Маленький бриллиант и большое преступление

Сказать "нет, не способен", означало поставить крест на мужских качествах Нила Пикока. Мне бы этого не хотелось. Пикок англичанин и джентльмен, а посему имеет права.

Ответив "да" я делал его единственным подозреваемым. И автоматически подставлял под "прицельный огонь" великого сыщика и его слухового аппарата по имени Сэм.

– Мне сложно судить о его физических кондициях, – уклончиво ответил я. – Мы недостаточно близко знакомы. Лет двадцать назад я делал кровопускание его жене, пару раз промывал желудок самому Нилу… насколько я помню. Или эта неприятность случилась с его собакой?..

– Отставьте ненужные подробности, – попросил Холмс. – Плевать на болезни его пса!

– Вы правы, Холмс, – я успел погрузить в рот кусочек стейка, – эти подробности малоинформативны. Тем паче, что супруга Пикока давно уже стоит в могиле…

– Обеими ногами? – осведомился Холмс.

Я кивнул, и мы дружно рассмеялись. Годы совместной работы превратили нас в спаянную команду. В большинстве случаев мы понимаем друг друга с полуслова.

– Собственно говоря, – продолжил я, – наше с Пикоком знакомство ограничивается приветствием в моменты редких встреч.

Холмс хохотнул и заявил, что это практически стальное алиби: "Человек, приподнимающий шляпу при встрече с Ватсоном, не может быть преступником!"

– Не торопитесь иронизировать, дорогой Холмс, послушайте, что я вам дальше расскажу. Вчера днём я устроил себе маленький эмьюземент (amusement – развлечвение, ан.). Решил поразвлечься, проветриться. – Я взмахнул рукой, как бы намекая, что ничто человеческое мне не чуждо, несмотря на возраст. – И отправился на скачки.

– Были на ипподроме?

– Именно. На ипподроме близ Виндзора.

– Похвально, мой друг. Общение с лошадями делает нас… – Холмс задумался, подбирая прилагательное. – Возвышеннее.

– Это если взобраться на лошадь, – заметил я, но развивать эту тему не стал, вернулся к делу: – Там я встретил Нила Пикока.

– Интересное совпадение. Что он там делал? Соревновался?

– Прежде всего, был изрядно навеселе.

– Проиграл? – насторожился сыщик.

– Выиграл четыре фунта! – не без гордости ответил я. – Мне этого результата удалось достичь тремя удачными ставками. В третьем, пятом и шестом заездах…

– Так это вы, выиграли? Ватсон?

– Естественно! – ответил я. – не Пикок же! Что касается Нила… не думаю, что он вообще-то играл. К шестому заезду он едва держался на ногах. У него не приняли бы ставку.

Холмс изрёк многозначительное "Гм-гм!" и мы обратились к трапезе. Последующие несколько минут только звяканье вилок, мелодия льющегося в бокалы хереса (мы сошлись на этом напитке) и наше блаженное мычание нарушали тишину в столовой.

– Но, разрази меня гром! – Неожиданно взметнулся Холмс. – Тогда я решительно не понимаю природы этих чмокающе-чавкающих звуков! Кто и каким образом мог их издавать? Ума не приложу!

Он был в растерянности. Чтобы успокоить великого сыщика, я предположил гипотезу, что это шумел ветер. Ночью было ветрено.

– Нет, нет, и ещё раз нет! – ответил Холмс. – Совершенно иные тоны, частоты и реверберации! Всякие неодушевлённые шумы я легко идентифицирую. – Холмс волновался. – Я даже составил каталог шумов. В нём двенадцать тысяч позиций.

Я покачал головой и (не к месту) подумал, что в "Кама-сутре" позиций значительно меньше.

– Совершено преступление! – Холмс решительно возложил ладонь на стол (этот жест мне хорошо знаком, я называю его "припечатать"). – И мы должны его раскрыть!

Случилось худшее из всех возможных вариантов. Шерлок Холмс убедил себя, что закон был попран, а потому старой ищейке не терпелось взять след. Он скулил и колотил хвостом по паркету, взвизгивал, словом умолял хозяина пустить его в погоню… Образно говоря.

Я подцепил вилкой оливку, отправил её в рот, Холмс решительно поднялся из-за стола.

Он заявил, что мы немедленно едем на Мансфилд роуд. Я вяло возразил, зачем? Холмс ответил, что необходимо произвести осмотр места преступления.

Мне пришлось встать со стула. Взглядом полным сожаления я посмотрел на бокал и тарелку (так полководец осматривает поле проигранного боя). Оба предмета сервировки были ещё наполовину полны. "Очевидно я оптимист" – подумал, не без сожаления.

Оставался ещё маленький шанс затянуть процедуру: я предложил прослушать подозрительную запись ещё раз. "Послушаем, обсудим, – надеялся я. – Потом вернёмся в столовую и покончим со стейком. Нужно попросить миссис Даунстайр не убирать со стола".

Однако Холмс решительно разрушил мои "воздушные замки", он повторил, что ехать нужно немедленно – минуты дороги.

Сыщик уже пылал новым делом.

– Ватсон! я дам вам парик, очки и бороду!

– Зачем? – опешил я.

– Для конспирации! – ответил Холмс.

За своё согласие участвовать в "этом дурацком маскараде" я истребовал право вести машину. Для чего мне это было нужно? Чтобы с удовольствием прокатиться по городу – это в первую очередь. А во вторую, мне не хотелось опасаться за свою жизнь и за жизни окружающих – Холмс за рулём горяч и прыток.

Погода испортилась. Задождило. Я ехал медленно, аккуратно объезжая лужи. Размышлял о превратностях судьбы: "Несколько минут назад мы сидели в тепле, пили херес… вовсе неплохой (справедливо отметить) херес. Ели замечательное мясо, вели беседу… А вот теперь движемся в "неизвестном" направлении… взбудораженные, нервные, налепив на себя бороды и парики. Зачем это всё? Какая чудовищная сила двинула нас в этом направлении? Воля рока? Судьба?"