Тайна дальних пещер

– Может и перепуган, – пожал плечами Орлов. – А может и намеренно строит из себя идиота, ибо есть, что скрывать.

– Да никакой он не убийца, – вступил в разговор я. – Он действительно немного чудаковат.

– А ты, что, его знаешь?

– Немножко знаю. Сталкивался.

И я подробно поведал обстоятельства своего знакомства с Рябушинским.

– Ну да, представить, что ему по силам нанести смертельный ножевой удар, конечно, трудно, – согласился наш шеф. – Но в жизни ведь встречаются и сюрпризы. Его протекция Багрову-Кулахметову выглядит подозрительно. А только ли в человеческом участии здесь дело? А не скрывается ли за ней что-либо ещё?

– Вы хотите сказать, что Багров ему заплатил? – хмыкнул я.

– Я хочу сказать другое, – пристально посмотрел на меня Орлов. – Почему Багров захотел познакомиться именно с твоей Лизой, а не с кем-нибудь ещё? Багров – немецкий разведчик. Он ничего не делает просто так. Она определённо была ему для чего-то нужна. Что ты знаешь о своей подруге, о её родителях и о роде их занятий?

– Немногое, – пожал плечами я. – Она студентка филологического факультета, любит театр. Мать – член попечительского совета университета, который возглавляет Рябушинский.

– А отец?

– Про отца она ничего не говорила. Да я и не интересовался.

– Вот и плохо, что ты не интересовался, – повысил голос наш шеф. – Этими дамочками придётся заняться. Их нужно немедленно доставить сюда.

Меня передёрнуло.

– Михаил Степанович, а нельзя ли как-нибудь помягче?

– Нет у нас времени на «помягче», – отрезал Орлов.

– Но можно хотя бы, чтобы они меня здесь не видели? – чуть ли не умоляюще попросил я. – Поймите ситуацию.

Наш шеф вздохнул. В его глазах вспыхнула усмешка.

– Ладно, жених, так и быть. Обойдёмся без тебя. Прячься…

Глава четырнадцатая

Софья Павловна нервничала. Это явствовало из беспокойного выражения её глаз. Когда к тебе домой на ночь глядя внезапно врывается контрразведка, и без всяких объяснений волочет в «серый дом» – такое вряд ли не даст трещину в душевном равновесии. К чести Лизиной «маман» следует сказать, что, несмотря на властвовавший над ней стресс, она мужественно пыталась демонстрировать самообладание и старательно рисовала перед Орловым тот властный и надменный образ, который я удостоился наблюдать во время нашей последней беседы возле её дома.

– По какому праву вы притащили нас сюда? – грозным тоном вопрошала она, придав своей позе королевскую величавость. – Это беззаконие и произвол! Имейте в виду, я буду жаловаться на вас прокурору!

– Софья Павловна, мы приносим вам извинения за доставленные неудобства, – учтивым тоном проговорил наш шеф. – Но наш вопрос не терпит отлагательств. Мы бы хотели поговорить с вами о человеке, который известен вам под именем Альберт Кулахметов.

Лизина «маман» картинно всплеснула руками.

– Ах, вот оно что! Я знаю, откуда дует ветер. Вам наговорил про него этот полицейский, Роман. Пользуясь своим служебным положением, он решил очернить в нашей памяти образ своего соперника, невзирая даже на то, что того уже нет в живых. Браво, браво! У меня отпали насчёт него последние сомнения. Он окончательно расписался в осознании собственного ничтожества. Он мучается от своего бессилия. Он чувствует свою ущербность перед интеллектом и яркостью личности Альберта. В добросовестной конкуренции он оказался ему не по зубам…

– Я не понимаю, о каком Романе вы говорите, – умиротворяюще произнёс Орлов, делая новую попытку перевести разговор в спокойное русло.

Но Лизина «маман» явно сочла его стремление к миролюбию за признак слабости. В ней исчезло напряжение, она почувствовала себя свободнее, в её голосе зазвучали хозяйские нотки:

– Да всё вы понимаете. Передайте ему, что надо уметь проигрывать достойно. И пусть он научится реально оценивать свой социальный статус. Я его ни в чём не обвиняю. Он, конечно, не виноват, что родился в простой семье, и что его родители не смогли далеко продвинуться в табели о рангах. Но если он не глуп, он должен понимать, что в этом мире каждому сверчку отведён свой шесток.…

Я вскочил с места и едва не вышиб разделявшее нас полупрозрачное стекло, которое скрывало меня от её глаз. Во мне словно извергся вулкан. «Его родители не смогли далеко продвинуться в табели о рангах… Каждому сверчку отведён свой шесток…». Да кем возомнила себя эта тщеславная особа? С чего она взяла, что может расставлять людей, словно шахматные фигуры на игровой доске? Неужели наш шеф намерен и дальше с ней сюсюкаться? Неужели он не видит, что по-человечески разговаривать с ней бессмысленно? Она не умеет смотреть прямо. Она способна направлять свой взгляд только вверх или вниз…

– Молчать!

Стол, за которым сидел Орлов, едва не проломился от удара его кулака. В глазах нашего шефа заиграли молнии.

– Кудахтать будешь в своём курятнике! А здесь будешь отвечать на мои вопросы! Чётко и внятно! Или тебе объяснить, где ты находишься? Так я тебе враз это объясню.

Я удовлетворённо усмехнулся. Всё правильно, Михаил Степанович. С ней нужно только так.

Не ожидавшая от Орлова такого преображения Софья Павловна испуганно осеклась.

– Сядь как следует! – во всю мощь своих лёгких рявкнул наш шеф.

Лизина «маман» вздрогнула и после некоторого колебания придала своей позе некоторую покорность.

– Вот так будет лучше, – констатировал Орлов и, холодно глядя на неё, процедил: – Теперь я разъясню тебе, кто ты такая. Ты государственная преступница. Сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении тебя уголовного дела по статье «измена Родине». Эта статья предусматривает высшую меру наказания – смертную казнь. К твоей дочери, кстати, относится тоже самое. Так что на электрический стул сядете обе.

Софью Павловну едва не хватил удар. Её взгляд наполнился ужасом.

– Какой электрический стул? За что? – едва слышно пролепетала она.

– За пособничество иностранному шпиону.

– Какому иностранному шпиону?

– Багрову Дмитрию Александровичу, – пояснил наш шеф, – агенту германской разведки. Впрочем, тебе лучше известно его фальшивое имя – Кулахметов Альберт Фаильевич.

Лизина «маман» схватилась за сердце. Орлов продолжал нагнетать.

– Только не надо меня убеждать, что ты не знала, кем он является на самом деле. Не надо доказывать, что тебе невдомёк все его деяния. Он совершил ряд убийств, нанёс огромный ущерб безопасности нашей страны, и будь он жив – он бы пошёл под «вышку» вместе с тобой. Но ему повезло – он сравнительно безболезненно попал на небеса. А вот тебе нет. Так что вкусишь по полной программе. Суд будет открытым. Казнь – прилюдной. Кем ты при нём была? Курьером? Радисткой? Какие задания выполняла? Кем и когда завербована? Отвечай, если не хочешь, чтобы тебе силой развязали язык. Здесь это умеют, уж поверь.

И тут, словно в подтверждение его слов, со стороны раздался страшный крик. Это кричал Рябушинский, с которым продолжал работать Зильберман. Было такое впечатление, что его резали по живому. Софья Павловна вжала голову в плечи. Её руки затряслись.

«А ты, оказывается, не так крепка», – злорадно подумал я.

Насчёт курьера и радистки наш шеф, конечно, блефовал. Насчёт электрического стула и прилюдной казни – тоже. В этом и заключается особенность «пресса» – обрушить на допрашиваемого обвинения во всех мыслимых и немыслимых грехах, внушить ему, что его дело – труба, перепугать до полусмерти, и после этого выведать требуемую для следствия информацию. Он расскажет всё, абсолютно всё, о чём, конечно, осведомлён, лишь бы только сбросить с себя ярлыки всех навешенных на него грехов. Правда, срабатывает такая методика не всегда. Точнее сказать, не со всеми. Тёртому уголовному калачу голословные обвинения, сколь бы ни были они страшны – как об стенку горох. Расколоть его можно только доказательствами. А Софье Павловне уголовный мир был чужд, положения уголовно-процессуального кодекса не известны, поэтому она сдалась без боя. На её лице отразилась паника.

– Да что вы такое говорите! Мы ничего такого не совершали. Мы ничего такого не делали. О том, что этот Кулахметов шпион, я узнала только сейчас от вас.…

Лизина «маман» оправдывалась битый час. Подробности её разговоров с «Кулахметовым» сыпались, как из рога изобилия. Из их бурного потока я особо выделил один момент – Багров несколько раз осторожно интересовался Лизиным отцом. В этом определённо был смысл. И вскоре выяснилось, какой. Лизин отец, Николай Дмитриевич Троекуров, ранее работал не где-нибудь, а в НИИ погодных явлений.

– Вам известно такое имя – Здановский Георгий Рудольфович? – возбуждённо спросил Орлов.

– Да, – кивнула Софья Павловна, – это Колин непосредственный начальник. Коля работал в его отделе и был его правой рукой.