Мужчина и его женщины

Пивное счастье в лице оранжевой бочки распродаёт остатки напитка. Объёмная продавщица строго следит за порядком. Страждущие горожане (не)терпеливо выстроились в очередь. Мы упредительно взяли бутылочного (по паре) и пренебрежительно поглядываем на "бочковых бойцов". Они отвечают нам здоровой человеческой ненавистью.

Из динамиков гундосит Утёсов:

Махнёшь рукой,

Уйдёшь домой.

Выйдешь замуж за Васю-диспетчера.

Мне бить китов

У кромки льдов,

Рыбьим жиром детей обеспечивать!

– Я помню эту песню! – говорит Александр Раевский. Мой приятель и хороший товарищ. – У меня был роман под эту мелодию. Честно. Знаешь, как я волновался…

– Представляю! – хохотнул я. – Тебя всегда любили бабы. Она была вдовой, имела родинку под носом и четверых детей. Тебя очаровали её выдающиеся формы и мерседес последней модели…

Мне хотелось шутить. Балагурить.

– Ничего подобного.

Саша оставался серьёзен.

– Это была грустная история… Грустная для меня… И для неё.

Он рассказал про себя и про Лену. Про сталинку, и много чего ещё.

Оказывается, свадьба состоялась. Роскошная свадьба в лучшем городском ресторане. Шампанское лились рекой, гости кричали "Горько!", жених много раз целовал невесту. Невеста отвечала трепетной, нежной взаимностью. Отвечала искренно и жгуче.

Много танцевали, пели песни. И даже никто не подрался. Очевидно, без этого возможно обойтись на Руси.

Муж Лены, Слава, работал в торговой фирме. Продавал пылесосы… или стиральные машины… или газовые плиты? Нечто подобное. Это был в высшей степени добрый, надёжный, стабильный, любящий мужчина.

Лена устроилась в полиграфическую фирму. Через пару лет, она возглавила бунт. В нём участвовали все сотрудники фирмы (несколько женщин, плюс мужчина – печатник). Хозяину выразили вотум недоверие и скопом уволились. В одночасье. Основали собственное предприятие. Вроде бы купили печатный станок…

Более ничего не знаю. А врать не хочется.

Шумит волна,

Плывёт луна

От Слободки за Дальние мельницы.

Пройдут года,

Но никогда

Это чувство к тебе не изменится.

Вдоль горизонта растянулась закатная оранжевая лента. Небо отражалось в море. Чайки уселись на воду. Город успокаивался. Лень расползалась по всякому живому организму. Рыбак выудил карпа. Крупного. Карп бился и всячески выражал негодование. Мальчишки побежали смотреть.

– А хорошо! – сказал я.

– Что именно? – уточнил Саша.

– Всё хорошо, – ответил я. – Что хорошо оканчивается.

Он согласился.

Попробовал бы он не согласиться… бродяга! ))

История вторая. Свадьба друга.

В Издательстве…

В Издательстве работала уйма народу, однако у меня не поднимается рука называть этих людей работниками. Во-первых, потому, что большинство из них были талантливыми бездельниками. Во-вторых, все причастные были яркими людьми. Личностями. Называть их работниками всё одно, что называть Майкла Джексона (например) певцом вокально-инструментального ансамбля. Формально это – правда, но, согласитесь, сквозит нечто унизительное в такой казённой формулировке. Другое дело: Король Поп Музыки. Притом именно так, с прописных букв, и с "Поп" в середине. То есть и Король, и Поп одновременно.

Мне отчётливо запомнилась одна личность по фамилии Дудак. Кажется, его звали Сергей. Подозреваю, что за именем в метрике писалось отчество, но ответьте, для чего нужны все эти глупые подробности при такой выразительной фамилии? Они явно лишние…

Дудак утверждал, что произносить его фамилию необходимо с акцентом на литеру "у". Мы старались. Но это не слишком спасало. Выручало, как фиговый лист. Стоило только языку оступиться в ротовой полости, и Дудак превращался в самого обычного…

Однако не станем говорить о грустном, тем более что судьба Дудака в Издательстве случилась краткой и выразительной, как след пикирующей звезды.

К основному залу Издательства (там, где сидели верстальщики, наборщицы и остальные сочувствующие процессу личности), примыкала маленькая комнатка. Изначально, она несла в себе какое-то практическое значение… или сакральный смысл?.. давно, в те староглиняные времена, когда затевался бизнес. Со временем, многое переменилось. Комнатку (как чайки особенно высокую скалу) облюбовали бабы – пили там чай, сплетничали, меряли лифчики (я этого не видел, но подозревать имею право). Незаметно комнатка переименовалась в "Чайный домик". Согласитесь, название не лишено изящества.

Дудак решил воспользоваться Чайным домиком в корыстных целях. Была у него одна странность. Даже две. Точнее – три.

Опишу кратко:

Он обедал исключительно тушеной свининой. По нынешним временам – это замечательно, ибо невозможно заподозрить в исламизме человека, употребляющего в месяц половину свиной туши (примерно).

Однако девчонок это раздражало. "Опять жрёт! – изумлялась бухгалтер Галя. – Гремит ложкой, как извозчик лопатой!"

Дудак вспарывал ножом банку тушенки и выедал содержимое ложкой. Закончив, облизывал ложку и прятал её в ящике стола.

Засим трапеза не оканчивалась. Она переходила в странность номер два.

В общем платяном шкафу Дудак хранил цигейковую куртку. После обеда он распахивал настежь окно (презирая зимние холода), надевал тёплую куртку и садился в кресло (офисное, на колёсиках).

Засыпал почти мгновенно. Закидывал голову… и храпел… храпел… рот во сне приоткрывался…

"Я не могу на это смотреть!" – жаловался художник Андрей Бузина.

Художник забирал кружку и выходил из Чайного домика.

"Почему?" – спрашивал я. Мне было забавно, чем дело окончится.