В коридоре между тем раздался русский говор.
– Резню хорошую устроить, так… – говорил Басардин.
– Д-да! – подтвердил Галкин.
Евпраксия посмотрела на мужа.
– Это у тебя, верно, были? – спросила она.
– У меня!
– Кто такие?
– Так, шуты одни гороховые! – отвечал Бакланов.
Он разрывался в душе от стыда: лучше бы Евпраксия сердилась, укоряла, бранила его, чем устремляла на него этот холодный и презрительный взгляд.
13. Еще новая героиня
Прошел день, два. Положение Бакланова продолжало оставаться очень неловким: Евпраксия ездила с ним по Парижу, все осматривала, всем очень интересовалась, но о прошедшем его поступке хоть бы слово. Бакланов однако очень хорошо видел, что это было не прощение, а скорее равнодушие и невнимание к тому, что он делал и даже впредь намерен был делать.
Он решился наконец сам заговорить:
– Я, конечно, виновать против тебя; но что делать. Первая любовь!
– Первая любовь… к содержанке! – повторила насмешливо Евпраксия.
– Какая же содержанка! – сказал Бакланов.
Ему показалось уж обидно, что Евпраксия таким образом третировала Софи. Ему хотелось, чтоб она в этом случае видела некоторое торжество и победу с его стороны.
– Ты сама тоже неправа: хоть бы слово мне написала и намекнула, что тебе это неприятно… Я и думал: что ж?.. Значит, для нее все равно.
Евпраксия с насмешкой пожала плечами.
– Я никак не предполагала в человеке столько низости душевной: бужать с одною женщиной и в то же время жене писать нежные и страстные письма, – проговорила она.
– Это не низость душевная, – сказал, покраснев Бакланов.
– Что же это такое? – спросила Евпраксия.
В тот же день, когда супруги возвращались часу в четвертом с прогулки из Булонского лесу, превосходный воздух, чистое голубое небо, прелестный Париж так разнежили Бакланова, что он непременно решился помириться с женой. Все время по приезде ее в Париж она ужасно казалась ему хороша собой. Войдя в номер и видя, что Евпраксия уселась в кресла, с своим, по обыкновению, спокойным лицом, он подошел к ней и стал перед ней на колени.
– Прости меня! – проговорил он, склоняя голову на ее колени и ловя ее руки.
Евпраксия отодвинулась от него.
– Не унижайте себя, по крайней мере, этим! – сказала она.
– Но ты еще любишь меня, Евпраксия! – умолял ее Бакланов: – ты приехала по первому моему зову!
– Я приехала к отцу моих детей, но не к мужу! – проговорила строго Евпраксия.
Бакланов сейчас же встал, гордо тряхнул своими красивыми и начинавшими уже седеть кудрями, прошелся несколько раз по комнате, потом опустился в небрежную позу на первый попавшийся стул и проговорил:
– Стальная, бездушная вы женщина!.. Вы даже не стоите минуты раскаяния, которой я предался теперь.
Евпраксия хоть бы бровью повела и только кинула взгляд на домашнюю чудотворную икону, привезенную ею даже в Париж.
– Во всю жизнь, – продолжал Бакланов: – хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!
– Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, – перебила его Евпраксия.
Двери в самом деле отворились, и вошел Сабакеев с сияющим лицом, а за ним шла молодая девушка в черном, наглухо застегнутом платье, с обстриженными волосами и в шляпке a la mousquetaire.
– Bonjour! – сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.
– Муж мой! – сказала та, указывая ей на Бакланова.
– Bonjour! – сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.
Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.
– А я недавно слышала, – начал она, садясь на диван: – что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.
– Я спорил? С кем же это? – сказал Бакланов не без удивления.
– С Галкиным.
– А вы его знаете? – спросил он уже насмешливо.
– Он друг мой! – отвечала девушка.
– Друг ваш! – повторил Бакланов, склоняя голову.
Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.
– Евпраксия! – обратилась она к Баклановой. – Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем – ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.
– Пожалуй! – отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.
Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.
Бакланова заинтересовала невеста шурина.
– Что это за странная госпожа? – спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.
– Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? – отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.