Пепельные цветы

– Ну вот, я опять выиграл.

– Да, ты здорово играешь… Бедная Гленда! Она была такая весёлая, озорная… Она вышила эту чудесную салфетку для своего малыша…

– Как вы, женщины, любите грустные воспоминания! Любите терзаться и плакать.

– Воспоминания? Дорогой, но она умерла всего пять дней назад!

– Ну да, кажется, пять. Но ведь её не вернёшь. Какой же смысл каждый вечер плакать?

– Она умерла не одна. Вот что самое ужасное.

– Да? – он удивлённо посмотрел на неё. – А кто ещё умер?

– Ллойд… ты… У неё же был ребёнок!

– А-а, да, правда… Я забыл.

– Хотела бы я так быстро забывать, – вздохнула Беатрис.

– Но тебе нельзя этого, – возразил милый. – Кто-то же должен помнить всё за нас двоих.

– Да, – слабо улыбнулась она. – Да, конечно.

– Ты у меня такая умница! И красавица. Сыграем ещё?

– Красавица… У меня лезут волосы… Ужас!

– Куда они у тебя лезут, любимая?

Беатрис печально взглянула на него.

Бедный мальчик! Он совсем, совсем ничего не понимает, не видит. И не хочет ни видеть, ни понимать – вот, что самое ужасное. Он сбежал в свою болезнь, спрятался в ней. Там ему хорошо, уютно. Немного голодно и холодно, но всё ведь образуется рано или поздно…

– Милый, ты… ты будешь скучать по мне?

– Ты уезжаешь? – он оторвался на секунду от карт.

– Ребёнок, – вздохнула он. – Ты безнадёжный ребёнок.

– У нас обязательно будет ребёнок, – оживился Ллойд. – Правда, любимая? Маленькая такая Беатрис. Она будет всё время писаться и кричать. Я буду звать её Младшей. Или – Беатрис Вторая, принцесса Каледонии. Или… Я счастлив! Как я счастлив, что ты у меня есть! Играем ещё?

– У меня выпадают волосы, – повторила она, слизывая с губ тихие слезинки. – Скоро я стану совсем страшной.

– Не грусти! – он коснулся её руки. – Для меня ты всегда будешь красавицей, дорогая. Даже в старости.

– Даже совсем лысой?

– Ты лучше всех!

– Спасибо, мой мальчик, – улыбнулась она. – Ты не знаешь всех, но всё равно спасибо.

– Я и не хочу их знать. Мне достаточно тебя. Так мы будем играть?

– Солнышко моё… – она отвернулась, чтобы не расстраивать его слезами. – Да, конечно, мы будем играть. До последнего!

– Что ты имеешь в виду?

– Раздавай… Господи, какой холод!

– Ничего, ничего, – успокаивал любимый, сдавая карты. – Мы уедем на Гаваи, где вечное солнце… Хотя, нет! Мы же должны остаться здесь, на острове. Займёмся гостиничным бизнесом. Ведь теперь это наш отель.

– Конечно, мы останемся здесь, милый. Навсегда.

– Денег ещё много, – с воодушевлением продолжал Ллойд. – Хватит и на ремонт и на жизнь, пока наш отель не станет широко известен, а…

– Денег? – перебила Беатрис. – Много денег?

– Ну да, – улыбнулся Ллойд. – Я ведь отдал меньше половины. Я знал, что наши денежки…

– Ты отдал ме… Так ты не все деньги отдал?!

– Нет конечно, я же не дурак. Я никогда не верил до конца этому Деллахи. Да и Липси… странный он какой-то. Глазки добрые, язык медовый, а что там у него в душе…

– Впрочем, какая теперь уже разница, – не слушала его Беатрис.

– В смысле?

– Ничего, мой хороший, ничего. Давай играть.

– Что-то меня опять в сон потянуло… Я стал таким соней!

– Пойдёшь в комнату, приляжешь?

– Нет. Я здесь. У тебя на коленях. Можно?

– Конечно, мой мальчик.

Они перешли на диван. Ллойд уютно свернулся на нём, а она укрыла его своим одеялом. Села, положив его голову к себе на колени.

Она не знала, сколько так просидела, напевая ему какую-то песенку из прошлой жизни. А он всё никак не мог уснуть. Ей было холодно, она с трудом заставляла себя не дрожать.

– Что-то меня мутит, – сонно произнёс Ллойд.

– Хочешь встать?

– Нет, нет. На твоих коленях так хорошо! Я сейчас усну, и всё пройдёт.

– Я бы сыграла тебе на флейте Гленды. Колыбельную.