Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра

На выходе из магазина стоял автомат для печати 3D-фотоснимков из «ВБлизи». На миг Дозин почувствовал нечто, похожее на угрызения совести, ведь на этом самом автомате он не так давно распечатал пару снимков Ерофеева, готовя месть за его поведение, и в результате произвел «выстрел по пиофилиде из гранатомета М1». На трехмерном ВБ-снимке улыбающийся одноухий Семен был изображен с бутылкой пива в одной руке и кастетом в другой. Снимок потребовался Александру Петровичу, чтобы изменить экзистенциальный скрипт каталога Изначального Света, ответственный за материальное развоплощение Ерофеева. Изменяя структуру кода, до определенного времени ежедневно выбрасывавшего душу молодого человека на твердый обитаемый берег и еженощно уносившего его сознание обратно в бассейн Изначального Света, Александр Петрович преследовал корыстные цели: запереть душу молодого человека в своем «SSD», дабы наказать и перевоспитать некоторую часть его личности. Нет, сам Дозин не убивал Яробоя – он лишь перехватил и подверг консервации то, что, как он сумел разглядеть в скрипте, уже и так летело в Изначальный Свет на переработку.

Прошло уже более полувека с конца тысяча девятьсот пятидесятых, когда Александр Петрович делал лишь первые робкие шаги в работе как со своим «секретным микромиром», так и с метавременной осью собственного сознания. И если в том, что касалось непосредственно его ума, всё представлялось более-менее понятным и скоро должно было прийти к логическому финалу, то есть растворению сознания вдоль всей временной оси его, то в практике работы с «SSD» он успел лишь довольно смутно наметить потенциальные горизонты своих возможностей, казавшихся здесь почти необозримыми. Он практически был осознавшим себя Богом, и быть Богом ему было просто. Дозин знал, с какой целью запер сам себя в смертной оболочке, и потому был свободен и независим.