Акварель

– Достаточно, – кивнул Аскольд. – У меня не так много места, чтоб заселить целый табор.

Я заранее представляла, как они разбредутся по комнатам, и начнется самое волнующее представление. Просчитав возможные варианты, я определила, что на вилле соберутся Кристи со своим хахалем, другая парочка, два брата-акробата и я. Два к одному, и три на один не делится, точнее, делится, но не разделяется. Один лишний. Кто? Я пока не определилась, как будто это зависело от моей воли.

На восемь балов тянул Аскольд – мужественный и уверенный в себе, организатор вояжа и владелец резиденции, настоящий вождь племени. Мы всегда не прочь замутить с лидером, ведь власть привлекает и особенно возбуждает. Достаточно вспомнить старых перечниц, навязчиво повторяющих, как им хочется переспать с президентом, какой бы хилой и невзрачной наружностью он не вышел. Статус перекрывает любые недостатки. Власть всегда возбуждает.

Антон тянул на шестерку по десятибальной шкале. Десятка – недостижимый идеал. Чего-то в нем не хватало, и в чем–то он был обделен. Природа не отдохнула на нем, но схалтурила. Нет, не так грубо. Кое-что упустила, утомилась, не оттесала нюансы его телесной организации. В отличие от брата Антон держался загадочно, словно хранил какой-то секрет, дарованный ему свыше. Если у Аскольда, что на уме, то и на языке, то Антон тщательно подбирает слова. По его надутой и напряженной физиономии я определила, что он желал излить из себя гораздо большего словесного поноса, чем ему пока удалось, но такова была его квота. Многое осталось в закромах. Аскольды встречаются, если не на каждом углу, то сплошь и рядом. А типаж Антона довольно редкий. Хватать его нет смысла – он никуда не денется. Он как ручной зверек типа суслика или хомяка. У тех и других есть зубки, и иногда даже они кусают.

Аскольд одевался нарочито просто и дорого. Его визави выглядел изящнее и строже, будто именно для него создали галстук – величайшее изобретение кутюрье, словно Антон был рожден не в рубашке, а с завязанным на шее галстуком, стесняя пурпурную шею, как удавка петли или обруч ошейника.

Я давно собиралась провести эксперимент и сравнить длину галстука с размерами полового достоинства. Галстук – законный фаллический символ. Мужчины любят разные варианты и способы завязывания узлов. По моим скромным, но чистым опытам я сделала вывод: если галстук повязан плотно, а верхняя пуговица сорочки надежно прикрыта как пояс девственницы, значит, мужчина склонен подавлять себя, его сила сжимается кольцом, будто обвивая крайнюю плоть. С другой стороны такие мужчины всегда собраны и стоят на страже, готовы ринуться в бой при любой возможности, но в том есть противоречие и лакмусовая бумажка их мнимой несостоятельности. Мужчины с развязанным и расхлябанным галстуком в общении держатся свободнее и беспринципно. Для них нет ничего святого. Часто они разгильдяи, неудачники, бабники, тунеядцы и холостяки. Импотенты, альфонсы и жиголо предпочитают обходиться без галстуков, опасаясь их, как огня. Так средневековые крестьяне боялись неведомых бацилл чумы в образах дохлых крыс и сырого мяса. Для них завязать галстук – смерти подобно. Проверено на моем скромном опыте.

Я забыла упомянуть о цветах. Галстуки как мужчины, а мужчины, как галстуки. Красный галстук – цвет силы, власти и здравого смысла. Черный – цвет порока и тайного желания, сиреневый – двусмысленности и сарказма, разноцветно пестрый – целая солянка, белый – отражает высокомерие, слащавость и скрытый садизм, а голубой – до сих пор находится в изучении. Антона украшал черный галстук без пылинок и перхоти. Сияющий обнаженный шелк.

За разговором братья налегали на вино, словно утоляли жажду. Кристина расспрашивала подробности плана на отдых, а я осторожно дула на поврежденный ноготь, стараясь привлечь их взгляды. Сильнее их привлекала Кристина, трещавшая без умолку как базарная балаболка.

– Давайте прокатимся по всему побережью? – предлагала она сумасбродные идеи.

– Можно, – соглашался Аскольд. – Только это проблематично. Там кругом скалы и заграждения. Нарушать закон – не для нас.

– Нам бы тоже не понравилось, если бы на мою территорию без приглашения заехал залетный ревизор, – заметил Антон. – Если есть объездные пути, то изучим карту, но лично мне лень этим заниматься. Я лучше поплаваю в бассейне или погуляю по пляжу. Походы я не жалую.

– Посмотрим. Все может быть, – добавил Аскольд. – Но ты же будешь занята бойфрендом?

– По-твоему, коней не меняют на переправах? – соблазнительно промурлыкала Кристи.

– Если твой дружок конь, тогда я пас, – чуть не заржал Аскольд, изображая того самого борзого скакуна, но на силу сдержался.

Вся честная компания раздалась оглушительным смешком, поддержав удачную шутку. Кристи ни капли не смутилась, поняв без подсказок, что имел в виду Аскольд, а я лишний раз убедилась, что приятель ей даром не сдался.

И где она нашла эту падаль? В каком притоне подцепила заразу? Зараза оказалась приставучая как банный лист, который трудно отодрать без усилий. Кристи могла найти мужика по солидней. Но старая зараза проверена, а подцепить другую – слишком рискованно.

Через полчаса к нам подкатила вторая парочка. Я чуть не упала со стула, когда узнала Бизона и Клетку. С таким колхозом предстоит провести незабываемый уикэнд?! Терпимость – главная добродетель.

С Бизоном я пересеклась в «Сохо» будучи значительно моложе и глупее, когда бежала в туалет, сжимая в ладони белую россыпь. Открыв дверцу, я увидела спящее чудовище, облокотившееся на сливной бочок, и храпящее в мрачной тональности. Не будь я великой Даль, если бы не ввязалась в драку. Тогда я надавала ему тумаков острыми каблуками от ДжанфракоФерре.

Чудовище проснулось и отползло к стене, уронив крышку бочка на пол, звонко треснувшую на загаженном кафеле. «Ты кто?» – промычал он как гнусавый теленок. «Вали отсюда!» – приказала я. Обкуренные ублюдки частенько путали «м» и «ж», и увидеть в дамских уборных шатающегося жлоба не считалось редкостью. «Что?» – приходил в себя грязный тип. «Ты попутал!». Перепалка продолжалась пару минут, пока на мой зов не прибежал детина в тертом пиджаке и не поднял ублюдка на копыта. Я ошиблась, когда определила в спасителе охранника клуба. Детина работал на эту сволочь, охраняя его от нахалок типа меня. «Увидите его! Он сейчас сблюет!» – командовала я, понимая, что нахожусь в выигрышном положении. Действительно голова недотепы клонилась к толчку. Детина нагнулся, прислонив колени к кафелю и нагнул голову подопечного в очко, промочив зализанные волосы. Послышался желудочный скрежет и клокочащий рев. Я сморщилась и отвернулась, достала одноразовую салфетку и прижала рот. Слюни вырывались наружу как в приступе эпилептика. Вонь вскружило голову, и я сама чуть не очутилась на кафеле.

Телохранитель пару раз мокнул подонка в толчок, смыл дерьмо, снова мокнул и вытащил за шкирку обновленного, заблеванного, но довольного с невинной улыбкой младенца. Мажор пребывал на небесах, а я осталась без кайфа, не заметив, как выронила порошок на пол. Он тут же смешался с грязью и потерял волшебные свойства. В дерьме очутилась и я по самые уши. Выплевывая мокроту под ноги недоноска, я требовала извинений. Он таращился на меня с видом просветленного старца. Тогда я перешла на охранника и ударила его сумочкой в пивной живот. «Извини за беспокойство!» – проревел он басом, добавив сермяжного мата в адрес клиента. Наносить второй удар я не решилась, догадываясь о возможных последствиях.

«Я Кеша! Для своих – Бизон, – прозрел клиент. – Поехали с нами!». «Пошел ты!» – огрызалась я, целясь острием сумочки в переносицу. До коронной атаки дело не дошло. Заботливый телохранитель выволок мразь из кабинки, волоча по полу, оставляя серо-зеленые следы в стиле граффити.

Спустя час Бизон подошел ко мне, когда я сидела на диване и подсчитывая убытки. Он осмелился угостить меня виски и попросить прощения, успев привести себя в чувства. Тогда я не приняла его извинения. В ту сказочную ночь он был моложе и стройнее, а сейчас походил на Трахтенберга объемом живота и размером брюк, но не остроумием. После мы стали «типа приятели» и ханжески здоровались на вечеринках. Заметив меня, Бизон смущался и норовил улизнуть, вспоминая минуты позора, а я приветствовала его ироничным взглядом и подташниванием под ложечкой. С тех пор я завязала на два года, а сорвалась по глупости, справлялась с депрессией.

Клетка появилась год спустя на каком-то празднике, где я очутилась по чьей-то непростительной шутке. Она поражала нас дурным вкусом, малолетством и до предела гипертрофированной глупостью. Клетка была блондинкой в формах, настоящей пышечкой с пробитой мозговой раковиной, протекающей канализационным стоком с момента рождения. Они подошли друг к другу как Шрек и Феона. Их свела проказница судьба, подарив обоим нежданный подарок. Сошлись, как пазлы детям до пяти лет. Быстро и прочно. Бизон очутился в Клетке в полном смысле этого слова. Она выпускает его только на прогулку только на привязи.

С ней я находилась в абсолютно параллельных отношениях и мечтала отдохнуть в более приятном обществе. Оглядев неразлучных голубков, я отметила, как Клетка похорошела, чуть спустила щеки и бедра, не пугает обтягивающими джинсами и носит широкие платья. Бизон остался неизменным: тот же нахрап и дурость, но пузо не выросло ни на дюйм – плюс.

Несколько слов об их кличках. Смешная история. С Бизоном более – менее ясно – он любил посещать легендарную пивнушку, став ее необъявленным символом. С Клеткой получилось прозаичнее. Как-то раз ей не повезло очутиться на вечеринке в сомнительном месте и в самое неподходящее время. Нагрянули наркоконтроль и полиция нравов. Отдыхающих скрутили, уложили макияжем на пол, а некоторым несчастным подсыпали героин. Досталось и нашей суперблондинке. Вместе с отрядом обличенных проституток ее доставили в лягушатник и продержали в переполненной камере двое суток, пока она доказывала свое благородное происхождение и резала вены об прутья решетки, намереваясь облить всех голубой кровью. Номер с кровопусканием не прокатил, но двое суток полицейские педанты продержали страдалицу-аристократку в клетке. Кошмарная история потрясла всю тусовку. Усилиями предков полиции вставили пендюлей. Один из высших мундиров, затеявших этот маскарад, даже потерял засиженное кресло, но странное прозвище прилипло к невинной девочке, сопровождая ее по сей день в кругах посвященных.

– Привет!

– Здравствуйте, – выдавила я, обиженно уставившись на парочку.

– Давно вас ждем, – сказала Кристина. – Мы уже обсудили детали, так что зря торопились. Не хватает только моего зайчика.

– Зайца? – протянул Бизон. – Сейчас модно заводить домашних тварей.

– И тебя в том числе, – усмехнулась Клетка. – Яна, а ты одна?

– Как видишь.

– Нет! Ты не можешь быть одна. Одинокая Яна Даль – нонсенс! Я каждую неделю слышу, как ты крутишь роман с очередным толстосумом, и покрываюсь черной завистью.

– Слухам верить нельзя.

– Слухи не рождаются на пустом месте.

– У тебя появится возможность выудить информацию из первоисточника, – задето произнес Бизон.

– Яна у нас женщина – вамп? – не удержался Аскольд, – здорово! Подобные особы попадаются редко, а я подозревал, я подозревал. Послушай, Антош, нам предстоит увлекательный отдых. Яна разобьет чье-то сердце. Кто падет первым? Очень любопытно понаблюдать.

– Смотри, береги себя! Не обожгись, герой! – встала на защиту Кристи.

– Ладно вам! Я не кровожадная! – нелепо улыбалась я, задетая за живое. Как эта подлая Клетка посмела цапнуть меня?! Убью! – Можете не опасаться, я не кусаюсь, и ногти мои не заточены как ножи.

Самым дальновидным оказался Антон.

– Похоже, кто-то уже пострадал. Я буду осторожней.

– Будь, – не разочаровывала я, показав сломанный ноготь. – На нем спекшаяся кровь последней жертвы! Кто-то из вас станет следующим. А если и я стану жертвой? Вы, Антон, тоже пугаете меня. Даже не пугаете, а настораживаете. Но я не называю вас врагом и не трещу, что буду держаться от вас подальше, а храню молчание.

Слух – пронизывающая субстанция. Если он появился, то уже не остановить. Он распространяется с силой звука, обходя любые барьеры. Клетка донесла его до честной компании, испортив мне репутацию, и я отправляюсь на виллу с клеймом на шее. Виновата Клетка. Она права – слухи не рождаются на пустом месте. За какие заслуги она так жестко вылила на меня ведро помоев? Почему окатила грязью? Я не делала ей ничего плохого. Неужели по дурости и глупости наша супер – пупер блондинка сболтнула лишнего? Что с нее взять? – спрос невелик, но она пожалеет и научится держать язык за зубами.

Отступления ради, я вспоминаю несчастного Гарика. С ним я обошлась предельно жестоко. Он занимает в ряду моей акварели почетное и красочное место. Я никогда не забуду его «Майбах» с ослепляющей тонировкой и пунцовый кожаный ремень, который я любила сдирать в приступе страсти. Род деятельности Гарика определить сложно. Он чернее, чем чернота, внешне и внутри, но я тогда я была рисковой особой и пускалась в игры, не боясь любого исхода. Гарик – конгломерат и мутант, смесь разных оттенков. В нем полным-полно коричнево-черной краски с набросками красного и желтого. Сложный человек, достойный упоминания. Единственный, кто долгое время был ко мне равнодушен и хранил бдительность. Лишь спустя месяц сдался как все его предшественники. С ним я напрягалась долго, потела, вертела, извивалась как змея и достигла результата. Он единственный, с кем я познакомилась за границей. Единственный, кто не слышал обо мне и не знал моего отца. Гарик любил шотландский виски и курил сигары «MonteKristo», имел массу вредных привычек, за что его с легкостью можно возненавидеть. Я любила подонков и подлецов, точнее, тогда мне казалось, что любила. О его бизнесе я узнала позже из прессы, когда папочка, перелистывая «Коммерсант», наткнулся на суровую статью и не поленился прочитать ее вслух, возмущаясь, как министерский чиновник перед уведомлением об отставке. В статье говорилось о том, как плохие дяди отбирают у хороших бизнес, захватывают их предприятия, заводы, терминалы, банки, рестораны и присваивают себе, основываясь на подложных документах и силовой поддержке подкупленных агитбригад из охранных организаций.

«Рейдерство наступает!» – грозно указывал заголовок. Я не имела об этом понятия, так как не увлекалась войнушками и не имела за собой предприятий. Собственностью владел папа. Конечно, эта проблема его заботила, хотя он был уверен и вполне оправданно, что она его никогда не коснется, но по возмущаться за других даже моему бессердечному в деловых кругах титану полезно. Статья прилетела первой ласточкой. До скандальных творений Астахова народ пока не дожил, но словечко ходило в узком обиходе и распространялось как медленная инфекция – тихо и незаметно. В статье приводились примеры захваченных частных объектов, искусственно объявленных банкротами, а дальше вездесущий журналист, этакий новоиспеченный мистер Паркер, поделил рейдеров на «белых» и «черных», утверждая, что за ними будущее и предохраняться нужно уже сейчас. Позже папа выведал, кто проплатил статью. Оказалось, сами рейдеры. За невидимой схваткой стоял серый кардинал по фамилии Вартанян. Папа понятия не имел, что он за птица, и не собирался связываться, дабы не навлекать на себя опалу и газетных писак.

День спустя мы катались по Москве – реке на яхте Гарика. Почему-то он особенно сверкал зрачками и налегал на «Asti Mondoro». Я спросила: «Мы что-то празднуем?» Он покачал распущенной шевелюрой и громогласно заявил, как скоро вся Москва будет в его руках. Я удивленно взглянула на рассекаемые острием яхты волны и не поверила, спросив, неужели он собирается баллотироваться в меры или госдуму? Это глупо и бесперспективно, добавила я, а он рассмеялся и налил мне шампанского. Лишь спустя месяц я узнала, что первый московский рейдер – мой ненаглядный Гарик Вартанян. В первые секунды я не поверила, а минуту спустя испугалась, а через полчаса смеялась над ним, над собой и над его жертвами. На мгновение я ощутила себя московской царевной, плывущей по величественной реке и осматривая владения. Осознание отношений с обычным разбойником с большой дороги пришло молниеносно. С юных лет я опасалась бандитов и презирала телок, продававшихся кожаным пиджакам и «черным бумерам», невольно очутившись с ними в одной упряжке. Надо бы выпутываться и выпрыгивать из этого борта – великий позор на всю Рублевку. Не дай бог, папа узнает. Кругом его глаза и уши. В душе противно и тошно. В общем, пора завязывать.

Как известно любому честному комсомольцу: попасть в плохую компанию легко, а выйти из нее сложно. Прыгать за борт я не собиралась и не подавала виду. Гарик зажигал во мне желание к дикому мужчине.

Внешне он представлял собой пресловутое лицо кавказской национальности с примесью многих кровей – турецкой, с наследия османской империи, как он любил повторять, что-то от греков и грузин, и невесть каким образом взявшаяся армянская фамилия. Гарик связывал ее с линией деда и использовал для конспирации, чтоб при случае надавить на общину.

В постели он заводил меня ураганом. Победоносно совратил меня силой как успешный завоеватель. Взял сразу своей чернеющей чернотой. Он почти меня изнасиловал, и если бы я сопротивлялась, то испытала бы много боли и крови. Он заводил меня с полуслова. С шокирующего аромата его густых и поразительно жестких волос, с небритой шеи, которую я любила поглаживать, обжигаясь об тлеющую кожу. На его правой щеке выделялась круглая родинка. Я ласкала ее привередливым язычком, пока она не начинала темнеть. Именно Гарик научил меня симулировать оргазм. Как я докатилась до такой жизни? Банально. Спустя полгода его страсть обернулась маленькой проблемой – он слишком сильно заряжался, и его батарейка быстро кончалась. Шарик сдувался как сифон. Я пропускала это мимо, злилась, утешала, снова злилась и уже проклинала про себя, чувствовала вину, а потом научилась мастерски играть, заряжая себя кукольными эмоциями. Гарик заряжался в ответ, и от моих стараний появлялся добротный толк. Он меньше волновался, не боялся стушеваться и кое-как продлевал интим, а я представляла себя персонажем эротического бродвейского мюзикла.

Однотипные актерские упражнения быстро надоели. Гарик привык обманывать себя, считая себя королем безудержных оргий. Наивное, ребяческое заблуждение. Любой мало-мальски здоровый мужик покажет ему класс на моем примере. Логично предположить, что другого любовника не могло быть даже в самых страшных фантазиях. Повинуясь крови наследия османской империи, Гарик дико ревновал и не подпускал соперников на расстояние пушечного выстрела. До поры до времени это забавляло, а затем начинало угнетать, потому что я хотела другого общения. Вокруг кружились привлекательные персоны. Он отгонял их мухобойкой, и я сердилась, наливаясь злостью. Гарику не замечал проблем дальше своего вытянутого носа. От моих обманов его нос день за днем непонятным образом удлинялся, покрываясь угрями.

Наступила момент расставания. Заявить Гарику в лицо: «Я не люблю тебя!» – означало огласить себе приговор. Нужно поступить мудрее. Внезапно у Гарика возникла серьезная проблема, притягивающая к себе остальные неприятности. Из сумрака появились прожорливые конкуренты, такие же отъявленные мерзавцы. Братва делила территорию. Москва не резиновая, и приходиться делиться, но никто не собирался уступать ни метра. Гарик пользовался уважением, перед ним многие накладывали в штаны, но он зарвался, выражаясь их языком «чисто обарзел». Требовалось поставить его на место, а если не получится, что невозможно в его коронном положении, тогда убрать, что проще пареной репы.