Принимаю я тебя такою.
Но и ты безрадостно терпи,
Что случился не того покроя,
Что вовсю, до одури кутил.
А мечталось хоть чего-то значить,
Рисовалось быть тебе родным…
От того душа болит и плачет,
Что и мне не стать уже иным.
Гордая, далекая, чужая,
Может ты не так и холодна?
Может я, того не понимая,
Просто не испил тебя до дна?
Я, конечно, многое не видел.
Погаси огонь внутри огня.
Не последнею надеждой жив я,
Обмани и в этот раз меня.
Обласкай, сердечной придуряясь.
Обогрей наигранным теплом.
Может быть тогда я и раскаюсь,
Что горю неправедным огнем.
В западне саранкового буйства
Пить готов березовую грусть.
Не жалею, что родился русским.
А что нелюбим, так ну и пусть.
Ну, валяй же, ври напропалую.
К этому давно не привыкать.
Без слезы люблю тебя такую,
Русь моя-неласковая мать.
Накренил березы мокрый снег
Накренил березы мокрый снег,
Нахлобучил грусть на лапы елям.
Оборвался сердца резвый бег,
Разжигаемый любовным хмелем.
В молодую согнутый луну,
Долгою борьбою обессилен,
В голубом и я увяз плену,
Как однажды в синем взоре милой.
Тот недолгий роковой полон,
Выткали распахнутые очи
Ситцем занавешенных окон
И мороз январской темной ночи.
Не узнала милая о том,
Как любить без устали умею.
Что метель хлестала, как кнутом
И гоним не раз был стужей в шею.
Только отгорело все потом.
Угли прошлого давно истлели.
А, что мерз под дорогим
окном
Вовсе не печалюсь, не жалею.