Пепельные цветы

Человек махнул рукой, словно приглашая следовать за собой, и пошёл дальше.

Ллойд пожал плечами и двинулся за ним. Он старался не топать, но всё же идти побыстрей. И тем не менее, не успел догнать идущего впереди прежде, чем тот стукнув дверью, скрылся в какой-то из комнат.

"Это сон, – внезапно подумал Ллойд. – Всё это мне снится. Конечно".

Однако, едва уловимый запах сожжённого керосина, оставшийся в коридоре и холод, после тёплого сна рядом с Беатрис проникавший до костей, не оставляли сомнений: он не спит.

Ллойд дошёл до двери, за которой скрылся Липси, тихонько приоткрыл её и проскользнул внутрь. Комната была большая, больше даже прачечной, в которой он жил поначалу. И чем-то неуловимо напоминала её: тут и там были свалены кучи тряпья, пахло мылом и немного плесенью.

Едва Ллойд прикрыл за собой дверь, человек, остановившийся посреди комнаты, повернулся и отбросил с головы капюшон.

Лампу он вынес на вытянутой руке вперёд, словно хотел получше осветить и рассмотреть Ллойда, поэтому лица его тот видеть не мог.

– Ну, здравствуй, сынок, – произнёс человек голосом Маклахена.

По жилам Ллойда томящей слабостью растёкся страх.

– Хозяин?! – выдохнул он. – Но как же?..

– Я, – подтвердил Маклахен. – А хорошо мы с тобой их провели!

– Мы с вами?

– Это ты здорово придумал, сынок. С верёвкой-то.

– Но я ничего…

– И очень хорошо, что сохранил деньги, – продолжал Маклахен, не слушая. Он подошёл к столу, поставил на него свечу и задёрнул шторы на окне. – Только зря ты пустил этих в комнаты, зря. Но ничего, сынок, мама сказала, что профессор Локк.

– Что? – не понял Ллойд, почему-то испугавшись за профессора. – Что – профессор?

– А вот и мама, – произнёс Маклахен, прислушиваясь.

Ллойд тоже услышал, как сзади тихонько скрипнула дверь. Он повернулся и едва не закричал, потому что в комнату, со свечой в руке, вошла Меган Маклахен.

– Не ори, насекомое! – прорычал сзади Маклахен.

– Тише! – взмолился Ллойд.– Тише! Вы же разбудите Беатрис.

– А ты всё такой же, – рассмеялся хозяин.

– Меган, – Ллойд потянулся к хозяйке, но тут же обжёгся о свечу и отдёрнул руку.

– Что, милый? – спросила Беатрис.

Она положила свою тёплую ладонь на его щёку.

– Это ты хорошо придумала про верёвку, – пропыхтел сзади Маклахен. – Сам бы он ни за что не додумался, этот сморчок.

– Тише, – отозвалась Беатрис. – Тише, он услышит! – И Ллойду, гладя его щёку: – Ми-илый… Ми-илый…

Остро запахло химией. Ллойд хотел оттолкнуть руку Беатрис и броситься к двери, но ноги почему-то перестали слушаться его… Он хотел закричать и не смог.

А тёплые пальцы Беатрис лёгкими, едва ощутимыми касаниями бегали по его лицу – разглаживали морщины на лбу, тревожили щетину на подбородке, щекотали веки. От пальцев слабо, почти неуловимо, пахло её духами, которые так невзлюбил Маклахен. В комнате было абсолютно темно, из чего он заключил, что уже наступила ночь.

– Ми-илый, мой ми-илый, – шептала Беатрис. – Исхуда-ал… заро-ос…

Она лежала рядом, приподнявшись на локте, склонившись над Ллойдом. Голос подрагивал нежностью, жалостью и ещё чем-то, идущим изнутри её естества – глубоким, невнятным и тревожным.

Взглянув на её улыбку, он снова закрыл глаза.

– Тебе снилось что-то плохое? – спросила она.

Он пожал плечами и только теперь согласился, что это уже не сон.

Беатрис улыбнулась поцеловала его в кончик носа. Потом в щёку. Коснулась губами губ. Она вдруг стала задумчивой и серьёзной. С минуту разглядывала лицо Ллойда непонятным и как будто строгим взглядом. Потом её губы снова приблизились к его губам. Поцелуй был странным, неудобным и не очень приятным. Губы Беатрис с такой силой прижались к его губам, будто хотели пробраться к нему в рот. Что-то твёрдое и влажное – наверное, её язык – скользило и щекотало. Это продолжалось так долго, что рот его наполнился слюной, а он не мог её сглотнуть – это было бы слишком громко и неудобно. И наверняка помешало бы Беатрис.

– Ты что как деревянный? – прошептала она, отрываясь от него.

Не очень-то приятно услышать такое в минуту ласки. Могла бы спросить и как-нибудь понежней.

Он пожал плечами:

– Нормальный, – и наконец-то сглотнул слюну.

Она погладила его волосы, любуясь. Потом снова припала к губам. Он попытался дышать носом, но сопение было слишком громким, так что пришлось задержать дыхание. А рука Беатрис вдруг скользнула под пиджак, быстро расстегнула пуговицу на рубашке. Тёплая ладонь коснулась его кожи, устремилась куда-то под мышку. Это было приятно и неприятно одновременно. В том, как Беатрис целовала его, в её торопливой ласке, в участившемся дыхании было что-то… что-то неприличное, животное, слишком откровенное.

А она оторвалась от губ, торопливыми поцелуями покрыла его лицо, глаза. Её тёплое дыхание и влажные губы сместились куда-то к уху, и уху сразу стало щекотно, а внутри живота что-то дёрнулось, поджалось и разлилось по всему телу беспокойно-горячим и невесомым.

Ллойд почувствовал, что Беатрис уже всем телом, крепче и крепче, прижимается к нему. Он пытался понять свои чувства, но что-то в голове мешало; а ещё мешала торопливая и агрессивная нежность Беатрис.

Вспомнив, он сосредоточился на своём теле, прислушался к нему, пытаясь определить отвердело ли что-нибудь там, внизу.

– Милый, ты не любишь меня? – Беатрис остановилась, заглядывая ему в глаза. – Ты… ты не хочешь меня?

– Я не знаю, – прошептал он, морщась. – Я никогда… Я ещё ни разу…

– Постой… Ты… У тебя никогда не было женщины?

– Ну почему же… В общем…

Больше всего ему хотелось сейчас оказаться где-нибудь в другом месте. Во сне, в море, в уютной клинике… или даже в сарае, рядом с мёртвой коровой. Зачем, зачем Беатрис всё это затеяла?!

– Ничего, мой хороший, – прошептала между тем она, гладя его по щеке. – Всё будет хорошо. Ты только не волнуйся, ладно? Я помогу тебе.

– В чём? – не понял он.

Она не ответила, припала к его губам.