Псоглавцы

Лиза помолчала и кивнула. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Ну так веди меня, – осторожно произнёс Кирилл.

Это указание прозвучало совсем странно, будто он попросил Лизу провести его сразу в постель. Лиза покраснела, повернулась и пошла к крыльцу. Кирилл задумчиво подобрал бобины и пошагал за ней.

Крыльцо вело на дощатую веранду с маленьким окошком. Веранду использовали как кладовку – здесь вдоль стен стояли какие-то мешки, похоже, с кусками торфа, а на полках блестели трёхлитровые пыльные банки. Дверь в дом была утеплена и обита дерматином.

Центр дома занимала большая белёная печь. Устье её находилось на кухне. Шершавый белый бок вылезал в большую комнату, где на полу были половики, а на окнах шторки. Стол застилала скатерть, в шкафу-серванте стоял телевизор, подушку на кровати украшала кружевная салфетка. Кирилл почему-то думал, что кровать должна быть высокой, двуспальной, с металлическими шариками на спинке, но кровать оказалась обычной панцирной койкой. Другую такую же койку Кирилл успел увидеть в узкой комнатушке сбоку, проём в эту комнату Лиза сразу задёрнула занавеской. Кирилл догадался, что комнатка – спальня Лизы. Две односпальные койки в доме означали, что здесь живут только Лиза и её мать, и у Лизы нет ни мужа, ни отца. Хотя, конечно, и на односпальную кровать можно лечь вдвоём.

– Где розетка? – озираясь, спросил Кирилл.

Лиза указала под стол.

Кирилл залез под стол и увидел у плинтуса допотопную розетку. Он потрогал её – розетка шаталась. Кирилл выглянул из-под стола.

– Она болтается. Можно, я прикручу её покрепче?

Лиза молчала.

– Отвёртка имеется?

Лиза подумала и отрицательно покачала головой. Точно, мужчины в доме нет, понял Кирилл.

– Тогда принеси ножик.

Лиза ушла и вскоре вернулась, присела и протянула тупой нож. Кирилл подкрутил шурупы и воткнул в розетку вилку одной своей бобины. Этот жест показался ему откровенным намёком на секс. Он вылез из-под стола, разматывая провод. В душе всё ходило ходуном.

– Готово, – сказал он, не двигаясь с места.

Лиза смотрела в сторону, избегая глянуть ему в лицо. Кирилл ясно видел её смущение, которое не соответствовало мелочному поводу.

– Лиза, ты ведь можешь говорить? – тихонько спросил он.

Лиза наконец взглянула ему в глаза – недоверчиво и робко. Потом зажмурилась, затаила дыхание и произнесла:

– Не… много…

Глаза Лиза не открывала, точно ждала поцелуя.

Она не смотрит, почти не говорит, и он с ней наедине, подумал Кирилл. Всё вокруг будто зазвенело. Он ощутил, что вдруг очутился за той границей, за которой он волен сделать всё, что захочет. Ведь Лиза ничего не увидит, не скажет и не сделает. Расплаты не последует.

Конечно-конечно, он Лизу не обидит. Сейчас не будет ничего. Но ведь могло быть всё. Похоже, она сразу и не поняла, что допустила, но теперь Кирилл вот как-то легко и сразу получил доступ к ней. Это было уже очень лично, и тайно сближало помимо воли. Сложно, когда это впервые, но то, что случилось один раз, повторить уже не трудно. Кириллу показалось, что он с Лизой как бы обо всём уже условился, только ночь главной встречи наступит ещё не сегодня. Кирилл молча рассматривал Лизу и думал: а какая она в любви? Если в постели она закричит, это станет словно бы возвращением дара речи.

Кирилл отвернулся, чтобы не смущать Лизу и не травить себя. В простенках между окнами висели фотографии и какие-то грамоты. Кирилл положил бобины на стол и направился к фотографиям.

На самом большом цветном портрете Лиза с букетом стояла с распущенными волосами, в косметике, в светлом полупрозрачном платье, смеющаяся. Наверное, это был выпускной вечер в школе.

– Ты красивая, – сказал Кирилл, не оборачиваясь, чтобы не видеть Лизу. Так она не могла возразить ни голосом, ни жестом, а потому не могла установить дистанцию и этим будто подтверждала их близость.

Кирилл рассматривал другие фотографии. Незнакомые лица, непонятные события. Дети, деревенские тинейджеры, женщины, мужчины, старики. Чужая жизнь. Это остужало. На снимке ярких, крикливо-химических тонов провинциальной студии Fujifilm Кирилл увидел Лизу-ребёнка на руках затрёпанного дядьки.

– Отец?

– Да, – сзади тихо ответила Лиза.

Кирилл почувствовал, что она волнуется и стесняется, как на медосмотре, хотя чего такого-то – семейные снимки? Или ею, немой, никто никогда не интересовался, и потому ей всё кажется интимным?

– Он жив? – Лиза сзади молчала. – Понятно…

Кирилл увидел фотку с «мыльницы», где Лизу-подростка обнимал за плечи рослый беловолосый парень. Кирилл вспомнил этого парня, хотя сейчас он стал куда старее, жилистее, ублюдистее. Это был Лёха Годовалов, который показывал им с Гугером и Валерием пустые дома в деревне. Ну, конечно. Куда здесь деться друг от друга?.. Хоть Лиза и немая, но ведь всё при ней, и ей не шестнадцать лет, кто-то это всё уже посмотрел и попробовал… Кирилл понял, что заревновал.

Кирилл оглянулся. Лиза смотрела на него с испугом, виновато и с надеждой. Кирилл отвёл глаза. Можно подумать, Вероника легла с ним девочкой… Но этот Лёха Год овалов, вор в сланцах, «ДМБ-2008»…

По снимку было видно, что Лиза не хотела фотографироваться. И всё же была рада и горда, что сильный парень обнимает её, готовый защитить и сделать счастливой. Лёха-то?.. Что он может в этом мире?

Кирилл вспомнил тот мир, который Лёхам был недоступен, но не из-за денег, а потому, что Годоваловым там нечего было делать, только бухать, а бухать дешевле и вольготнее дома. Кирилл любил кафешки у Нескучного и Пушкинскую набережную с трогательно-могучим космическим самолётом «Буран». Вспомнил пляжи Хургады и англичанина, инструктора по дайвингу, который, ухмыляясь, обучал Веронику, как брать в рот загубник акваланга. Вспомнил ледяные, мелко огранённые пики Домбая и страшную высоту под качающейся кабиной фуникулёра. Вспомнил Озёрку под Рузой, храмик Волынщино над водой, большой катер, который они всегда арендовали компанией, и всегда девчонки загорали топлес… Разве это сравнится с Лёхиной крутизной в деревне Калитино? Лиза хочет этого, да?

И тут Кириллу стало стыдно. Чего он понтуется? Лиза – полунемая бедная девушка из дремучей деревни. Ей не из чего выбирать. Она никогда не увидит «Бурана», Домбая, Хургады. Она не попробует мохито, не испытает шкодливого девчачьего удовольствия загорать топлес, она даже радости секса не узнает. В её судьбе ничего этого не будет. А жизнь у неё одна, как и у Кирилла, и другой никто не даст. Её жизнь безжалостно прогорит здесь вместе с торфяными болотами.

– Ты бы хотела уехать отсюда? – хрипло спросил Кирилл.

А Вероника? – подумал он и оглянулся.

Лиза закрыла лицо ладонями.

– Не… пустят, – с трудом сказала она.

– Кто не пустит?

– Они… Они не пустят.

– Кто они?

– Они.

9

Первым делом Кирилл набрал пустых пластиковых бутылок, сходил на колодец и принёс воды. Потом достал из своего рюкзака электрочайник, залил и включил в сеть. Потом приготовил кружку, ложку, упаковку сахара и банку растворимого кофе Nescafe. И только после всего торжественно водрузил на парту ноутбук.

Ноутбук симфонично вздохнул, просыпаясь, и на экране появился такой забытый и такой привычный флажок, разделённый на четыре квадрата: красный, зелёный, синий, жёлтый. И рядом, как «слава тебе, господи», – «Microsoft Windows ХР». Кирилл впервые почувствовал не умом, а шкурой, насколько справедливо это название – «Окно».

Исчезла деревня Калитино, торфяные пожары, немая девчонка – Кирилл купался и парил в большом мире, чья сложность была ему так понятна и так желанна. Он проверил почту, поглядел новости, пробежался по любимым сайтам, упиваясь обновлениями. Очень-очень хотелось нырнуть в ЖЖ, но Кирилл не рискнул. Это слишком надолго. И тут, словно поддерживая его решение, заклокотал чайник.

С кружкой кофе Кирилл вышел на крыльцо. Вот это и есть кайф, подумал он. Неужели здесь ему могло быть так тягостно и страшно?

Кирилл посмотрел на сарай с приоткрытыми воротами и вспомнил, как хотел спрятать там автобус, чтобы не ночевать в доме в одиночку. Все кошмары только в моей голове, подумал он. Горе от ума. Но со своей головой, когда есть кофе, он как-нибудь уж справится.

Хотя внутренний скептик резонно возразил, что слишком уж он самонадеян. Собачьи шаги в ночном коридоре, запах псины – да, это Кирилл сам себе внушил. Но ведь предание о беглых зэках, которых разрывали псоглавцы, выдумал не он. Смятение Лизы – тоже реально. И Лурия предупреждал, что здесь может случиться нечто странное…