Сны Лилит

– Пошли в парк, – говорю я.

Сын шагает молча. Феррари постукивает в коробке, которую он не выпускает из рук. Пожалуй, так мы погуляем ещё час или два, а потом я просто отвезу его домой. Я знаю, что всё это время меня будет сопровождать грызущее чувство потери. Тоски по маленькому ребёнку, который сейчас рядом, но расставание с ним неизбежно. Но что поделать, если жизнь так разделила нас?

– Я по тебе скучаю, – вдруг говорю я. – Ты скучал?

– Па-а-ап, – тянет Глеб, – давай купим сладкую вату?

11

– Мама, мама, я хочу младшего братика, – говорит Гарик Харламов.

– Ты что, он же спит! – говорит Тимур Батрутдинов.

Я поднимаю бокал коньяка и делаю большой глоток. Люся смотрит Comedy Club. Тихий сонный час между вечером и ночью. В комнате нет другого света, кроме экрана телевизора, и лицо жены в его мерцании то появляется из сумерек, то уходит в тень.

– Ватсон, Ватсон! Ватсон, поднимайтесь, у меня здесь замечательный мотоцикл!

– Что у вас там, Холмс?

– Я говорю, у меня тут опиум и я на скрипке играю. Поднимайтесь!

– Конечно, поднимаюсь!

Люся улыбается. Она любит Comedy Club и смотрит его практически каждый день. Раньше я советовал ей читать книги, но потом отстал с этими советами. Сам-то хорош, много читаю в последнее время? Нет. Книги раздражают меня, как запах табака раздражает человека, бросившего курить. И я успокаиваю себя мыслью, что потребление произведений искусства по большей части никчёмный процесс. Это кажется, что искусство чему-то учит, а на самом деле просто читаешь и коротаешь жизнь.

– Ватсон, ну вы по кругу бегаете! Давайте идите сюда! Так, давайте сразу. Оп! Опиум, чтобы хорошо. Замечательно! Ватсон, давайте я вам сыграю свой новый менуэт. Вот вы мне сделали, а я вам сыграю!

– Холмс, Холмс, Холмс!

– Шутка, шутка, шутка!

Я поднимаю бокал и осушаю его. Во рту горячо и сладко. Когда становится так горячо и сладко, легче терпеть это пустое время между вечером и ночью. Терпеть Comedy Club, молчание, неудобный диван и своё собственное бессилие. И я наливаю ещё.

– Ты решил пить каждый день? – спрашивает жена, не отрываясь от телевизора.

– Сегодня выходной, почему бы нет?

– Вчера был ром, сегодня коньяк.

– Ну и что, – я пожимаю плечами. Жидкость в бокале кажется тёмной, как крепкий чай.

– За наше общее здоровье! – говорю я. – За здоровые репродуктивные функции. Аминь!

Люся качает головой и утыкается в смартфон. Последние месяцы она много времени проводит так, читая беспрестанные сообщения в мессенджерах и отправляя реплики в ответ. Пожалуй, эта переписка уже весит около миллиона знаков, считая пробелы. Ровно столько мне бы хватило, чтобы отдать в издательство новый роман под своим именем.

– Рядом с уликой вторая улика. Так, смотрите: оп! Одну убили. Что произошло? Убийство! Мотива – ноль. Убийца я! Как вам?

– Но как вы догадались, Холмс?

– Ватсон, всё. Я так больше не могу. Вы дебил. Вы дебил, Ватсон. Вообще, откуда вы взялись? Кто вы такой, а? Скажите мне, кто вы такой!

Я иду на кухню, чтобы отрезать себе ещё сыра. Я предпочитаю сыр к крепким напиткам и мясо к вину. И не люблю пить алкоголь с большим количеством пищи. Может быть, в этом и правда есть какая-то склонность к пьянству. Во всяком случае, к тому, чтобы после сорока лет окончательно заглушить все голоса, ещё звучащие у меня в голове. Ждать этого недолго. Я уже вступил в период необратимых возрастных изменений в организме мужчины. Так, во всяком случае, сказал андролог, а ему нет причин мне врать.

– Включим свет? – говорю я, когда возвращаюсь.

– Не надо, глаза болят.

Мне приходит в голову, что от телеэкрана глаза должны болеть ещё больше, но решаю ничего не говорить вслух. Какое счастье, что нам дана такая возможность – молчать, оставляя все слова в себе.

– Доктор? Доктор чего? Что вы лечите? Вы гинеколог, уролог, венеролог? Кто вы такой?!! Откуда вы взялись? Жил-жил себе Холмс один, и вдруг – бац! Ватсон! Откуда вы взялись? Кто вы такой? Почему я должен жить с каким-то мужиком?!! Объясните мне! Вы знаете, что про нас уже в Скотланд Ярде говорят? Я, гений частного сыска! Задумайтесь, просто задумайтесь: вы хоть раз помогли мне раскрыть хоть одно преступление? Доктор Ватсон? И вообще, у вас имя есть? Как вас зовут? Шерлок Холмс и Доктор Ватсон! Я здоровый мужик, мне не нужен доктор, понимаете?!!

Гарик Харламов, привычно переигрывая, нагнетает истерику и без того в непростой атмосфере полутёмной комнаты. Люся хрипло смеётся, наконец убирая смартфон.

– Ты же недавно смотрела эту миниатюру? – спрашиваю я. – Я прекрасно помню эту шутку про Ватсона. Буквально на днях.

– Ну и что? – говорит она. – А что мне делать? Смотреть, как ты напиваешься?

– Просто поговорить.

– Ты всё равно со мной не разговариваешь. Почти.

– Потому что если я всё время стану разговаривать, то не буду слышать собственных мыслей, – раздражаюсь я.

– Ну, а так ты не слышишь моих мыслей. Тебе плевать?

– Нет.

Злость ищет выхода, хочет прорваться десятками обидных ядовитых слов. Я всегда быстро закипаю, если выпью. Что делать, когда и так чувствуешь, что стоишь на каком-то краю и размахиваешь руками, дабы не свалиться вниз?

– Наше здоровье, – мрачно салютую бокалом, – наше бедное репродуктивное здоровье.

Смартфон жены мелодично пиликает, уведомляя о новом сообщении. Она берёт его и сосредоточенно что-то пишет в ответ. Я делаю очередной глоток. Горячо и сладко.

– Стойте… Стойте… не обижайтесь. Это всё опиум, – утешает меня Харламов. – Одевайтесь, звонили из Баскервиля. Там какая-то собака. Одевайтесь, поехали.

Я складываю губы трубочкой и медленно выдыхаю воздух. Хочется включить свет и прогнать все тени, что толпятся в комнате.

– Кстати, – вдруг говорит Люся, – хотела тебе кое-что показать. Пока ты ещё что-нибудь соображаешь.

Я криво ухмыляюсь в ответ. Мне хочется вложить в эту гримасу своё презрение к её косности и самодовольству. К этим глупым и пошлым шуткам, которыми она накачивается так же, как я напиваюсь коньяком. Но получается жалко. Почти виновато. Наверное, я и правда в чём-то виноват, раз так себя чувствую.

Жена идёт в ванную, и я, воспользовавшись передышкой, зажигаю свет и закрываю жалюзи. По телевизору начинается реклама.

– Смотри, – говорит Люся, возвращаясь.

Она протягивает мне узенькую картонную полоску. Половина её выкрашена в синий цвет. На конце чёрная отметка. Посередине чёрточка красно-коричневого тона. Я знаю, что это такое. Сто раз уже видел. Тест на хорионический гонадотропин человека, вот что это.

– И что? – говорю я.