Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий. Книга II

В общем, поведение миссис Питезель рождает очень много нехороших вопросов и положа руку на сердце, следует признать, что её можно было привлекать к уголовной ответственности. Если бы она запретила старшей дочери участвовать в опознании трупа отца, то, глядишь, и дети остались бы живы, и ход всей этой истории оказался бы совсем иным. Но окружной прокурор Грэхем закрыл глаза на изложенные выше обстоятельства и решил, что миссис Питезель уже достаточно наказана.

Что ж, может в таком милосердии и имелся некий смысл.

В августе 1895 г. Маджет-Холмс принял католичество. Поверить в искренние чувства этого человека невозможно просто потому, что для любого настоящего христианина движение по пути добродетели начинается с признания собственной греховности и покаяния, а сидевший в тюрьме «Мойяменсинг» арестант ничего похожего на раскаяние так и не изобразил. Ни в августе, ни позже. Комедия с обращением к «истинной христианской вере» понадобилась ему из сугубо утилитарных соображений – католичество конце XIX столетия в Пенсильвании, как, впрочем, и в других штатах Восточного побережья, являлось доминирующей конфессией, число католиков стабильно превышало 30% населения. Обвиняемый явно рассчитывал произвести хорошее впечатление как на жителей Филадельфии в целом, так и на членов жюри присяжных в частности. Маджет регулярно встречался с преподобным Дэйли (Dailey), наставлявшим неофита, но принятие католического вероучения никак на поведении Германна не отразилось. Свою причастность к каким-либо преступлениям он отрицал и не уставал повторять всем, желающим его слушать, что в силу своего доброго нрава и отзывчивости сделался жертвой сестёр Уилльямс, скрывшихся от него в Великобритании.

23 сентября Холмс был доставлен в окружной суд, где судья Финлеттер (Finletter) постановил, что судебный процесс по обвинению Германна Маджета-Холмса в убийстве Бенджамина Питезеля должен начаться 28 октября 1895 г. Журналисты, увидевшие Германна Маджета после довольно продолжительного перерыва, отметили его бледность, характерную для всех тюремных заключенных, и безукоризненный внешний вид. «Холмс выглядел бледным и равнодушным, при этом он безупречно опрятен». – написал один из газетчиков (дословно: «Holmes looked pale and wan, but immaculately neat.») Эта фраза впоследствии не раз повторялась в разных вариантах на протяжении многих месяцев. Обвиняемый изображал из себя эдакого почтенного джентльмена, оказавшегося в тюрьме в силу юридической ошибки, но не утратившего благородства. Несомненно, создаваемый Маджетом имидж являлся неотъемлемым элементом выбранной им стратегии защиты.

В назначенный день суд начался. Председательствовал на процессе судья Майкл Арнольд (Michael Arnold), обвинение поддерживали окружной прокурор Джордж Грэхем (George S. Graham) и его помощник Томас Барлоу (Thomas W. Barlow), защищали Холмса адвокаты Шумейкер (Shoemaker) и Ротан (Samuel Rotan).

На фотографиях Германн Маджет кажется человеком спокойным и флегматичным. Возможно, подобное впечатление проистекает из вида его «моржовых» усов, придающих их обладателю солидный и даже степенный вид. На самом деле, впечатление сие обманчиво, из протоколов судебных заседаний и газетных статей можно заключить, что Маджет-Холмс был болтлив, склонен к демагогии и подобно всем нарциссам стремился постоянно находиться в эпицентре внимания. Поведение его нельзя не назвать инфантильным и крайне незрелым для 35-летнего мужчины, хотя на женщин известного сорта он умел производить впечатление.

Ходатайства о переносе судебного процесса на территорию другого округа или отсрочке были ожидаемо отклонены. Дело имело столь значительный резонанс, что любая затяжка грозила неожиданными политическими последствиями, а потому власти штата демонстрировали намерение покончить с судом в максимально сжатые сроки. Выбор присяжных прошёл без каких-либо осложнений, что следует признать до некоторой степени странным, поскольку именно процесс обсуждения кандидатов в члены жюри можно было затягивать весьма заметно и притом без каких-либо явных нарушений процедуры.

Причуды начались на следующий день процесса.

После того, как главный обвинитель Грэхем закончил чтение обвинительного заключения, Маджет неожиданно широко улыбнулся и, обернувшись через плечо, окинул взглядом сидевших в зале. Вид у него был высокомерный и самодовольный. Эту странную улыбку видели многие, присутствовавшие в зале заседаний, и её неуместность отметили все видевшие. В последующие дни появились газетные публикации, где эту улыбку не просто упоминали, но и пытались анализировать. Кто-то из журналистов здраво заметил, что список грехов подсудимого, по-видимому, столь велик, что обвинение в одном убийстве и страховом мошенничестве кажутся ему смехотворными, а кто-то ставил под сомнение вменяемость Маджета. Последний вопрос, кстати, представляется заслуживающим внимания, поскольку поведение Германна действительно заставляло задуматься о его адекватности. Что, кстати, ярко продемонстрировали события последующих часов.

Закончив с обвинительным заключением, судья обратился защитникам с вопросом, понимают ли они сущность выдвинутых обвинений и имеют ли замечания по содержанию оглашенного документа?

Адвокат Шумейкер тут же заявил, что ввиду большого объёма данных, предоставленных стороной обвинения, он ходатайствует о переносе процесса на 60 суток. Со стороны адвоката это была явная наглость, ведь вопросы отсрочки процесса [как и его переноса в другой округ] рассматривались буквально накануне! Судья парировал просьбу Шумейкера, заявив, что тот имел в своём распоряжении 60 суток, что следовало признать вполне достаточным для организации защиты. Адвокат стал спорить, настаивая на том, что для доказательства alibi Холмса ему необходимо отыскать свидетелей в других городах США и обеспечить их явку в суд. Судья в ответ возразил, что в абсолютном большинстве судебных процессов адвокатам не предоставляют даже тех 60 дней, что получила защита в данном деле. В общем, возникла перебранка, и дабы положить ей конец, судья Арнольд был вынужден повысить голос и стукнуть своим молоточком.

Но далее поднялся адвокат Сэмюэл Ротан, который сказал то же самое, что и его коллега, только другими словами. Он заявил, что обвинительное заключение в нынешней редакции было получено им всего 35 суток назад, чего явно недостаточно для организации защиты. А посему рассмотрение дела по существу надлежит перенести хотя бы на 60 суток.

Судья в этом месте, по-видимому, закипел и тут же отклонил прошение, во всём аналогичное отклоненному ранее.

Тогда со своего места снова поднялся адвокат Шумейкер и… не надо смеяться, заявил прошение о том, чтобы судья Арнольд отозвал собственный отказ, вынесенный менее минуты назад. Согласитесь, похоже на юридический троллинг, причём не очень даже и тонкий!

Судья Арнольд, по-видимому, подумал о том же самом и заявил, что его решение безотзывно и не будет пересмотрено! Если вы подумали, что эти слова поставили точку в полемике, то – нет! – на самом деле, с этого момента всё самое интересное и началось.

Судья Майкл Арнольд

Тут же подскочил адвокат Ротан, который сообщил о том, что защита в случае отказа судьи отозвать собственный отказ [простите автора за тавтологию!] будет вынуждена выйти из процесса ввиду невозможности исполнения своих обязанностей. Это была явная адвокатская заготовка, своеобразный шантаж, призванный добиться переноса процесса. Судья на эти уловки не поддался и обострил ситуацию со своей стороны, заявив, что выход адвокатов из процесса по озвученной причине является «непрофессиональным поведением» и приведёт к утрате обоими юристами адвокатских лицензий.

Далее склока пошла по нарастающей, не смолчал, разумеется, и обвинитель Джордж Грэхем, вставивший свои «пять копеек» в милую сердцу любого юриста профессиональную склоку.

Защитники Маджета-Холмса на первом этапе судебного процесса адвокаты Шумейкер (рисунок слева) и Ротан.

В какой-то момент к перепалке подключился обвиняемый. Он пафосно заявил, что усматривает в появившемся конфликте угрозу собственным интересам, а потому отказывается от услуг адвокатов. Разумеется, эти слова не были экспромтом и такой шаг также обсуждался им со своими защитниками на этапе подготовки к процессу.

Далее последовала острая и довольно продолжительная полемика, связанная с возможностью ввода в процесс новых адвокатов, незнакомых с деталями расследования. Также оказались затронуты финансовые вопросы и платёжеспособность обвиняемого. Чтобы положить конец пререканиям, судья Арнольд заявил, что может назначить новыми защитниками Эверетта Шофилда (Everett A. Schofield) и Джеймса Фэхи (J. M. Fahy) – это были адвокаты, не использовавшие покуда квоту на оказание бесплатных услуг[3 - Все адвокаты независимо от коммерческих расценок, должны были отработать определенное количество часов бесплатно, защищая в суде тех, кто не имеет возможности нанять защитника за деньги. Квоты на бесплатную защиту в разных штатах в разные исторические периоды были различны, но обычно они колебались в районе 50 часов в год.].

Подсудимый тут же заявил, что не согласен с назначением ему бесплатных адвокатов, он не просил о подобном одолжении и имеет достаточно денег для того, чтобы оплатить услуги того защитника, которому доверяет. Поскольку Шофилда и Фэхи он не знает и никогда не слышал отзывов об их работе, то с назначением их своими защитниками не согласен и настаивает на их замене.

Поскольку сказанное прозвучало разумно и не нарушало закон, судья был вынужден согласиться с Маджетом. Он поинтересовался, кого же тот хотел бы видеть своими защитниками? Подсудимый ответил, что согласен вручить свою судьбу в руки филадельфийскому адвокату Муну, а вот в качестве второго адвоката он хотел бы предложить себя.

Судья объявил перерыв и поручил судебным маршалам отыскать Муна и пригласить его для обсуждения возможного участия в процессе. К счастью, адвоката отыскали быстро – тот как раз находился в здании суда и буквально через четверть часа прибыл к судье Арнольду. Узнав, по какой причине судья стал его разыскивать, адвокат моментально отказался защищать Маджета-Холмса на условиях последнего. Мун заявил, что либо он будет защищать Холмса самостоятельно и делать это так, как считает нужным, либо не будет защищать его вообще.

То, что адвокат отказался сотрудничать с подзащитным, весьма примечательно. Разумеется, Мун понимал, почему надлежит поступать именно так, а не иначе. Среди уголовных преступников процент разного рода неадекватов и психотиков намного превышает аналогичный показатель для среднестатистического человеческого сообщества.

Зарисовки газетных репортёров второй половины 1895 г. Холмс до суда отпустил бороду, что сразу добавило его облику солидности. По-видимому, он предполагал своим степенным внешним видом воздействовать на присяжных и судью, но склонность к демагогии и разного рода скандальным выходкам сводила эти усилия на нет. Нельзя не удивляться тому, как очень неглупый человек оказался совершенно неспособен к сколько-нибудь объективной самооценке.

Мы не сильно ошибёмся, если скажем, что в мир уголовных преступников инфильтруются преимущественно люди с психологическими и психиатрическими изъянами. Значительный процент этих лиц является душевнобольными явно, кроме того, многие пребывают в пограничных состояниях. Те же, кого с точки зрения строго медицинских признаков можно считать здоровыми, живут в условиях стресса и лишены здоровых нравственных ориентиров. Ложь, предательство, корысть во всех мыслимых проявлениях – это с точки зрения профессионального преступника не пороки, а добродетели, помогающие выживать. Какое-либо созидательное взаимодействие с такими людьми крайне затруднено. И адвокат Мун прекрасно понимал, что если такому человеку, как Маджет-Холмс, предоставить равные права, то никакого дельного взаимодействия не получится. Маджет будет совать нос во все нюансы, попытается командовать, полностью развалит защиту, а потом обвинит в случившемся адвоката.

Известно множество скандалов жестоких убийц с собственными защитниками. Все помнят, как Тед Банди защищал самого себя, доказывая, что он способен это сделать лучше любого адвоката, но подобные самонадеянные попытки можно видеть со стороны многих серийных убийц. И когда их потуги закономерно заканчиваются эпическим провалом, все эти персонажи в один голос начинают доказывать, что оказались они за решёткой исключительно по вине «бестолкового» адвоката, неспособного защитить его – такого умного, находчивого и ловкого – от прокурорского крючкотворства.

В этом отношении Маджет-Холмс продемонстрировал точно такие же самонадеянность и самовлюбленность, что спустя много десятилетий мы видели в поведении Теда Банди, Кеннета Бьянки, Ричарда Рамиреса и многих, многих других самовлюбленных нарциссов. Адвокат Мун прекрасно знал такой сорт людей и благоразумно самоустранился, здраво рассудив, что моральные издержки от работы с Маджетом-Холмсом намного превзойдут потенциальные бонусы от сенсационного процесса.

После продолжительных переговоров Сэмюэль Ротан согласился вернуться к защите Маджета и в дальнейшем оставался с ним до самого конца. Надо сказать, что описанные выше продолжительные словопрения оказались не единственными такого рода в ходе судебного процесса. Другой «фишечкой» Маджета, которой он регулярно пользовался для того, чтобы выводить из себя обвинителя и судью, стали бесконечные упоминания «любимой супруги» Джорджины Йоук. Маджет, напомним, фактически являлся троежёнцем, то есть он трижды женился, не оформляя развода с предыдущей супругой. Ко времени суда эти обстоятельства были уже хорошо известны. С точки зрения Закона, подсудимый оставался женат на Клэр Ловеринг, а потому Джорджина Йоук могла довольствоваться статусом любовницы, но никак не «любимой супруги». Но обвиняемый упрямо называл её именно так и делал это даже тогда, когда ситуация совсем этого не требовала.

Каждое высказывание такого рода Германна Маджета вызывало нервную реакцию обвинения, которую всегда разделял судья. Не может быть сомнений в том, что обвиняемый умышленно провоцировал это раздражение, выражаясь языком современных интернет-пользователей, он «троллил» противную сторону, но цель такого поведения, честно говоря, совершенно непонятна.

Маджет-Холмс вёл себя очевидно неразумно. За его дурацкими выходками следили присяжные и никакой симпатии кривляние подсудимого вызвать не могло. Совершенно непонятно, какую цель он преследовал, напоминая раз за разом окружающим о том, что он с точки зрения закона нравственного и юридического является многоженцем, причём таким многоженцем, который бросал собственных детей!

Выходки Маджета в суде, а также вредившая самому обвиняемому склонность к демагогии, заставили многих, наблюдавших за ходом судебного процесса, задаться вопросом, насколько же Германн вменяем? Тема эта периодически всплывала в печати, журналисты открыто высказывали собственные суждения на сей счёт. Не будем забывать, что в конце XIX столетия учение Ломброзо о связи дегенерации с девиантным поведением получило широкое распространение, так что все рассуждения такого рода падали на подготовленную почву и находили благодарного читателя. Маджет-Холмс, читая подобные публикации, впадал буквально в неистовство, он крайне болезненно относился ко всем рассуждениям на тему собственной дегенеративности.

Иллюстрация из статьи с говорящим названием «Доказано: Холмс – дегенерат». Нам доподлинно известно, что Маджет-Холмс с большим вниманием следил за публикациями о самом себе и крайне раздраженно реагировал на любые высказывания, связанные с темой его физического вырождения.

Обвиняемый устроил из процесса настоящее шоу, делая самые невероятные заявления и утверждая, будто явился жертвой заговора недоброжелателей. Защита его свелась к утверждениям, из которых следовало, что он действительно задумал страховую аферу с участием Бенджамина Питезеля, но последний в какой-то момент впал в депрессию и покончил с собою. Маджет не признавал очевидные вещи, спорил со свидетелями, выдвигая порой неожиданные требования.

Так, например, когда Юджин Смит – тот самый человек, кто обнаружил труп Питезеля – занял свидетельское кресло и вытащил из кармана стопку листов, Холмс буквально взвился на своём месте и потребовал изъять эти записи. Смит пытался объяснить суду, что ввиду давности событий, о которых ему предстояло свидетельствовать, он сделал хронологическую выписку из своего ежедневника, но Холмс не давал ему говорить и твердил, что в руках Смита шпаргалка, составленная прокурором. В конце концов судья Арнольд поддался воплям Маджета, приказал Смиту убрать записи и в дальнейшем отвечать на вопросы, полагаясь только на собственную память. Штришок вроде бы мелкий, но очень показательный.

Любопытный перелом в поведении обвиняемого произошёл на третий день, когда в зале суда появилась Джорджина Йоук. Она была вызвана как свидетель обвинения. Появление супруги сразило Маджета, он заплакал. Ну как заплакал… правильнее сказать, что некоторым репортёрам показалось, будто в глазах подсудимого заблестели слёзы. Хотя кое-кто из газетчиков написал, что слезы Маджета были вызваны любовью и раскаянием, думается, убийца десятков детей и женщин был неспособен испытывать эти чувства в принципе. Впрочем, авторская ирония в этом месте вряд ли уместна. Если убийца и заплакал тогда, то совсем по другой причине. Маджету-Холмсу, прирожденному манипулятору окружающими, в ту минуту действительно тяжело было сознавать, что бывшая раба его прихотей прозрела и вышла из-под обаяния таких крепких прежде чар.

Иллюстрация из газеты: Маджет-Холмс задаёт вопросы свидетелю обвинения Юджину Смиту. Подсудимый пользовался своим правом допрашивать свидетелей и вступал порой в абстрактные прения, не сулившие ему никаких бонусов. Совершенно непонятно, что им двигало и отдавал ли он себе отчёт в том, что тратит время и силы на совершенно бесперспективное занятие?

Показания Джорджины Йоук оказались довольно бесцветными и малоинформативными. Судя по всему, женщина очень мало знала того, кого считала своим мужем. Наверное, она была наивна, верила суженому и не допускала мысли о возможности масштабного обмана. Она сообщила суду, что познакомилась с Холмсом в городе Франклин, штат Индиана, свой медовый месяц они провели в Денвере. Самый интересный момент её рассказа связан с упоминанием об удивительном везении Германна, заработавшего на биржевой игре 37 тыс.$. Сумма эта выглядела совершенно фантастической для того времени, если считать, что с конца XIX столетия покупательная способность доллара США значительно понизилась [в 30—50 раз в зависимости от методики подсчёта], получалось, что Холмс умудрился заработать около 1,5 млн. современных американских долларов. Наверное, источником этих денег явились отнюдь не биржевые спекуляции, а какие-то сугубо криминальные проделки, но суд в Филадельфии эти детали не заинтересовали. Вообще же, история отношений Холмса с Джорджиной Йоук представляется своего рода «серой зоной», мы вроде бы имеем представление об общей канве событий, но многие детали остаются неизвестны и потому логика происходившего тогда зачастую от нас ускользает.

Обвинение, тщательно реконструировало детали страховой аферы с участием Бенджамина Питезеля и все последующие действия Маджета, связанные с получением денег (эксгумация трупа Питезеля, опознание его дочерью и пр.). Разумеется, в суде был поднят вопрос о вызове для дачи показаний Элис Питезель, 14-летней девочки, опознававшей труп отца, и разумеется, обвинитель объяснил, почему такой вызов невозможен. Таким образом, хотя обвинения в убийствах детей не входили в компетенцию судебного разбирательства, говорить о том, что подсудимый подозревается в убийстве трёх из пяти детей своего друга, пришлось. Нетрудно догадаться, что выяснение такого рода деталей не сулило подсудимому ничего хорошего.

Говоря о суде над Маджетом-Холмсом, вряд ли можно обойти молчанием показания супругов Квинлан, тех самых, что остались в чикагском «Замке» после отъезда Питезеля и самого владельца заведения. Помните шакала Табаки из мультфильма «Маугли»? Вот такими шакалами показала себя чета Квинланов. Особенно выразителен в роли мелкого, трусливого предателя оказался Патрик. Всем было ясно, что он заключил сделку с прокуратурой и будет «топить» своего прежнего работодателя, но бывший дворник делал это не просто скрупулёзно и старательно, а прямо-таки, с упоением. Он рассказывал о том, что Холмс не ограничивался изготовлением скелетов из тел умерших – он не брезговал и банальным грабежом могил. То есть, обнаруживая в захоронениях более или менее качественные вещи – ремни, обувь и т. п. – продавал их старьевщикам. Бывшего патрона Патрик характеризовал такими выразительными эпитетами как «грязный» («dirty»), лживый («lying»), «подлый» («scoundrel») и т. п. Автор не спорит с тем, что Маджет-Холмс был грязным, лживым и подлым человечишкой, но одно дело, когда такие суждения выносит детектив вроде Гейера, посвятивший свою жизнь борьбе с подобным нечистью, и совсем другое – тварь, подобная Квинлану. Не будем забывать, что этот негодяй деятельно помогал воровать трупы с кладбищ и отмывал использованные гробы, для последующей продажи, так что воистину уж чья бы корова мычала…

Чтобы закончить с этим малосимпатичным персонажем и более не возвращаться к нему, сообщим, что Патрик Квинлан прожил оставшиеся годы своей жизни, окруженный абсолютным отчуждением. Многие считали, что освобождение Квинлана от уголовной ответственности является ошибкой Правосудия, никто не верил в то, что тот мог на протяжении нескольких лет жить в «Замке» и не знать о происходивших там убийствах. Удивительно даже, как Квинлан сумел прожить после после суда над Холмсом ещё почти два десятилетия – в Америке тех лет легко можно было словить пулю даже за меньшее. Тем не менее, Квинлан случайную пулю не словил и на «перо» не сел. 7 марта 1914 г. он покончил с собой, приняв пестицид со стрихнином. Умирал он долго и в тяжёлых мучениях, на столе у его кровати была найдена лаконичная записка: «Я не могу спать» («I could not sleep.»)

Автор полагает, что комментарии излишни.

Следует признать, что суд над Маджетом-Холмсом оказался довольно короток. Примерно в то же самое время в Калифорнии судили Теодора Дюрранта, преступлениям которого посвящён один из очерков, вошедших в книгу I «Американских трагедий»[4 - Имеется в виду очерк «Убийства в церкви или Неизвестная история неизвестного серийного убийцы», размещенный в книге I «Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий», выпущенной в марте 2021 г. на книгоиздательской платформе «ридеро».], так тот процесс продлился аж 103 дня! В Филадельфии местная Фемида уложилась менее чем в неделю и уже 3 ноября 1895 г., Германн Уэбстер Маджет был признан виновным в преднамеренном убийстве 1 степени Бенджамина Питезеля, совершенном для получения страховой премии. Присяжные заседатели совещались чуть более двух часов и вынесли свое решение единогласно. Следует признать, что иной вердикт в той обстановке показался бы странным и даже подозрительным, поскольку обвинение выглядело очень убедительно.

Учитывая то, какую репутацию обвиняемый заработал благодаря публикациям в прессе и то, как вёл он себя во время судебного процесса, можно было не сомневаться в том, что смертный приговор его не минует.

Так и случилось. Уже 7 ноября 1895 г. Германн Маджет был осуждён н смертную через повешение.

Адвокат Сэмюэль Ротан заявил, что на приговор обязательно будет подана апелляция, поскольку в ходе суда был нарушен ряд фундаментальных прав подсудимого, в частности право на беспристрастный состязательный суд и право защиты в суде. В качестве доказательства предвзятости жюри присяжных, апеллянт ссылался, в частности, на интервью одного из членов жюри, в котором тот заявил, что члены жюри приняли решение о виновности обвиняемого в течение всего одной минуты и находились в совещательной комнате более двух часов только для того, чтобы «соблюсти приличия». Аргумент, конечно же, жидковат, трактовать сказанное – если только эти слова соответствуют действительности – можно двояко. Члены жюри могли совещаться менее минуты вовсе не потому, что имели предубеждение в отношении обвиняемого, а из-за того, что доказательства обвинения оказались очень убедительны.

Апелляция Маджета была передана в Верховный суд штата Пенсильвания 3 февраля 1893 г., её рассмотрение не затянулось и ровно через месяц – 4 марта – последовало формальное отклонение [что следует признать вполне ожидаемым исходом]. Тогда преступник заявил, что уповает на христианское милосердие губернатора штата, обладавшего правом помиловать приговоренных к смерти.

По прошествии недели – 12 марта 1896 г. – Департамент юстиции штата распространил заявление, в котором сообщил о назначении даты исполнения приговора сообразно загрузке тюрьмы и палача. Казнь Маджета-Холмса назначалась на 7 мая.

11 апреля вдова Питезеля в присутствии адвокатов собрала пресс-конференцию, в ходе которой сообщила, что обратилась в окружную прокуратуру Индианаполиса, а также к прокурору Торонто с просьбой передать ей останки детей. Также она просила вернуть ей все личные вещи детей, обнаруженные в ходе их розысков. Разумеется, не обошлось без материальных претензий (куда ж без них, так ведь?). Вдова заявила, что будет добиваться получения денег от Маджета-Холмса на основании того, что осенью 1894 г. тот во время имевших место встреч выманивал у неё деньги на личные нужды. Также Кэри Кэннинг сообщила о намерении вчинить иск адвокату Джепте Хау, тому самому юристу из Сент-Луиса, что участвовал в страховой афере её мужа. Исковое требование также сводилось к получению денег, переданных адвокату Холмсом.