– О, боже мой! Это один из лучших моих знакомых! – произнес граф, поднимая при этом немного глаза вверх.
– И он мне сказал, что наше предприятие действительно рассматривалось, но что оно провалилось окончательно.
Граф Хвостиков при этом побледнел.
– Что такое провалилось? – спросил он, как бы не поняв этой фразы.
– А то провалилось, что не утверждено, – отвечал ему насмешливо и со злостью Янсутский.
– Вот видишь, папа, как ты всегда говоришь! – сказала также и дочь графу, погрозя ему укоризненно пальчиком. – Верно все… решено… кончено!
– Но мне писали об этом! – бормотал граф, совсем, как видно, опешенный.
– Не знаю-с, кто вам это писал, – возразил ему с явным презрением Янсутский, – но оно никогда не было, да и не могло быть решено в нашу пользу. Нельзя же в самом деле ожидать, чтобы позволили на воздухе строить дом.
– Где ж на воздухе, – продолжал кротким голосом граф, – разве «Credit mobilier»[18 - Credit mobilier (точнее Societe generale du credit mobilier) – крупный французский акционерный банк (1852–1871), широко занимавшийся рискованными спекулятивными аферами; руководители его были связаны с императором Наполеоном III.] – не то же самое?
– Вот еще что выдумали: «Credit mobilier»! – воскликнул насмешливо Янсутский. – Предприятие, черт знает когда существовавшее, и где же? В Париже! При содействии императора, – и то лопнувшее – хорош пример! Я просто сгорел от стыда, когда Тюменев стал расписывать Бегушеву это наше дурацкое дело!
Граф на это ничего уж и не возражал.
Дочери, кажется, сделалось жаль его.
– Хотите завтракать?.. – спросила она Янсутского, зная по опыту, что когда он поест, так бывает подобрее.
– Нет, не хочу!.. – отвечал отрывисто Янсутский (надменный вид Тюменева никак не мог выйти из его головы). – А у меня еще гость будет – этот Тюменев, – присовокупил он.
– Ах, это отлично! Мне очень хочется посмотреть на него! – воскликнула Мерова. – Что он такое: генерал-адъютант?..
– То есть, пожалуй, генерал-адъютант, штатский только: он статс-секретарь! – отвечал не без важности Янсутский. – Я, собственно, позвал этого господина, – отнесся он как бы больше к графу, – затем, что он хоть и надутая этакая скотина, но все-таки держаться к этаким людям поближе не мешает.
– О, без сомнения! – подтвердил тот невеселым голосом.
Положение графа было очень нехорошее: если бы изобретенное им предприятие было утверждено, то он все-таки несколько надеялся втянуть Янсутского в новую аферу и таким образом, заинтересовав его в двух больших делах, имел некоторое нравственное право занимать у него деньги, что было необходимо для графа, так как своих доходов он ниоткуда не получал никаких и в настоящее время, например, у него было в кармане всего только три целковых; а ему сегодняшним вечером нужно было приготовить по крайней мере рублей сто для одной своей любовишки: несмотря на свои 60 лет, граф сильно еще занимался всякого рода любовишками. Но где взять эти сто рублей!.. Не у Янсутского же просить взаймы после всех дерзостей, которые он позволил себе сказать: граф все-таки до некоторой степени считал себя джентльменом.
– Этот Тюменев очень много рассказывал интересных вещей, – снова начал Янсутский.
Граф Хвостиков при этом взглянул на него.
– А именно? – спросил он.
– Да разные там разности! – отвечал Янсутский. – О некоторых переменах, предполагаемых в министерстве… о своих беседах с разными высокопоставленными лицами… об их взглядах на Россию! (Но более точным образом определить, что ему рассказывал Тюменев, Янсутский не мог вдруг придумать: как человек практический, он владел весьма слабым воображением.) В такие откровенности пустился, что боже упаси!.. Понравился, видно, я ему очень! – заключил он, вставая и беря свою саблю.
– А мне еще, Петр Евстигнеич, надобно с вами два слова сказать!.. – проговорила при этом Домна Осиповна.
– Ваш слуга покорный! – отвечал ей Янсутский.
– Но только по секрету!.. – присовокупила Домна Осиповна.
– И по секрету могу! – подхватил Янсутский.
Они оба пошли.
– Вы не ревнуете? – спросила Домна Осиповна, оборачиваясь к Меровой.
– Немножко ревную! – отвечала та.
В следующей комнате Домна Осиповна и Янсутский сели.
– Послушайте, – начала она заискивающим голосом, – у меня есть теперь свободные деньги… Я бы желала на них приобресть акции Хмурина – где бы мне их достать?
– На бирже сколько угодно.
– Да, но на бирже они дороже своей цены…
– Еще бы!.. И главное, что с каждым днем поднимаются и будут еще подниматься.
– Вы думаете? – проговорила Домна Осиповна, и глаза ее при этом блеснули каким-то особенным блеском.
– Уверен в том!.. А на какую сумму вам нужно этих акций?
– Я еще этого не определила точно! – отвечала уклончиво Домна Осиповна. – Акции Хмурина, конечно, теперь очень хорошо стоят, но они могут и понизиться, все-таки это риск!.. У Хмурина, говорят, много еще их на руках, и он их дает некоторым знакомым по номинальной цене.
– Кому же он дает?.. Лицам, от которых сам в зависимости. Впрочем, Хмурин будет у меня на обеде… Попробуйте, скажите ему об этом! – проговорил Янсутский. – Он нежен с дамами.
– Нежен? – спросила, усмехнувшись, Домна Осиповна.
– Очень даже. Вы сначала, будто шутя, попросите у него, а потом и серьезно скажите.
– Понимаю; но и вы словечко замолвите ему с своей стороны; он, говорят, вам ни в одной просьбе не отказывает!..
Янсутский пожал плечами.
– Пока еще не отказывал ни в чем; извольте, я ему скажу!
– Пожалуйста!
У графа Хвостикова в это время тоже шел об деньгах разговор с дочерью.
– У тебя нет рублей двухсот – трехсот?.. – спросил он будто случайно и совершенно небрежным тоном.
– Нет, папа, на вот, хоть возьми ключ и посмотри сам! – отвечала та совершенно, как видно, искренно.
Граф некоторое время переминался.
– А этак заложить мне что-нибудь не можешь ли дать?
– Ни за что, папа!.. Ни за что!.. – воскликнула, точно даже испуганная этой просьбой, Мерова. – Петр Евстигнеич и за браслет тогда меня бранил очень, бранил и тебя также.