнаты.

В гостиничном номере после вчерашних увеселений царил абсолютный бедлам. Пустые бутылки, стаканы, грязные тарелки, салфетки и объедки были разбросаны повсюду: на столе, на тумбочках, на полу и даже на измято-разворошенной двуспальной кровати, под которой валялась пара использованных презервативов. Коновалов, не обращая ни малейшего внимания на этот разгром, плюхнулся в глубокое кожаное кресло и, включив телевизор, стал бессмысленно переключать канал за каналом. Когда он, наконец, остановился на каком-то музыкальном клипе, из ванной упругой походкой вышел освежённо-бодрый Баишев.

–Может, немного приберёмся?– без особого энтузиазма предложил он.

–Не порть нашу репутацию – пусть убирается горничная. Мы ей оставляем хорошие чаевые,– лениво отмахнулся Коновалов.– По легенде мы с тобой типичные русские свиньи. Наворовали денег и приехали прогуливать их в Лондоне.

–Свиньи не ходят по музеям,– резонно возразил Баишев.– Тем более три дня подряд.

–Русские свиньи ходят. Потому что у них загадочная русская душа…

–А у русских свиней даже душа имеется?

–Ещё какая – щедрая и необъятная, как их родина!– цинично рассмеялся Коновалов, засовывая в карман новую бутылочку виски.– Собирайся! И прополощи рот каким-нибудь бухлом, а то как-то подозрительно трезво выглядишь…

Через двадцать минут псевдотуристы вышли из гостиницы, а ещё через час высадились из пригородного поезда на вокзале города Мэтфилда.

Город был знаменит своим колледжем и музеем. В середине восемнадцатого века стремительно растущая Британская Ост-Индская компания получила королевский патент на создание собственного учебного заведения. Мэтфилд, находящийся тогда в сорока милях от Лондона, был известен давними богословскими традициями Собора Андрея Первозванного, но городскому руководству было не чуждо и светское образование. Именно там богатейшая британская компания приобрела средневековый полуразрушенный замок и превратила его в колледж, мало чем уступавший престижному Итону. Но в отличие от этлгл рафинированного аристократического заведения в Мэтфилд принимали юношей из небогатых семей, решивших связать свою жизнь и карьеру с постоянно расширяющимися Юго-Восточными колониями. Им преподавали управление, экономику, востоковедение, военное и морское дело. Благодаря грамотно построенному обучению через шесть лет из колледжа выходили молодые специалисты, вполне способные руководить небольшим туземным княжеством. Многие выпускники, проработавшие на Ост-Индскую компанию всю свою сознательную жизнь, выйдя в отставку, возвращались именно в Мэтфилд. Привыкшие к восточному менталитету они держались друг друга и своей альма матер и образовали, как сами шутили, особую индо-британскую касту. Регулярно навещая родной колледж, эти отставные чиновники поддерживали в нём то, что теперь в одних учебных заведениях называют корпоративным духом, а в других патриотическим воспитанием. В начале девятнадцатого века достопочтенные отставники обратились к руководству Ост-Индской компании с предложением открыть при Мэтфилдском колледже Музей Востока. Компания предложение поддержала и выделила на эту цель средства, сопоставимые с годовым бюджетом небольшого индийского княжества.

На строительство и обустройство музея ушло больше пяти лет. Снаружи он был стилизован под индуистский храм, содержавший архитектурные элементы знаменитых священных комплексов Джаганнатха, Лингараджа и Конарака. Внутри два вводных зала были посвящены истории Британской Ост-Индской компании, а остальные буквально битком набиты всевозможными старинными артефактами, вывезенными из Индии, Юго-Восточной Азии и Китая. Провинциальный музей, прославляющий могущество английских колонизаторов очень быстро обрёл широкую популярность и в него стали приезжать посетители не только из близлежащего Лондона, но и из других более отдалённых городов. В 1874 году после ликвидации Ост-Индской компании, Мэтфилдский колледж перешёл под государственную юрисдикцию, а Музей Востока стал филиалом Британского Музея. Вход в него был бесплатным, а фотосъёмка разрешена как угодно: хоть со вспышкой, хоть со штативом.

–Вот это я понимаю – демократия! Не то что у нас: со своих граждан столько-то, с иностранцев столько-то, а за фото-видео извольте заплатить отдельно!– откровенно позавидовал Сергей Коновалов, снимая с различных ракурсов центральный фасад, сложенный по подобию храма Солнца в Конараке.

–Можно подумать, ты у нас часто по музеям ходишь,– насмешливо парировал Марат Баишев.

–Пока нет, но дочка подрастёт – придётся поневоле ходить-развивать.

–Ну-ну…

Накануне друзья уже посещали этот музей, и поэтому, пропустив два вводных зала сразу же направились в третий к поразившей их коллекции старинных анкусов – специальных багров для подгонки рабочих и боевых слонов. Их массивные короткие рукоятки из дорого дерева и слоновой кости буквально слепили глаза своей роскошной отделкой – драгоценными камнями и декоративными накладками из золота и серебра.

–Хотел бы я заиметь хоть одно такое стрекало…,– мечтательно протянул Коновалов.

–Помнится, Маугли тоже добыл себе княжеский анкус, да вовремя потерял,– окоротил его несбыточные мечты Баишев.

–Я не Маугли, и уж тем более не крестьянин, который его потом нашёл.

–Ну-ну,– скептично покачал головой Баишев и предупредительно добавил.– Я, пожалуй, пойду, барельефы посмотрю.

–Порнуху, что ли?

–Не порнуху, а Камасутру…

Вдоволь налюбовавшись раритетными анкусами и сделав два десятка фотографий, Коновалов перешёл в следующий зал. Там в углу имелось несколько барельефов, вывезенных из храма Солнца. На них мужчины и женщины занимались любовью в самых причудливых и невероятных позах. Баишев, словно Роденоаский “Мыслитель”, нахмурив лоб и подперев рукой подбородок, недоумённо рассматривал одну из откровенных скульптур.

–Как ты думаешь, такое возможно?– вполне серьёзно обратился он к подошедшему Коновалову.

–Для нас – нет. А для индусов вполне – они же йоги,– шутливо отозвался тот.

–Мне кажется, что ни один йог не сможет так извернуться и извратиться,– по-прежнему серьёзно продолжил Баишев.

–Мне тоже. По-моему, это чьи-то нездоровые фантазии,– согласился Коновалов и хмуро добавил.– Мне бы не хотелось, чтобы моя дочь увидела такое в музее.

–Она ещё ничего из этого не поймёт.

–Тем хуже – начнёт расспрашивать…

Послонявшись по залам ещё с полчаса, друзья покинули музей, демонстративно сделали под камерой наблюдения по несколько глотов виски из захваченной с собой бутылочки виски и направились к ресторану “Орисса”. При входе в заведение расслабившийся Коновалов едва не сбил с ног какого-то немолодого задумчивого растяпу.

–Sorry,– машинально извинился он по-английски и тут же по-русски добавил.– Ты чё, старый козёл, не видишь, куда прёшь?

Выходящий посетитель недоумённо посмотрел на Коновалова и вежливо уступил ему дорогу.

–Thank you,– поблагодарил его прошедший следом Баишев и добавил свой комментарий.– Какой культурный народ эти англичане. Ты его чуть с ног не сбил, а он ни слова не сказал и сам уступил дорогу.

–Да. Учтивости местным джентльменам не занимать,– согласился Коновалов.

Заняв столик в углу, за которым ещё пару минут назад сидели наблюдавшие за Осокиными агенты, проголодавшиеся связники, не пошедшие утром на гостиничный завтрак, заказали всё самое сытное и в двойном размере.

–Хреновый нам выбрали ресторан. Не понимаю я этой индийской кулинарии,– раздражённо проворчал Коновалов.– Из мясных блюд только перчёная курица. Ни говядины, ни свинины, ни баранины…

–Это точно – сплошное вегетарианство,– согласился с ним Баишев.– Я бы сейчас вместо цыалёека съел какой-нибудь стейк-медиум или свиной эскалоп…

–Не трави душу. Хорошо, хоть пиво здесь английское…

Позавтракав курицей, бобами, рисом, пивом и кукурузными лепёшками, агенты посмотрели на часы, расплатились и проследовали в туалет. Один занял правую кабинку, другой – левую. Проведя там минуты по три, они вышли практически одновременно и многозначительно переглянулись.

–Ничего,– разочарованно пожал плечами Баишев.

–У меня тоже ничего,– подтвердил Коновалов.

Разочарованные псевдотуристы покинули неприглянувшийся им ресторан и неспешным прогулочным шагом направились к вокзалу. У находившегося на полпути небольшого сквера, в котором они собирались перекурить и пропустить по паре глотков виски, стояла полицейская машина, а сам зелёный пятачок был обнесён полосатой сигнальной лентой. Полицейские стояли по периметру, не допуская в сквер любопытствующих зевак, а трое сотрудников в противогазах и длинных резиновых перчатках с помощью каких-то приборов обследовали одну из скамеек. В стороне от них, под бронзовым бюстом Гилберта Честертона, скрестив руки, стоял рослый широкоплечий мужчина с высоким лбом и узким интеллигентным подбородком.

–Вы не знаете, что здесь произошло?– вежливо поинтересовался Баишев у одного из зевак.

–Вроде бы умерла какая-то пожилая пара,– неопределённо ответил тот.

–Судя по вниманию, это были персональные пенсионеры имперского значения,– цинично сострил Коновалов и единственный рассмеялся своей собственной шутке.

Бессмысленно потоптавшись пару минут у сигнальной ленты, друзья продолжили свой путь к вокзалу. Остаток дня и половину ночи они провели, шляясь по лондонским пабам, а на следующее утро проснулись в своём гостиничном номере в таком же бедламе, как и накануне.

–О, господи. Я больше так не могу…,– простонал Баишев, обматывая гудящую голову мокрым холодным полотенцем.