и то, что луч слезой случайной льясь,
обмана горечь освещает власти.
И будто в этом беспокойном сне
пишу, что на бумаге не посмею:
Не убиенной пленом, а себе
оплачен в мраморе возвышенный хвалебен…,
так я живу теперь не в той стране,
которой нет, в которой вроде не был.
Но там завяз – в есенинском вине,
в мертвецком мраке лермонтовской сакли.
Похоже беглый в каторжном краю,
в болото провалившись при луне,
смерть холит лёгкую нежданную свою.
Есть в этом правое, не так ли?
И хоть живу совсем не в той стране,
которая была недолгим домом,
я русский, сердце русское во мне
в том ангела и чествую поклоном.
2017г.
Осенние сны
Всякий раз, когда осины скинут золото
и река замрёт в оковах серебра,
на Голгофу сны насильно тащат волоком
и плетьми секут до раннего утра.
Так устроено – года стирают многое;
очень многих утеряются следы…
Затерять и сам себя не раз я пробовал,
И мечталось, затеряешься и ты.
Только вера неприметною церквушкою
Всё же вера, хоть забыта к ней тропа.
Вот и сердце непутёвое не слушает
И колотит, в бездне гибельной пропав.
Потому бреду тоскливой непогодою
В почерневшую церквушку у реки
И, как будто, неизведанное трогаю
Снам несбыточным и сердцу вопреки.
Пусть моей твоя рука так и не тронута.
Для другого пусть ресницы и глаза;
Я давно пустой надеждою спелёнатый
Непокой свой уместил под образа.
2017г.
Ведьма
Затянуло небо траурной вуалью,
месяц обернулся тучами как шалью.
Не мерцают звезды, украшая выси,
будто намекая; – Смертный, хоронися.
Спрятались собаки: не скулят, не лают.
Над рекой уснувшей ветер завывает.
Темнота глухая – утомилось солнце.
Свечкою мерцает лишь одно оконце.