Дороги на север и юг были перекрыты уже через 5 минут после ограбления автозаправочной станции. Преступники, рванувшие на север, никак не могли миновать полицейские кордоны. Они их и не миновали! В 15 км от места совершения ограбления они выскочили на ряд полицейских автомашин, перегородивших дорогу, и… осыпаемые градом пуль, отважно таранили его. Столкнув с дороги пару полицейских автомашин, они покатили далее!
Грабители на высокой скорости въехали в Альбукерке, и полиция решила не пытаться блокировать их в городе, дабы не устраивать бойню на улицах. Это было здравое решение – пусть придурки уезжают в пустыню, там их всех и прихлопнут. Преступники промчались через весь Альбукерке с юга на север, а за ними с рёвом сирен промчалась колонна из 8 полицейских автомашин.
К северу от Альбукерке был выставлен новый полицейский кордон. На скорости более 180 км/час грабители протаранили и его! Может показаться невероятным, но на некоторое время преступникам удалось оторваться от преследования [автор не зря предупреждал, что весь этот сюжет очень сильно смахивает на сценарий очень-очень-очень среднего голливудского блокбастера]. На подъезде к городу Санта-Фе преступники свернули с шоссе и немного попылили по грунтовой дороге – этот манёвр ненадолго обманул преследователей. Колонна ревущих и сигналящих полицейских автомобилей промчалась далее, но «законники» быстро сообразили, что преступники покинули трассу и возвратились назад.
Примерно через 15 минут полицейская колонна приблизилась к изуродованной автомашине грабителей, притулившейся в густых зарослях креозота. Преступники рассчитывали, что съехав с грунтовой дороги и спрятавшись в кустах, они запутают преследователей, но – нет! – такие фокусы не годятся даже для голливудских блокбастеров.
В машине полицейские обнаружили 2-х преступников – Джона Фрэнсиса (J.D. Francis) и Марвина Пирсона (Marvin Pierson) – совершенно обалдевших от событий последнего часа. Ещё бы, в них стреляли полицейские, они стреляли в ответ, их автомобиль таранил полицейские заслоны, они бились головами о предметы окружающей обстановки, а кроме того, оба были банально пьяны. В момент задержания преступники оказались дезориентированы и едва ворочали языками. На вопрос «где третий?» они сначала давали отрицательные ответы, мол, не было никакого третьего, но потом сознались, что с ними был подельник – он взял свою долю – речь идёт о 80$ – и выскочил из автомашины, едва они оторвались от преследования.
По уверению приятелей, впрочем, теперь уже подельников, фамилию третьего участника ограбления они не знали. А имя он носил якобы «Эдди», но это неточно, никто ведь не проверял его документы!
Итак, третий участник ограбления ушёл. Кто-то может подумать, что это конец идиотского ограбления в Айлете, но – нет! – самая интересная часть этого сюжета начинается только сейчас.
Около 17 часов всё того же 12 октября две медсестры – одну из них звали Кэролин Смит (Carolyn Smith) а другую Мидж Хэрмен (Midge Harman) – решили немного выпить за рулём. Буквально выпить и буквально за рулём! Повод для этого увлекательного развлечения имелся на редкость уважительный – первая получка Мидж по месту работы. После окончания смены девицы заехали в пустынный район на окраине Санта-Фе, столицы штата Нью-Мексико. С собой они имели ценный груз – бутылку молодого красного вина за 2$ – не баран чихнул! Как пел Владимир Высоцкий: «Гуляй, рванина, от рубля и выше!» Девушки, как видим, гуляли от 2-х долларов…
Сидя в машине после тяжёлого трудового дня, девушки попивали вкусное молодое винцо и обсуждали беспокоившие их темы. И всё было хорошо ровно до того момента, как Кэролин Смит увидела странного мужчину, вышедшего из зарослей кустарника на удалении около ста метров. Тот брёл не спеша в сторону железнодорожных путей и казался очень уставшим. Всё в его облике выглядело неуместным – лёгкие теннисные туфли, мало подходившие для прогулки по пустыне, потёртый пиджак, отсутствие головного убора… В принципе, в этой местности мог появиться охотник на койотов, но у увиденного Кэролин мужчины не было ружья. Да и экипировка никак не соответствовала охотничьей – ни куртки, ни обуви на толстой подошве…
В общем, Кэролин встревожилась. Куда идёт этот человек? Откуда он идёт? Зачем ему надо идти в сторону железнодорожной станции – он ведь явно не железнодорожный рабочий?! Мидж Хэрмен поначалу взялась было высмеивать подругу, однако, трезво обдумав её доводы, согласилась с тем, что появление необычного человека в необычной обстановке свидетельствует о необычности происходящего.
В общем, девицы сошлись на том, что надлежит позвонить в полицию. Запустив двигатель, подруги доехали до ближайшего телефона и позвонили дежурному офицеру в Департамент полиции – так, мол, и так, может, это и неважно, но мы видели подозрительного молодого человека, вышедшего из пустыни и направлявшегося в сторону железнодорожной станции… Девушки ничего не знали о волнительной погоне, закончившейся несколько часов назад, и исчезновении третьего грабителя, а вот дежурный офицер знал. Поэтому в течение 10-ти минут в указанное Кэролин Смит место стали прибывать автомашины городской полиции и службы шерифа округа Санта-Фе. Очень скоро более полусотни «законников» с ружьями наперевес и служебными собаками на поводках устроили загонную охоту на того, кого считали 3-м грабителем, скрывшимся из автомашины, в которой находились Фрэнсис и Пирсон.
Не прошло и получаса, как таинственный любитель прогулок по пустыне был найден и задержан. Он выглядел искренне удивлённым и не понимавшим причину переполоха. При нём не оказалось ничего подозрительного – ни оружия, ни патронов – лишь 83$ мятыми банкнотами и ещё 1,5$ мелочью. На предложение назвать себя он отреагировал спокойно и даже флегматично, заявив, что совсем недавно прибыл в Нью-Мексико из Пенсильвании и зовут его Джон Уэсли Уэбл, ничего незаконного он здесь не совершал и не понимает причину задержания. Когда он услышал, что его разыскивают по всей стране за убийства «дальнобойщиков» в Пенсильвании, то вытаращил глаза – оказалось, что он не читал газет, не слушал радио и не имел понятия о том, что уже с 9 октября его имя и фамилия известны всем американцам!
Уже 13 октября газеты сообщили своим читателям, что предполагаемый убийца с «Пенсильванской автострады» задержан и находится в здании полиции в городе Санта-Фе.
Газетные публикации октября 1953 года, связанные с расследованием убийств в районе «Пенсильвания тёрнпайк». Слева: заметка от 9 октября, доводившая до сведения общественности, что личность преступника установлена и таковым считается некий Джон Уэсли Уэбл. Справа: публикация от 13 октября, сообщавшая об аресте Уэбла и прибытии в Нью-Мексико 3-х полицейских из Пенсильвании, которым предстоит конвоировать его на родину для суда.
Уэбл был арестован по обвинению в соучастии в ограблении автостоянки в Айлете, и проблем с его осуждением за это, в общем-то, не просматривалось. Гораздо важнее было прояснить вопрос о возможности осуждения за убийства и покушение на убийство водителей-«дальнобойщиков». Вечером 12 октября между руководителями правоохранительных органов Нью-Мексико и Пенсильвании прошли телефонные переговоры, посвящённые возможности передачи Уэбла из одного штата в другой. Пенсильванские «законники» сумели убедить коллег из Нью-Мексико в том, что у них есть очень серьёзный обвинительный материал на Уэбла и они смогут посадить его на «горячий стул».
Когда же самого арестанта спросили о готовности отправиться на родину, дабы предстать там перед судом, Уэбл совершенно спокойно ответил, что от экстрадиции отказываться не станет и готов к любому суду, поскольку ни в чём не виноват. Когда в середине дня 13 октября его выводили из здания суда, где он подтвердил готовность отправиться в Пенсильванию, Уэбл при виде журналистов закричал: «Я желаю вернуться домой и очистить собственное имя от подозрений! Я никого не убивал!» («I want to go home to clear my name! I didn’t kill nobody.»)
В тот же день в Альбукерке прибыл майор полиции штата Пенсильвания Эндрю Хадок (Andrew J. Hudock) в сопровождении 2-х детективов. Им предстояло перевезти Джона Уэбла в Гаррисберг, административный центр округа Уэстморленд, где планировалось провести суд.
Экстрадиция прошла без сучка без задоринки, и уже 16 октября в окружной тюрьме было устроено опознание Уэбла раненым шофёром-«дальнобойщиком» Джоном Шеппердом. В заявлении для прессы, сделанном окружным прокурором Уорденом Уилльямом Хохом (Warden William R. Hohn), сообщалось, что потерпевший уверенно опознал в обвиняемом того самого человека, которого видел рядом со своей автомашиной после ранения.
Это было довольно лукавое утверждение как по форме, так и по сути. Шепперд опознал Уэбла явно по подсказке – обвинение нуждалось в его свидетельстве, и «дальнобойщик» согласился покривить против истины, дабы гарантированно отправить стрелявшего в камеру смертников. На самом деле Шепперд не видел стрелка после ранения, он вообще его толком не видел. Именно по этой причине никакого словесного портрета после ранения Шепперда не появилось – имелось лишь самое общее описание худощавого, по-видимому, молодого мужчины с тонким голосом. И это всё! Потерпевший подыграл обвинению – такое случается сплошь и рядом! – ничего удивительного или исключительного в таком поведении нет.
Ещё одним важным для обвинения свидетельством в пользу виновности Джона Уэбла стало то, что тот во время пребывания в окружной тюрьме в августе-сентябре 1953 года признавался в совершении убийств «дальнобойщиков». Признания несколько раз слышали заключённые тюрьмы, и информация об этом дошла до администрации, которая отнеслась к ней со всей серьёзностью. Соответствующая докладная записка была направлена детективам, работавшим по делу «Призрака автострады», но интереса не вызвала, поскольку именно в то время имелся отличный кандидат в убийцы – Уилльям Таунсенд. Второй такой кандидат был попросту не нужен.
Данная деталь, конечно же, выставляла работу детективов не в лучшем свете, подчёркивая их невнимание к мелочам и неспособность своевременно отрабатывать все версии, но объективно подкрепляла линию обвинения и в суде могла существенно облегчить работу Уордена Хоха.
Нельзя не сказать несколько слов о выбранной обвиняемым линии защиты, которую с полным правом можно назвать неординарной и неожиданной для обвинения. Джон Уэбл признал факт владения европейским пистолетом 357-го калибра, но заявил, что в последней декаде июля – то есть тогда, когда совершались нападения в районе «Пенсильванской автострады» – это оружие было передано некоему Джиму Парксу (Jim Parks). Последний являлся крупным преступником, специализировавшимся на торговле поддельными долларами, которые он привозил из Мексики. Паркс периодически ездил в Мексику, где у него имелись налаженные связи, покупал подделки за 50% номинальной стоимости, привозил их в Штаты и здесь продавал крупными партиями уже по 70—75% от величины номинала. Именно для очередной поездки в Мексику ему в последней декаде июля и понадобился пистолет.
Джон Уэсли Уэбл.
Историю эту нельзя было назвать хорошей или удачной для обвиняемого. Её завиральный характер чувствовался во многих деталях прежде всего потому, что образ «крутого» преступника, одалживающего пистолет у какого-то непонятного парня, не связанного с уголовным миром, выглядел на редкость недостоверно. Однако юридически корректное опровержение этой выдумки в действительности являлось отнюдь не простой задачей.
Другим важным элементом защиты Уэбла сделалось его утверждение о собственном благонравии и законопослушании. Он действительно не имел уголовного прошлого, и история с его заключением в окружную тюрьму в августе-сентябре выглядела всего лишь дурацким стечением обстоятельств. Уэбл настаивал на том, что не переделывал арендованную автомашину и арендатор свалил на него чужие грехи. Дескать, переделал кто-то другой, возможно сам же владелец компании, а вину свалил на него – Уэбла – и мало того, что в тюрьму отправил, так ещё и денег состриг!
В общем, весь мир был в заговоре против Джона! При этом сам Джон старательно играл роль жертвы обстоятельств и от сотрудничества со следствием не отказывался. Хотя адвокат Альберт Скейлз (A. C. Scales) советовал Уэблу молчать и во время следствия, и во время суда, обвиняемый был твёрдо уверен в том, что расскажет «свою» правду и убедит в собственной невиновности каждого. Согласитесь, это что-то напоминает? Именно так ведут себя психопаты, убеждённые в том, что они всегда смогут манипулировать мнением окружающих.
При этом Уэбл не понимал той довольно очевидной для всех истины, что передача пистолета другому лицу – даже если таковая и впрямь имела место – не освобождает его владельца от серьёзной уголовной ответственности. Это как минимум соучастие в подготовке преступления, причём преступления очень тяжкого. То, что пистолет передавался якобы для поездки Джима Паркса в Мексику, мало помогало Уэблу – ведь он признавал то, что Паркс намеревался совершить федеральное преступление, точнее, даже несколько (перевозка поддельных денег через государственную границу и границы многих штатов, а также сбыт заведомо поддельных банкнот – это отдельные пункты обвинения!). И Уэбл признавал, что был осведомлён о преступных замыслах Паркса.
Суд над Джоном Уэблом проходил в марте 1954 года в Гринсберге. Председательствовал на процессе судья Эдвард Боэр (Edward G. Bauer), обвинение возглавлял Уорден Хох, а группу защитников – Альберт Скейлз. Потенциально сенсационное событие оказалось не в фокусе общественного внимания, и общее число зрителей в зале во время этого суда не превышало 40 человек. Интерес американцев в ту пору оказался смещён в область «политического детектива», если можно так выразиться, связанного с действиями сенатора Джозефа МакКарти. Не станем сейчас углублять в эту область, совершенно перпендикулярную теме настоящего повествования, а посоветуем тем, кто не в курсе тогдашнего американского политического бэкграунда, почитать про историю маккартизма. Как раз в марте 1954 года сенатор и его деятельность оказались подвергнуты популярным журналистом Эджбертом Роско Марроу (Egbert Roscoe Murrow) острой, и притом вполне обоснованной критике. Это спровоцировало острую общеамериканскую дискуссию, в тени которой оказался финальный аккорд истории «Призрака автострады».
В общем, суд над Джоном Уэблом одномоментно был вытеснен на периферию общественного интереса, и именно это, возможно, придало всему происходившему в Гринсберге характер эдакого глубоко провинциального водевиля. Джон Уэбл пренебрёг советом защитников отказаться от дачи показаний и весьма деятельно и многословно разглагольствовал в суде. От его речей несло феерической хлестаковщиной, хотя, разумеется, понятие это вряд ли было знакомо судье и жителям округа Уэстморленд.
Эпично защищая себя, подсудимый зашёл в смелых утверждениях намного далее того, что позволял ранее во время предварительного следствия. Он заявил, что принимал личное участие в распространении фальшивых денег, привозимых Джимом Парксом из Мексики. По словам Уэбла, в период июля и начала августа 1953 года он лично реализовал поддельные банкноты на сумму более 4 тыс. $ по номиналу. То есть Уэбл постарался изобразить из себя эдакого воротилу «теневого бизнеса».
Присутствовавшие в зале родители подсудимого сидели с каменными лицами, по-видимому, они были потрясены тем потоком сознания, что извергал их сын в уши присутствующих. Вспомним – на секундочку! – что этот «воротила» не имел 320$ на то, чтобы откупиться от тюрьмы и куковал на нарах до тех самых пор, пока любящий отец, горняк на одной из угольных шахт, собирал, унижаясь, по 10$ на спасение сына среди таких же небогатых шахтёров. Родные сёстры подсудимого – 29-летняя Бетти Лэмбл (Betty Lambl), и 16-летняя Руби (Ruby) – заливались слезами всякий раз, когда братишка раскрывал рот и потрясал присутствующих потоком сознания. Сёстры прекрасно знали, каким нищебродом являлся их братишка, и отдавали себе полный отчёт в том, насколько же чудовищную чепуху он несёт.
Чтобы подтвердить правдивость россказней Уэбла о торговле поддельными долларами, защита озаботилась вызовом в суд соответствующих свидетелей. Они утверждали, будто получали от подсудимого предложения купить поддельные доллары с дисконтом, то есть по цене ниже номинальной. Кто-то даже утверждал, будто видел поддельные доллары в руках Уэбла. Таковых свидетелей оказалось аж даже 11! Разумеется, никто из них не признал факт покупки поддельных банкнот, поскольку такое признание означало автоматическое выдвижение обвинения в федеральном преступлении.
Сторона обвинения очень изящно отбила все эти «домашние заготовки» защиты и проделала это сразу с нескольких направлений.
Во-первых, прокуратура убедительно показала, что никакого «Джимми Спаркса» никогда не существовало. Такой человек не оканчивал школу, не служил в Вооружённых силах, не попадал в тюрьму и уж точно не торговал поддельными долларами. И это было абсолютно точно, поскольку вся криминальная сфера, связанная с оборотом поддельных денег, была хорошо структурирована и находилась под плотным контролем Секретной службы США.
Во-вторых, обвинение убедительно доказало, что те махинации с фальшивыми деньгами, о которых так увлечённо рассказывал Джон Уэбл, не только не имели место на территории Пенсильвании, но даже не имели смысла с точки зрения профессионального фальшивомонетчика. Другими словами, то, что рассказывал в суде Уэбл, являлось всего лишь наивной фантазией дилетанта – настоящие преступники, торговавшие поддельными долларами, работали совсем иначе. Дурачок Уэбл болтал о том, в чём ничего не смыслил.
12 марта в суде появился Джон Кеттл (John L. Kettl), специальный агент Секретной службы Департамента юстиции США, призванный дать экспертную оценку рассказам Джона Уэбла о масштабной торговле поддельными долларами на территории штата Пенсильвания в 1953 году. Кеттл являлся заместителем начальника территориального подразделения Секретной службы в Питтсбурге, и его появление в суде следует считать событием экстраординарным, поскольку обычно сотрудники этого ведомства показаний в открытых слушаниях не давали. Причина этого, по мнению автора, представляется довольно очевидной – списочный состав этой службы не подлежал разглашению, и принадлежность Секретной службе отдельных лиц обычно не раскрывалась. Но в данном случае ввиду экстраординарности обвинения от этого правила было сделано отступление.
Появление Джона Кеттла в суде стало своеобразным апофеозом процесса. Специальный агент провёл весьма познавательную лекцию о приёмах и методах работы спецслужбы и с использованием ведомственных материалов весьма выразительно продемонстрировал абсолютную завиральность россказней Джона Уэбла. По словам специального агента, схема работы профессиональных фальшивомонетчиков и связанных с ними менял заключается в обмене одного высоколиквидного актива (деньги) на некий другой высоколиквидный актив. В роли второго обычно выступают ювелирные украшения, валюта других государств либо отдельные специфические для конкретного места и времени товары (например, крупные партии консервов). Ликвидные товары быстро сбываются профессиональным скупщикам краденого, таким образом фальшивомонетчик избавляется от разоблачительного груза и приобретенного на него товара и остаётся с «чистыми» деньгами на руках. Важное условие таких сделок – невозможность отследить человека, осуществляющего вброс фальшивых денег, поэтому он не станет приобретать, например, автомобиль, поскольку тот довольно легко обнаруживается в любом конце Соединённых Штатов.
Та схема обмена фальшивых денег, о которой Уэбл рассказа суду, была названа специальным агентом совершенно неработоспособной. В условиях 1953 года человек физически не мог «сбросить» 4 тысячи поддельных долларов за 5 недель путём их размена в магазинах и не попасться на этом. Джон Кеттл объяснил механизм работы системы контроля за оборотом наличных денег, действующей в Соединённых Штатах. Основная работа по выявлению поддельных денег лежит на банковских организациях, которые тщательнейшим образом проверяют всю поступающую наличность. Контроль этот в самой банковской организации представляет многоступенчатый процесс, в который вовлечены несколько независимых подразделений. 99% всех фальшивок выявляется именно при проверке внутри банков, лишь 1% особенно качественных подделок требует привлечения экспертов Секретной службы. Из банковских организаций фальшивки в оборот уже не попадают, банки являются своеобразным фильтром, задерживающим подделки и очищающим денежный оборот государства.
Объёмы вброса поддельной наличности в оборот штата Пенсильвания, по словам специального агента, были сравнительно невелики и значительно меньше тех величин, о которых рассказывал в суде Уэбл. С 1 июня по 30 ноября 1953 года – то есть ровно за 6 календарных месяцев – банки Пенсильвании изъяли из оборота поддельные банкноты номиналом в 1620 $. Все поддельные банкноты, кроме 2-х штук, имели номинал в 10$ и 20$, в то время как Уэбл рассказывал в суде о значительной доле поддельных 5- и 50-долларовых банкнот, распространённых им летом прошлого года. Комментируя это утверждение подсудимого, специальный агент отметил, что за последние 3 года – то есть в 1951, 1952 и 1953 годах – в Пенсильвании не было введено в оборот ни одной фальшивой банкноты номиналом 5$. Банкноты такого номинала фальшивомонетчики очень не любили ввиду особенностей введения их в оборот.
Объясняя этот нюанс, совершенно неочевидный далёким от подделки денег людям, специальный агент Джон Кеттл рассказал о специфике «работы» фальшивомонетчиков. Для них непреложным правилом является исключение такой ситуации, когда фальшивомонетчик одновременно передаёт неосведомлённому лицу подлинные и фальшивые банкноты одного номинала. Другими словами, если преступнику надо будет передать кассиру 40$, то он не даст одну фальшивую и одну подлинную 20-долларовые банкноты, он отдаст лишь одну фальшивую и оставшиеся 20$ наберёт из банкнот других номиналов. Это делается для того, чтобы исключить моментальное распознавание подделки в момент её передачи [а такое распознавание возможно, особенно в тех случаях, когда фальшивые деньги имеют низкое качество изготовления или имеют один и тот же номер – такое встречается часто]. По этой причине подделки крупного номинала – 50$ и, наоборот, мелкого – 1$ и 5$ – неудобны, и преступники стараются их не печатать.
Специальный агент, выражаясь метафорически, попросту растоптал подсудимого, выразительно продемонстрировал его полную неосведомлённость в тех вопросах, о которых Уэбл многозначительно рассказывал в ходе перекрёстного допроса. А учитывая то, что существование таинственного «Джимми Спаркса» так и не было никем подтверждено, можно было не сомневаться в том, каким именно окажется вердикт присяжных.
В воскресенье 14 марта 1954 года жюри присяжных в составе 5-и женщин и 7-и мужчин удалилось в совещательную комнату. Обсуждение вердикта не продлилось долго – уже через 4 часа присяжные вернулись с единодушным решением – подсудимый виновен и не заслуживает снисхождения.
Этот вердикт обрекал Джона Уэбла на смертную казнь. Судья Боэр не мог вынести другой приговор, даже если бы и хотел этого.
15 марта 1954 года американские газеты оповестили читателей о вердикте присяжных, гарантированно отправлявшем Уэбла на электрический стул.
Но судья, по-видимому, и не испытывал сомнений относительно уместности самого строгого наказания, так что с его стороны никаких сюрпризов не последовало. Защита добросовестно пыталась оспорить приговор, пройдя все возможные инстанции, но ничего не добившись. Безрезультатность попыток защиты следует признать понятной и оправданной – владение пистолетом, использованном для совершения убийств, намертво связывало подсудимого с этими самыми убийствами. Забавно то, что Уэбл, рассказывая о передаче пистолета своему таинственному товарищу, не подумал о бессмысленности такой отговорки.
Воистину, хитрее чёрта, глупее вороны!
В принципе, в судьбу «Призрака с автострады» мог вмешаться губернатор штата и своей властью помиловать его, однако… однако губернатор Джон Файн посчитал, что избиратели его не поймут. В конце 1954 года ему и его партии предстояло пройти через очередные выборы, и неуместное милосердие к безжалостному и нераскаявшемуся убийце явилось бы крайне неудачным решением. Поэтому губернатор умыл руки и предоставил событиям идти своим чередом.
Они и пришли к логической развязке. 26 сентября 1954 года Джон Уэсли Уэбл был казнён на электрическом стуле. До последней минуты жизни он отрицал собственную причастность к нападениям на водителей-«дальнобойщиков» на «Пенсильванской автостраде».
Электрический стул в пенсильванской тюрьме «Роквью» (Rockview Penitentiary), в которой проводились казни вплоть до 1962 года.
Виновность Уэсли Уэбла не может быть поставлена под сомнение – он действительно делал то, за что отправился в конечном счёте на «горячий стул». История его интересна не только детективным элементом, который сам по себе довольно необычен, но вряд ли может считаться исключительным, а скорее воистину поразительной незамутнённостью преступника и его прямо-таки суицидальным самомнением. Уэбл воспринимал себя совершенно некритично.