Заговор астрономов

– Сильна видать у шведов любовь к современному искусству, – иронично рассмеялась женщина.

– Ну, вот и вы ничего в театре не понимаете…, – разочарованно проворчал Мартов и в третий раз наполнил хрустальные стаканчики.

– Вы извините, я просто не очень удачно пошутила, – примирительно отозвалась женщина, и в подтверждение своих слов опрометчиво добавила.– На самом деле, я бы с удовольствием посмотрела какую-нибудь вашу пьесу.

– Правда? – наивно обрадовался Мартов и, экспрессивно чокнувшись с новообретённой поклонницей, предложил.– Мне режиссеры иногда присылают рабочие записи моих пьес, хотите посмотреть?

Лена мысленно обругала и себя и благодетелей-режиссеров, но, не желая обидеть именинника отказом, вежливо согласилась.

– К сожалению, у меня сейчас нет записей ни на русском, ни на английском языке. Вы знаете немецкий, французский или датский?

– Нет, – живо откликнулась женщина, надеясь на отмену внепланового просмотра.– Давайте в другой раз.

Но увлёкшийся драматург уже не слушал ее:

– Это не страшно. Я подберу что-нибудь из раннего, там, где все понятно без слов. Например «Цвет женщины», очень неплохая пьеса.

Саша, все это время давивший в себе смех, не выдержал и прыснул. Мартов неодобрительно посмотрел на него, и гость, зажав рот ладонью, смущённо отвернулся.

– Смысл этой пьесы в том, что каждому возрасту женщины соответствует свой цвет, как в радуге: красный, оранжевый, желтый, зеленый… А в конце жизни все цвета спектра складываются, превращаются в белый, и за этим наступает вечность.

– Да вы прямо настоящий символист.

– Благодарю за комплимент, – театрально поклонился Мартов.

Лена поднялась из-за стола и, неожиданно покачнувшись, ухватилась за подоконник. Драматург аккуратно взял её под локоть и повел в одну из двух комнат выходивших в общий зал. Шагая по ускользающим из-под ног половицам, гостья в полной мере ощутила коварное действие хозяйского самогона. В то время как её невесомая душа стремилась улететь ввысь, к чему-то светлому и недоступному, теряющее равновесие тело в поисках точки опоры металось из стороны в сторону, вычерчивая замысловатые зигзаги, и твердая рука Мартова была единственной нитью, связывающей улетающую душу с убегающим телом.

– Штормит? – сочувственно спросил сочинитель, усаживая «плывущую» гостью на широкий диван.– Это бывает с непривычки. Ничего, скоро пройдет.

Он вставил диск в видеоплеер и, сев рядом с Леной, стал что-то рассказывать оживленно жестикулируя. Рассказ был такой же запутанный, как и действие на экране, где несколько женщин в разноцветных трико хаотично метались по сцене, пытаясь что-то объяснить друг другу. Через несколько минут в комнату заглянул Саша, и Мартов, смущённо извинившись, вышел. Оставшись одна, Лена облегченно вздохнула, вытянулась на диване и, положив голову на мягкий подлокотник, закрыла глаза. Из зала послышались приветственные возгласы и поздравления, очевидно, пришли новые гости. А на экране толпу говорливых тёток сменила молчаливая девочка в красном трико.

***

Лена проснулась, когда за окном уже смеркалось. Из-за приоткрытой двери доносился колоритный рассказ Мартова о знаменитых династиях шотландских самогонщиков, прославивших виски на весь мир. На экране телевизора разноцветные женщины беззвучно танцевали с такими же разноцветными мужчинами. Лена удивленно взглянула на часы, получалось, что спектакль шел уже пятый час. Включив свет, она критически осмотрела себя в настенном зеркале и, поправив прическу, вышла в зал. Судя по количеству использованных стаканов и тарелок, гостей приходило много, но теперь за столом оставались только четверо: пожилые мужчина и женщина, – вероятно, супружеская пара; эффектная цыганистая брюнетка бальзаковского возраста с вычурной прической и ярко алыми губами; и порядком нетрезвый Саша, уставившийся в пространство потерянным взглядом.

Мартов сидел на табурете посреди комнаты и настраивал гитару. Увидев Лену, он улыбнулся и объявил:

– Песня о сумасшедшем полярнике.

Закрыв глаза и медленно перебирая струны, сочинитель тихо, словно медитируя, запел с каждым словом, немного меняя тональность:

Во льдах… во льдах…

Во льдах… во льдах…

Мартов резко встряхнул головой, неожиданно сильно ударил по струнам, и в зале зазвучали строгие балладные аккорды:

Во льдах одинокий полярник идет

И ищет его боевой вертолет,

Отрезает ему пути ледокол,

Но полярник идет словно вол.

Автор снова перешел на тихий гитарный перебор:

Во льдах… во льдах…

Во льдах… во льдах…

Он впрягся в сани вместо собак

И тащит палатку свою и рюкзак,

Он на связь не выходит целых семь дней,

Он уже далеко от людей…

Во льдах… во льдах…

Во льдах… во льдах…

Неделю назад он надел маскхалат

И спрятал под ним свой черный бушлат.

Он имя и званье свое позабыл

И рацию утопил…

Во льдах… во льдах…

Во льдах… во льдах…

До полюса он никогда не дойдет,

В торосах его никто не найдет,

Но нужен ему был побег от людей,

Во льдах ему было теплей…

Во льдах… во льдах…

Во льдах… во льдах…

Мартов замолчал, отложил гитару, поднялся с табурета и, прижав левую руку к сердцу, театрально поклонился. Все, включая очнувшегося Сашу, зааплодировали, а цыганистая брюнетка, рьяно хлопая в ладоши и, видимо, отождествляя автора с героем песни, чувственно прошептала: