Рецензистика. Том 1

***

Не часто встретишь вместе столь тонкий замысел и столь четкое исполнение. Рассчитано всё до запятой, ни слова не сказано впусте. Я не слышал, как читает Вадим Забабашкин свои стихи с эстрады, но при чтении с листа это впечатляет. После многих сальностей, грубостей, пошлятины, свойственных часто тем же иронистам или куртуазным маньеристам, эти стихи воспринимаются как некое утонченное блюдо. Действительно: для «узкого круга», для избранных. И вместе с тем сделано вроде из пустяков, из обыденщины, в которой не должно бы быть ни грана поэзии. А вот поди ж ты!

***

Суждение произносится нами из опыта для самоопределения и ориентации в мире. От того, что мы разные, еще не следует, что мы выделяемся из ряда. Важно еще быть отличным, своеобразным. Этого качества у поэта Вадима Забабашкина – хоть отбавляй. Он и сдержанный, и лукавый, и едкий; и вместе с тем его не уложишь в систему и не пристегнешь к направлению.

Жаль, что издается редко. Потому что мы теперь богатые, живем в обществе потребления, можем позволить себе гурманство.

***

В книге много прекрасных стихотворений. И если впечатление от них не самое прочное, зато это тот случай, когда спустя время опять хочется взять книгу и перечесть некоторые: уж очень они остроумны.

По-моему, это инкрустации. Или даже гротески (причудливая архитектурная лепнина). Только я не уверен в терминах: оба из других искусств. Говорю же, не могу определить музу В. Забабашкина.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано на www.proza.ru (http://www.proza.ru/))

7. Чары и страсти

Амфитеатров А. В. Собрание сочинений: В 10 томах. Том 1. Романы/ сост., вступ. статья, примеч. Т.Ф.Прокопова. – М: «Интелвак», 2000. – 848 с., тир. 3000 экз.

Вот и вышли в свет первые два тома из собрания сочинений еще одного корифея Серебряного века – Александра Валентиновича Амфитеатрова. Продолжая традиции Лескова и Гончарова, то есть, исследуя тип и характер, он не в пример им острее закручивал сюжет и потому, должно быть, был одним из самых читаемых романистов. Его романы, особенно поздние (тетралогия «Зверь из бедны», «Лиляша») именно сделаны – усидчиво, с привлечением обширного материала по теме. И если сравнивать, например, романистику поздней античности и европейского, в частности, русского декаданса, то Амфитеатрову вполне подходит определение: «компилятор». Как Аполлодор, как Петроний.

Он сочинял свои необыкновенно увлекательные, хотя и беглые романы, проштудировав предварительно всю литературу по теме: если о римских сановных интриганах – то римскую, если об узаконенном и утонченном проституировании светских дам, то придворную и светскую («Мария Лусьева». «Марья Лусьева за границей»). Глубокая эрудиция и серьезный тон делали его прозу еще и познавательной, а это уже немало. Проигрывая в теплоте и субъективности оценок своим приятелям – Горькому, Леониду Андрееву, Бунину, он безусловно выигрывал у них в эпике и разнообразии тем.

У беллетриста Амфитеатрова много симпатичных черт: он благороден без опрощения, не натуралистичен и не груб, даже если описывает радения хлыстов. И что самое чарующее, совершенно аполитичен; во всяком случае, в этих двух томах – ни одного суждения о политике, только прекрасная словесность. И, разумеется, по силе темперамента, стилистическому изяществу и вдохновению он превосходит демократических литераторов, которые писали о том же (например, Сологуба с его передоновщиной и навьими чарами).

Говорят, бумага офсет №1, на которой ныне издают, не желтеет двести лет. Как раз тот срок, пока Амфитеатров будет интересен не только специалистам.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано в «Литературной газете»)

8. Доступность гениев

Иза Красикова. Пророк и Сивилла (Пушкин и Цветаева). Политеизм Пушкина и Цветаевой как необходимость их творческой свободы: художественно-исследовательское эссе. – М: РИФ «Рой», 2004. – 184 с., ил.

Откуда берется и чем обусловлена пророческая способность в большом поэте – проблема вроде бы узкая. Будучи крещен и приняв христианскую кончину, Пушкин все же обладал развитым дионисийским и аполлоническим началом, а в отрицании. Случалось, заходил даже дальше своих учителей – легкомысленных французов Вольтера и Парни. Разбирая стихотворение «Пророк», исследовательницы выводит, что, пожалуй, политеизм – самое точное определение позиции Пушкина в вопросах веры.

Аналогичный прием применен и в отношении Марины Цветаевой – только проанализирован соответственно ее славянский языческий пантеон. Участь Сивиллы, не понятой современниками, действительно была уготована Марине Ивановне.

Изящно и с большим тактом Иза Красикова сопоставляет тексты Библии, Корана, самого Пушкина и пушкинистов, как бы оправдывая литературоведчески столь шаткую, в моральном плане, позицию поэта. «Гений – это загадочно, высоко, необъяснимо, отстраненно. Но когда открывается нам нараспашку мятущаяся душа с такими же, как у нас, „человеков“, сомнениями, с таким же, иногда возникающим, непостоянством порывов, желаний, мы принимаем обладателя этой души как родное и понятное явление на свете, понимаем как самих себя».

Книга будет ценна в педагогической практике, потому что написана в ровном, благожелательном, «учительном» тоне.

Конечно, Пушкин, который «наше все», допускает любые толкования. Но он, вероятно, пришел бы в дурное расположение духа, если бы, прочитав работу, узнал, что, в отличие от Гершензона. Франка, Мережковского, Ходасевича и самой Цветаевой, исследовательница открыла в нем мало новенького.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано в «Литературной газете»)

9. Когда говорят пушки

Коллектив авторов. Немеркнущая слава: от воинов-интернационалистов до миротворцев. – М: издательский дом «Звонница-МГ», 2004. – 424 с., ил.

Из этой книги читатель получит достоверную информацию об участии наших советников, офицеров и солдат в национальных конфликтах и локальных войнах.

Более 30 вооруженных конфликтов ежегодно – такова реальная статистика конфликтогенности последних лет. После 1945 года локальные войны унесли жизни 30 миллионов человек. Изучение и обобщение опыта участия советских и российских войск в этих конфликтах и войнах, безусловно, имеет важное теоретическое и практическое значение. По сути, перед нами краткая история дипломатических и военных усилий страны по решению таких конфликтов. Экономическая помощь и поставки оружия воюющей стране, обучение ее военных специалистов на месте и в наших вузах, прямое военное вмешательство или только тактика сдерживания и демаршей – все это для России, как и для США, заканчивалось неизменно выводом войск из зоны конфликта. Корейская и вьетнамская войны, венгерский, чехословацкий, берлинский и кубинский кризисы протекали еще в рамках мировой системы социализма, когда во внешней политике многое определяла огромная и часто безвозмездная помощь «братским» государствам. Но и после развала СССР, когда региональные конфликты переместились на ее территорию, военный фактор оставался определяющим.

Авторам книги, военным историкам из министерства обороны при анализе событий удалось в большинстве случаев соблюсти объективный. Беспристрастный тон, хотя память об иных междоусобицах еще жива, а другие не урегулированы окончательно. Читатель получит также полное представление о сложном комплексе ближневосточных проблем, после провозглашения государства Израиль, и проблем, связанных с исламистским движением. Соблюдением российских интересов в том или ином районе мира и необходимостью продать старое и обкатать новое вооружение объяснимы многие ухищрения военных. Необходимо, однако, понимать, что таким парадоксальным образом часто достигаются цели развития и прогресса.

Книга вышла в рамках государственной «Программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2001—2005 годы». В ней много прежде засекреченных фактов и документов, воспоминаний, фотографий.

Отдельные главы в труде военных историков посвящены роли ВМФ в разблокировании кризисных ситуаций и афганской войне, по отношению к участникам которой впервые был употреблен термин «воин-интернационалист». Конечно, об этой войне написано и сказано много, и все же, по-моему, очерк этой войны в книге выглядит чересчур сухим и сжатым.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано в «Литературной газете»)

10. Искание правды

Омельченко В. М. Украинский пейзаж: Роман. – Харьков: Регион-информ, 2004. – 572 с.

«Украина – это корабль без руля и без ветрил. В открытом море, которое начинает штормить», – такое примерно впечатление навевает публицистическая хроника Василия Омельченко, украинца по рождению, алтайца по впечатлениям юности, который с 60-х годов прочно связал свою судьбу с миллионным Харьковом.

«Жизнь настолько пестра и стремительна, что порой не успеешь сосредоточиться на предмете внимания, как он – уже унесенная ветром песчинка истории. Поэтому и хочется порой хотя бы просто зафиксировать ту или иную примету быстротечного времени – частичку реальности». Эту задачу украинский прозаик, пишущий по-русски, похоже, выполнил. В книге представлены многие приметы истекшего десятилетия: ваучеризация, акционирование предприятий, широкое обнищание народа, даны портреты старых и новых руководителей – коммунистов, демократов, выразительно обрисовано нищенское существование творческой интеллигенции. Порой это стремление зафиксировать поток (главным образом, информационный) чересчур уж всерьез воплощено, из чего складывается ощущение неотобранности средств.

Рыночная экономика, как она отразилась в сознании писателя и на судьбах его сограждан, для среднего украинца – та же зона отчуждения вокруг АЭС: здесь всё не его, не ему принадлежит, заражено.

Можно поспорить со столь мрачно нарисованным, в тучах и ненастье, украинским пейзажем, тем более что тут же, как некий поплавок, через всю книгу проходит образ директора Харьковского завода «Проммэл» Владимира Диканя, вполне в духе реформ.

Скоро на Украйне, справляющей уже десятилетие «незалежности», второй тур выборов президента. Кто захочет, может оценить эти реформы и нынешнюю жизнь. Вышло не специально, так сошлось: документ эпохи из-под пера Омельченко вполне сопоставим с предвыборными обещаниями кандидатов: по контрасту.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано в «Литературной газете»)

11. Сплавать по главной реке, войти в настоящий лес

Одни считают, что человек получает душу неизменной и готовой, «запечатанным пакетом» при рождении, другие – что у человека все как у животных: обучение навыкам, взросление, опыт, духовность. И в этом смысле мне повезло, я доволен, что видел не 164-квартиный дом, и живописную лесную деревушку в шестьдесят дворов по берегам чистой одноименной речки. Нижняя Печеньга… Этимология темная, но с «печью» и «печеньем» вряд ли связанная. И суффиксы наши, северные, – «га» и «ма»: Тотьма, Камчуга, Сельменьга, Пиньга, Коченьга. А если к тотемским видам присоединить еще и тарногские – засеянные холмы по берегам реки Лохты (там была родина матери) – то общие впечатления куда с добром, почти отрадные.

В средней школе я был твердым середняком, а по литературе – так и вообще троечником. Самому до сих пор стыдно перед Галиной Васильевной Оленевой, когда классе в шестом (или в восьмом?) меня вдруг отчего-то понесло, и я в одном сочинении на свободную тему уподобил весеннее небо с его голубыми разводьями ледоходу на реке. Получил устное взыскание и множество волнистых учительских помет на полях школьной тетради. И отметку «см».

Конечно, если бы к тем юношеским настроениям да нынешние мозги, то я бы лучше поступил хоть в Тотемский лесотехнический техникум и служил теперь лесником или мастером где на пилораме. Потому что леса вокруг там повсеместно немеряно, и он великолепен. Но увы!.. После провальной попытки поступить в Ленинградский университет на факультет журналистики меня потянуло в Вологодский пединститут, на филологию: наверное, опять-таки из-за стремления позаковыристее высказаться и все-таки быть понятым. Филологию в начале 70-х там преподавали хорошо, не скажу ничего худого, и учился я уже вполне осознанно и с интересом у таких людей, как О.В.Шайтанов, супруги Гура, А.А.Данилов и Г.В.Судаков. И студенческая компания вроде была подходящая, и было даже единомыслие, и идейные споры, и – не побоюсь худого слова – даже искания. Потому что в те же годы на тех же курсах учились известные ныне вологодские писатели А. Цыганов, В. Белков, М. Карачев, А. Драчев. (Вина и водки тоже было больше, чем следовало бы). И все же понят я был так же редко, а к волнистым линиям прибавились насмешки друзей и разносные рецензии из вологодских газет и московских журналов. Нет, определенно: весенние облака покрасивее, чем зимние, но все-таки на ледоход не похоже.

Так что учителем я не стал. Вологда, разумеется, прекрасный город. Но родился-то я от него все-таки в 250 километрах, а весной, летом и осенью в деревне даже и для студента много работы. До сих пор живы в памяти эти страшно утомительные и живописные поездки на теплоходах из Вологды в Тотьму и далее до нашей пристани (шоссе вдоль реки Сухоны тогда еще не было проложено). Тогда складывались первые рассказы, стихи, как раз из тех, юношеских, в которых выразительные средства бледны и беспомощны, а тебе самому кажется, что ты совершил подвиг.

Потом-то я все-таки получил диплом – в Литературном институте, и даже в Москве прожил 20 лет (жизнь селедки в косяке и с тем же мирочувствием), но этого, вологодского времени, от рождения до середины семидесятых годов, почему-то особенно жаль: так оно азартно и нерасчетливо растрачено. Но если вы хоть раз, перегнувшись через крашенные белые сетчатые ограждения на верхней палубе теплохода, наблюдали проплывающие мимо тихие берега с наклонными хмурыми елями и укромными, как зеленый грот, устьями ручьев и речек, если глиняные осыпи и серые двухэтажные северные избы видели, как они смотрят печальными окошками на воду, то вряд ли это забудете. Печаль и красивые пейзажи – они не способствуют бизнесу и даже вредят, а вот для поэтов очень благотворны.

    Алексей ИВИН
    (опубликовано в издании Вологодского землячества в Москве)