Вперед, по жизни

Делать им было абсолютно нечего. Они были никому не нужны. На работу мальчишек никто не гнал. Да и никакой охоты не было тащиться в тайгу и махать топором. Кино в клубе сегодня показывать не будут, поэтому они решили выйти на бережок Хугдера.

Там они сидели почти до самого вечера, наблюдая за быстрыми водами реки, разговаривали о жизни, вспоминали, что произошло на охоте и рыбалке на Гилюе, про уток, на которых они охотились несколько дней назад, стараясь не обращать внимания на то, что происходит в доме, где шла пьянка и откуда по-прежнему неслись крики, вопли и музыка.

Немного погодя из дома вышли, слегка покачиваясь, Валеев с Иваном Михайловичем и Анатолием Павловичем. Они, поддерживая друг друга, чуть ли не проползли в помещение конторы.

Там зажегся свет, и мужики долго возились, громко переговариваясь. Но вскоре свет там погас, и наступила тишина.

А ребята так и сидели на берегу, хотя солнце уже давно село и сумерки становились все гуще и гуще.

Вдруг со стороны дома, где недавно шла гулянка, послышался какой-то хлопок, похожий на выстрел, а потом еще один.

Что такое? Неужели это был выстрел?

От такой неожиданности, ребята вскочили со своих мест и стали прислушиваться, не произойдет ли еще чего-нибудь.

Звук выстрела как раз шел из дома Соколова.

А был ли он, вообще, этот выстрел? Ребята в недоумении, посмотрев друг на друга, сорвались и побежали туда.

Выстрел был не из ружья, а больше похож на выстрел из пистолета.

Если у карабина был звук от выстрела хлесткий, как удар, а выстрел из ружья – раскатистый, то тут ребята слышали только звук, похожий на хлопки.

Такие хлопки Ленька слышал, когда Соколов стрелял по воронам и по медведю на охоте.

Ребята, не обращая внимания на оставленную на берегу Ритку, и не сговариваясь, стремглав бросились к дому Соколова.

Через минуту, влетев во внутрь дома, они в освещенной комнате с открытой дверью, которая была напротив входной двери, увидели сидящего на кровати с пистолетом в руке пьяного Соколова, а напротив него, на такой же койке, откинувшегося и сложившего голову набок, Серегу.

Было непонятно, то ли Серега сидит, то ли полулежит, но в его позе было что-то неестественное. А Соколов с полуприкрытыми глазами пьяно и зло бормотал:

– Я тебя сейчас еще раз угощу, падла. Ты мне еще только хоть раз вякни, – и вновь пытался поднять пистолет, направляя его на Серегу.

Но тут из соседней комнаты вышла, покачиваясь, пьяная Света, бросившаяся на него с криком:

– Что ты еще хочешь сделать? Не надо! Не надо! Он уже и так свое получил. Ой, Юра, Юра! Что ты наделал? Что теперь будет?!

Она нетвердым шагом подошла к Соколову и, чуть не упав на него, неверными движениями рук забрала пистолет и ушла в соседнюю темную комнату, из которой раздавались рыдания Ленки, а тот пьяными, ничего не понимающими глазами смотрел вокруг себя и только бормотал:

– Сволочь… гад… ЗЭК поганый… и это он так про моих девочек говорил… а теперь вот – лежи скотина и подыхай, – Соколов скрюченным пальцем тыкал в завалившегося на койке Серегу.

Серега ни на что не реагировал и не шевелился. На животе у него было два кровавых пятна, из которых выступала кровь, все больше и больше расползавшаяся по рубашке.

От такого зрелища мальчишки, замерли и стояли истуканами в распахнутых дверях. Их привел в себя крик Светы:

– Чего застыли?! Быстро бегите за начальством и Михалычем.

Мальчишек, как ветром сдуло. Они ринулись в контору.

Включив свет, они еле-еле растолкали Анатолия Павловича, Ивана Михайловича с Валеевым.

Те, ничего не понимая, только выдавали какое-то нечленораздельное бормотание.

Видя, что усилия по подъему тратятся даром, Ленька не выдержал:

– Там Соколов Серегу застрелил, – изо всех сил, что были у него, проорал он.

Наверное, этот крик как-то привел в себя Валеева и он, вылезая из спальника, уже более-менее вразумительно, начал расспрашивать:

– Как убил? Чем убил?

– Из пистолета застрелил, – уже спокойно начал рассказывать Ленька.

– Михалыч! Палыч! Вставайте! – чуть ли не прорычал Валеев, поняв всю трагичность ситуации и, насколько им позволили силы, они выбежали из конторы, направившись в сторону дома Соколова.

Зайдя в дом, они там закрылись и никого туда не пускали.

Они выставили оттуда плачущих Ленку со Светой, приказав ребятам, стоящим в нерешительности у дверей:

– Идите отсюда подальше, и чтобы духу вашего поблизости не было, – зло прокричал Анатолий Павлович.

Света обняла рыдающую Ленку, и они обе побрели в контору.

Ленка сквозь слезы постоянно повторяла:

– Почему папа стрелял? Зачем он это сделал?

На что Света, между всхлипываниями, монотонно приговаривала:

– Успокойся, доча, завтра во всем разберемся.

Они вошли в контору, заперев за собой дверь, а мальчишки вернулись в дом, где храпели два пьяных Бориса.

Конечно, от такого соседства и перевозбуждения о сне и речи никакой быть не могло, поэтому они через некоторое время вновь вышли на улицу. Как можно ближе подкравшись к дому Соколова, залезли на чердак бани, наблюдая оттуда за домом, в котором происходило что-то непонятное.

Во всех окнах горел свет и мелькали фигуры то Валеева, то Анатолия Павловича, то Михалыча.

Неожиданно Иван Михайлович выбежал из дома и понесся в низовья прииска. Вскоре он вернулся с начальником прииска. Они зашли в дом и закрыли за собой дверь.

Было уже совсем поздно. На улице стояла беспросветная темень и свет тусклых лампочек, горевших на столбах, не мог ее разогнать.

Видно ничего не было и ребята, которым надоело бесцельно сидеть на чердаке, вернулись в дом.

Вчерашняя ситуация немного прояснилась утром.

Оказалось, что после ухода начальства, Серега остался пить водку вместе с Соколовым, а жена его ушли спать в другую комнату, где уже спала Ленка и заперлись там.

Света рассказала: