Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 1. В Нусекве

– Ну вот, а вы говорите, что чудес на свете не бывает! – укоризненно сказал Гитболан, белыми руками подавая озадаченной администраторше заграничный паспорт. – А это вам не чудо?

Однако он не дождался ответа на столь простецкий вопрос. Далее вселение иностранца пошло, как по маслу, и через минуту всё было улажено окончательно.

Номер, занятый замечательным гостем оказался великолепен. Три огромные комнаты отличной дорежимной планировки сразу пришлись по вкусу не только придирчивому мистеру Гитболану, но и двум его помощникам. В огромной гостиной царила тёмная лакированная мебель с этакой обивкой ситцевыми цветочками, огромный солидный камин из чёрного камня создавал атмосферу воистину домашнего уюта, рядом лежала большая гора колотых дубовых дров, каждый дрын по цене пять баксов. С потолка свисала огромная хрустальная люстра, тех ещё времён. Посреди комнаты был овальный стол с ножками в форме звериных лап. Нерон от удовлетворения стал бегать по комнатам и свистеть в нос, брезгливый Кропоткин разглядывал полотна на стенах, надменно приподнимаясь на носках и вдувая в нос какое-то сомнительное зелье. На стенах висели картины в основном абстрактного свойства и Кропоткин огорчённо крякал, читая названия сквозь монокль, к примеру, такое: «Кит с фаллосом в руке».

– Имея деньги, как видите, можно прожить весьма сносно и здесь, в дикой Сан Репе! Наше счастье, что у очень немногих они есть! – удовлетворённо изрёк Гитболан, потирая руки. – Ну-ка, Кропоткин, выкладывай свои этнографические изыскания! Если ты помнишь, я дал тебе задание отыскать здесь наших друзей и единомышленников, как обстоят дела?

Нерон рылся в котомке и хмурился. Потом вывалил всё поеденное молью тряпьё на пол, проинспектировал его и огорчился. Судя по тому, что он даже не ответил, можно было судить о его настроении.

– К нам повадились церковные мыши! Мою пайку сожрали! – крикнул он в голос, – Где всё?

– Может, клопы? В полёте всё могло вылететь из карманов! Может, правда, клопы съели? – участливо пытался поправить его Кропоткин, – Или Кит с фаллосом!

– Сам ты клопы!

– Мыши! С вагинами!

– Сам ты мыши!

– Что случилось? – спросил, вошедший в комнату Гитболан.

– Кошелёк украли! Ты, революционер? Я знаю – это твоих рук дело! Я всегда испытывал недоверие к санрепским революционерам и поделом – нельзя им верить, вижу по твоим глазам, что ты! Признавайся, Шут!

– Ну, я! Забирай, раз ты такой жадина-говядина, и товарищу не хочешь добровольно помочь! Зачем тебе деньги? Ты старый и противный! Он всё равно пустой!

И Кропоткин выбросил кошелёк на стол.

– А ведь там были деньги! – после некоторого раздумья мстительно соврал Нерон, не зная, какие ещё дивиденты можно высосать из покаяния друга, – там же были деньги!!!

– Ну, так как же у нас обстоят дела с тем человеком из провинции?

– Средне, мессир, в Нусекве приличных людей мне обнаружить не удалось, но в провинции мне удалось отыскать несколько человек приемлемых умонастроений. Много приличных людей простого званья, но они забиты выше меры и участвовать в разговорах как правило не желают. Но! Я уловил в мировом эфире отчаянный голос парня, призывавшего к возмездию, но он живёт не в Нусекве, он между нами говоря совершенно потерянный от горя парень проклял всё и призвал вас отомстить, кстати, очень приличный человек, его мать бросили в больнице на матрасы, в которых, простите, червяки копошились, помощи не оказывали, он не то, чтобы беден был, нет, так, нормальный человек, вот он и возненавидел это гнусное, по его мнению, государство. Обычная история, не правда ли? Сколько в мире невидимых слёз! Да-с… Человек слеп, он начинает понимать жизнь, когда ветер истории и поток неразберихи отодвигает его к обочине! Они ещё не привыкли к новой форме справедливости и не понимают, что мир не принадлежит идеалистам с горящим взором. В мире правят деньги и наглецы! Аристократы и идеалисты вымерли по их мнению и больше не будут оказывать влияние на судьбы мира! Я хочу доказать обратное! И докажу!

В разговор влез Нерон, как всегда ни к селу, ни к городу:

– При Робеспьере один отчаявшийся карбонарий, которого привели к мировому судье в народный трибунал с тем, чтобы приговорить к безболезненному усекновению головы, для того, чтобы уцелеть, бросился к судье и страстно чмокнул его в обе руки. Чмокнул, как собака. Просто от отчаяния. Можно сказать, совершенно потерял голову! Обслюнил его всего! Не представляю себе! Как это можно было сделать, но видно, судье такое самоотречение понравилось, раз он руку протянул. И что же из этого вышло? Да ничего. Беднягу прямым ходом отправили на цугундер, то есть, прошу прощения, на гильотину. А судья с тех пор, видя заключённого, и заранее приговорив его, как бы невзначай, протягивал руку для поцелуя.

– Это всё, милостивый государь? – холодно осведомился Кропота. – Нет, этот парень ничьи ручки не целовал!

– Ты выяснил, кто и откуда? – спросил иностранец Кропоткину и сразу посерьёзнел. – Это интересно!

– Не только выяснил, шеф. Чем живёт, чем занимается, но и скрал, между нами говоря, его сочинения, читать интересно довольно таки! Отчаянная вещь! Живёт он в провинции с кислой миной… Видеть никого в упор не хочет, в патруль не ходит…

– Неважно! Не забудь напомнить мне об этом завтра! Хочу почитать по твоей рекомендации! И где же?

– В неком Сблызнове. Это огромный по размеру город, но сущая дыра, по сути! Классический воровской анклав!

– Вдали столиц творилось чёрти что! Грабёж среди дороги, прозябанье остатков богоизбранных семей! Жизнь становилась трудной, невозможной, чтобы зайти в тупик в конце концов! – изловчился Нерон.

– Посмотрим! – прослушав его, изрёк Гитболан, продолжая потирать руки.

«Езус! Мезус! Резус!»

Тотчас же на столе перед ним оказался сверкающий стеклянный шар, в котором что-то переливалось и вспыхивало. Проведя несколько раз руками над поверхностью шара, Гитболан добился того, что шар понемногу стал крутиться, теряя прозрачность, и даже как будто слегка сплюснулся. Его матовая поверхность поблескивала. Через минуту он стал походить на глобус внушительных размеров. На его поверхности проступили моря, континенты заняли подобающее им положение.

Вдруг Гитболан резко сделал отмашку правой рукой, и шар стал огромен и занял почти всё пространство до потолка. Внезапно его вращательное движение замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Перед глазами присутствующих пульсировала изъеденная вулканической коростой Европа, на севере – зелёный остров, внизу континентальные страны, сильно рассечённые горами, на востоке всё более выравнивающаяся площадь.

Масштаб изображения быстро менялся, уже были видны бескрайние поля с горящей кое-где стернёй, деревни, города, становившиеся всё более удалёнными по мере продвижения на восток. Раздвинулись лесные массивы. Стал отчётливо виден товарный поезд с таким количеством вагонов, что их трудно было сосчитать. Мелькали реки, заросшие небритыми кустами, потом появился город посреди степи на холмах, вспыхнул и исчез, только мелькнули наглые поля чудес воровских нуворишей посреди нищеты, место города заняло крупное изображение довольно обширного двора перед пятиэтажным неоштукатуренным домом белого кирпича, из железной двери которого вышей понурый молодой человек среднего роста в поношенной зелёной куртке. Он нёс чёрную сумку и явно о чём-то озабоченно размышлял. Тремя подъездами впереди него из такой же железной двери дома вышла толстая чернявая женщина, сначала решившая видимо идти своей дорогой, а потом остановившаяся и решившая дождаться идущего сзади.

– Это и есть твоя находка? – спросил Гитболан, с интересом рассматривая слегка размытое и искажённое изображение в магическом стекле.

– Не она! Парень! Да, но давайте посмотрим, мне и самому интересно, что будет! Первое встреча даёт самое верное впечатление о человеке, тем более, когда он тебя не видит. Если мы подружимся, мне придётся в дальнейшем извиниться перед ним за несогласованное вторжение в его частную жизнь!

Поравнявшись с женщиной, как будто при этом слегка отшатнувшейся, парень с неудовольствием поздоровался и уже готовился отправиться дальше, как женщина завела разговор, улыбаясь фальшивой накладной улыбкой:

– Алёша, добгые люди сказали мне, что ты пгодаёшь свою квагтигу…

Не дослушав, но сразу поняв смысл сказанного, парень прямо посмотрел ей в глаза и без всякой улыбки ответил резко:

– Плюньте в глаза добрым людям, которые это сказали! Нам надо дружить, а не караулить квартиры друг у друга!

Женщина, которой пришлось бы плевать в лицо себе самой, если бы она была честна, слегка отшатнулась и ответила:

– Плевать я, конешьно, не буду, но и пгиставать – тоже!

– Вот и хорошо! Не надо! Не надо приставать! – сказал парень и пошёл дальше, хмурясь. Потом исчез в арке.

Изображение в стекле на мгновение стало мутным.

Гитболан не улыбался. Спустя мгновение он повёл рукой, шар съёжился и со звоном пропал со стола.

– Что скажешь, Нерон?

– Что сказать, что сказать? – забурлил горлом обросший щетиной толстяк, – вот живёт порядочный человек, никого не трогает, картинки рисует, а потом, как это часто бывает у порядочных людей в этой, так называемой Сан Репе, у него умирает отец, потом – мать, тут эта гнусная воровская контрреволюция на дворе, рушатся вековые устои. Кругом мародёры с жирными валиками на шеях, свиньи полезли в храмы, в семье нелады, бывшая жена сына увезла за границу, кругом всё становится мерзкое, гадкое, лживое, настроение тоже гадкое, он остаётся жить один среди чужих и врагов, лишается работы и окружающие его хищные хорьки сразу чуют запах раненой, оскорблённой души, не желающей свыкнуться с новым мироустройством, начинают беспокоиться, клацать зубками и точить зубы на добро такого человека, кстати, в данном случае – без особых оснований. Оказывается, шеф, большинство людей хочет всего лишь хапать материальные блага. И всё. Больше им ничего не нужно! В былые времена их приверженность гуманитарным ценностям была просто мимикрией, просто приспосабливались людишки, это были в массе низкие лживые ряженые, не более того! А он пишет поразительные книги, прошу прощения, я выкрал самые-самые, вот они, советую почитать! Книжки эти никому не нужны, потому как жизнь стала почище любого триллера. Этот парень ведь одет не столь импозантно вовсе не потому, что беден, нет, денежки у него есть, поверьте мне, просто ему скучно и тоскливо среди них. Ему совершенно не нравится характер этого общества, оно противно ему, и делает, как мне кажется ошибку, не скрывая своих истинных чувств и намерений. Он уже не хочет больше быть с ними дипломатом и говорит то, что они заслуживают. В общем, тяжёлый случай высокого человека в низменной среде. Его родители были такие же честняги, и им было здесь крайне тяжело. Им не было позволено обрести здесь того, что они заслуживали в полной мере!

– Ну и как такие люди решают свои проблемы? Бросил ли хоть один из них камень в своих грабителей? Сказал ли кто-то из них открыто им в глаза: «Вы сделали нам зло! Я вас всех ненавижу, и уважать ваши святыни больше не намерен! И подчиняться вам не буду! Прочь от меня!»? – продолжил допрос Гитболан.

– Именно так! Именно так! Этот парень – один из немногих, кто может позволить себе такое. Плевать ему на всё! Класс! Класс! Просто класс! Это что-то!

– А другие? Наверно там немало обиженных? Что они?

– Куча фигни, сэр! Не то слово, шеф! Почти все! Девяносто девять процентов нищих, что вы хотите? Молчат, как рыбы! Я думал о них лучше!

– Что ты говоришь? Что же за революция здесь случилась?

– Это революцией даже назвать невозможно! Хуже!

– И что?