Чувства встречного направления

Впрочем, я опять уклоняюсь.

Встреча, о которой мне хочется рассказать, произошла вечером, на Аллее. Для читателей, не бывавших во Владивостоке, сделаю небольшое топографическое пояснение:

В самом центре города,

вдоль Спортивной гавани (это кусочек Амурского залива),

в пяти шагах от кромки воды (без всяческих гипербол),

параллельно улице "Набережной"

имеет место быть… проход… я не знаю, или лазейка, или тракт – именуйте, как угодно.

Лично я называл этот асфальтированный фрагмент Евразийского континента Аллеей. Просто Аллеей, безо всякого дополнительного обременения.

Так вот, на Аллее сгустилось всё самое сочное и яркое в Городе. (На мой, естественно, вкус.)

А именно.

Во-первых, здесь паслись стада непуганых диких китайцев. Примерно, как бизоны в пампасах. Обвал рубля сделал отдых в Приморье чрезвычайно привлекательным для китайских товарищей.

Во-вторых, в "саванну у кромки моря" стекались охотницы на диких китайцев – представительницы древнейшей и изумительно порочной профессии.

…Вообще-то… если позволите, на секундочку ЭТО ДЕЛО зародилось здесь не сегодня и не сейчас. В двух шагах от Аллеи расположена "Миллионка" – квартал первобытный, покрытый копотью керосинок и сажей леденящих душу рассказов. Квартал династии "Мин" с его джонками, петардами-салютами, конусами бамбуковых шляп, драконами, приготовлением летучих мышей в соевом соусе и грошовыми гибкими проститутками в утвердительных позах.

Фантазия моя разгоралась, и я представлял, как любовь происходила здесь раньше, когда не сдавали комнат на часы. Она была ещё стремительней, ещё яростней и неудержимей, как электричка в сильный снегопад.

/здесь я немного приврал, извините. И квартал, и проститутки, и дивные пирожные (клянусь! я лакомился!) существуют в реальности. Только Миллионка родом из 19 века. До этого её не существовало.

Кроме порочных удовольствий Аллея предлагала ряд вполне гуманных и даже эстетических развлечений. Тут прогуливались молодые пары, плескался океан (в своей равнодушной тревоге), рыбаки забрасывали удочки, чайки опускались на воду… играли музыку художники и рисовали портреты музыканты. Изгибались в затейливых позах непокорные у-шуисты, а любители (и сочувствующие физкультуре) старики перебрасывались волейбольным мячом. Через сетку.

Кроме того, имела место быть дивная едальня под названием "Чифань-Дао".

Одно только звукосочетание вызывает аппетит, не правда ли? Китайский язык упоительно музыкален; воображению моментально рисуется женщина в длинном шелковом кимоно… Чио Чио Сан (плевать, что она японка): "О, чифань! Моя волшебная чифань, где ты теперь?"

Однажды (мы вплотную приближаемся к сердцу повествования) я возвращался "домой" довольно поздно. Брёл Аллеей, неспешно цокая копытами (каблуки новых замшевых туфлей помечали моё присутствие характерным звуком). Устал, а потому грустил – уставший человек склонен к мерехлюндии и лёгкому нытью. Однако я грустил светло, по-весеннему, с настроем прожить это лето счастливо (хотя бы попытаться). Бодрости мне прибавляло самое искреннее человеческое чувство – чувство голода. Я искренно испытывал его последние полчаса.

Притормозил у "Чифани". Задумался.

Не в моих правилах употреблять фаст-фуд, однако обстоятельства вынуждали пойти на риск. Причина в том, что третьи сутки подряд Паша Бо варил сырую морскую капусту. Совершал кулинарный "акт вандализма" прямо на рабочем месте, в отеле, при исполнении служебных обязанностей. Вонь загнала меня на верхние этажи, на чердак, в маленькую будку, предназначенную для большого лифта, однако и там спасения невозможно было сыскать.

Притом, что я не мог возражать. Не имел морального права.

Сказать откровенно, после студенческой вьетнамской селёдки я не думал, что меня можно удивить. Тем более, загнать в угол. Однако морской капусте это удалось.

Павел Алексеевич Бабочкин страдал артритом. В сырую погоду его суставы распухали, скрипели, стонали и мешали влачить оптимистическое существование. Во Владивостокской традиции последних лет стало модно лечиться у китайских врачей. Народный целитель из Поднебесной (или наш проходимец, загримированный под китайца) посоветовал Паше употреблять отварную морскую капусту. Поселил надежду, мерзавец.

Паша добывал мотки склизкой плоти (в исходном сыром виде морская капуста значительно отличается от привычного кулинарного продукта) у моряков рыболовецких судов. Рыбацкие шхуны регулярно швартуются у пристани, сгружают креветку, сельдь и камбалу.

…вот местная камбала достойна всяческого восхищения! Нет на Белом Свете рыбы вкуснее, нежнее, жирнее и аппетитнее Владивостокской камбалы. Так уверял профессор Преображенский.

Однако рыбная тема слишком уклоняется от линии повествования и заведёт нас далеко. Отложим её до срока.

Пустые коридоры отеля наполнялись смердящими призраками, тенями ещё не умерших постояльцев и немилосердными запахами морской капусты. Персонажи мультиков Миядзаки оживали.

И мне не хотелось возвращаться в гостиницу.

"Кой чёрт я согласился? – думал я с самоедски-отчаянным настроением. – В соседней гостинице есть прекрасные номера… и стоят они не дорого… плюнуть? переметнуться? Паша расстроится. Возражать не станет, но обидится до глубины своих… бархатных струн или, как он там утверждает?"

Тем временем, сгустились сумерки.

Я приблизился к павильону "Чифань-Дао", заказал лапшу в красивой квадратной коробочке. Стенки коробочки украшали собой драконы. Приветливые такие, зубастые.

Пока лапшу приготавливали, купил в соседнем павильоне сосуд с пивом (без малейших драконов). Махнул симпатичной девушке Алёне (мы познакомились, если память меня не подводит… в понедельник). Она профессионально осведомилась: "Быть может, сегодня, профессор? Проявите себя с лучшей стороны!" Я вывернул карманы, демонстрируя крайнюю степень неплатёжеспособности. Мадемуазель хмыкнула и ответила, что подаёт только на Пасху: "Или перед Рождеством. – Улыбнулась: – Дотяните?"

"Тебе несвойственен гуманизм! – упрекнул я. – Отступи от циничных капиталистических принципов и проведёшь ночь в лучшем номере отеля!"

Я попытался "ловить" на Пашину удочку, предлагая "Хоят" в качестве разменной монеты. Однако уличную девушку трудно провести. Алёна пожала плечами, и мы разошлись, чтобы повторить разговор завтра (за незначительными вариациями).

Лапша с курицей была готова. Выкрикнули мой номер, я подошел, принял коробочку. Уселся на скамейке/парапете в десяти шагах от едальни, развернулся лицом к океану.

Знаете, приятно есть лапшу, повернувшись лицом к Океану. Местные жители и аборигены из Поднебесной не ухватывают кайфа, но я почувствовал его моментально. И даже больше: поймал себя на мысли, что в тёмной комнате недостроенного отеля было бы ещё… мистичнее. Да-да. Именно так. Меня самого удивило мимолётное (и явно порочное) настроение. В нём присутствовало нечто странное и страшное одновременно.

Вонь морской капусты (я уже говорил) загнала меня на верхний этаж в дальний конец коридора. Туда я перетащил матрас, узбекское стеганое одеяло, кипятильник, баночку из-под огурцов для кипячения воды и цибик чаю. Лифт предсказуемо не работал – его просто не существовало. На первом этаже вода из крана чуть-чуть бежала (самотёком), на последних этажах её не было в принципе. Систематическое электричество отсутствовало. И всё же… я представил себя у панорамного окна, с коробкой лапши в левой руке, с палочками в правой… над океанской пропастью… как чайка, по имени Джонатан Ливингстон…

Я всегда мечтал попробовать быть чайкой… будто кто-то из живущих не мечтал?..

– Забавно наблюдать за человеческими детёнышами.

Мысли опрокинулись:

– Что, простите?

– Я говорю, забавно наблюдать за человеческими детёнышами.

Механически я согласился ещё раз, кивнул:

– Вы правы. – Потом задумался, отступил на полшага в своём согласии, сделал допущение: – Вероятно.

Чайкой я не стал (не в этот раз). Пришлось возвращать себя действительности.

Вокруг ничего не изменилось, я по-прежнему сидел у кромки воды, рядом, на… атрибутах (забыл, как называются эти гнутые металлические цветастые приспособления) лазали дети. Мадам (очевидно их мать) во все глаза следила за ребятами. На деревянном парапете, сбоку от меня, расположился незнакомый гражданин.

Вероятно, в моём взгляде что-то возникло… что-то тревожное. Гражданин спешно поднял и показал мне коробочку с лапшой (такую-же, как и у меня). Жест должен был успокоить: "Я не извращенец и не насильник. Я нахожусь здесь по скромной естественной нужде. В сущности, я такой же, как ты". Подобным движением демонстрирует служебное удостоверение добрый милиционер.

– Вы очень правы, – проговорил я и сообразил, что в пылу фантазирования, тупо пялился на детишек. По нынешним временам такое деяние не приветствуется. Поощрительная улыбка чужому ребёнку трактуется, как инвазия в личное пространство. Кивок незнакомой молодой девушке карается законом "О сексуальном домогательстве и жесточайших извращениях".

"Интересно, в этом законе присутствует перечень извращений? Было бы любопытно ознакомиться со списком. Хотя бы краем глаза прикинуть, как много я ещё не познал в жизни".