– Здравствуйте, Варвара Мстиславовна. Разрешите нам наши недоумения, и сообщите хоть что-то про тайну этого самого перевала. Ведь именно вы и должны всё знать, раз постоянно пребываете и ухаживаете за этим местом.
Старушка пожала плечами, покосившись на Льва Моисеевича и ожидая его разъяснений на эту необычную просьбу.
– Вот видишь, Варенька, с какими занятными людьми мне повезло здесь очутиться? – с нарочитой обескураживающей печалью вздохнул Лев Моисеевич. – Вместо того, чтоб разобраться в собственных сущностях и распределить всё по пунктам, они лезут в чужие.
– Нельзя в полной мере довольствоваться собой, не разобравшись в качествах окружающей действительности. – сказала Катенька.
– Это как в вопросе со стаканом, который может быть либо наполовину пустым, либо наполовину полным. – тихонько заметила крыса Маруся. – Если окружающая тебя действительность бедна, то и стакан будет казаться всегда наполовину пустым.
– Что же тебя интересует, Катенька?.. – Варвара Мстиславовна снисходительно выслушала крысу, но продолжить беседу решила с хорошо знакомыми ей людьми.
– Мне хочется знать, каким образом погибла группа Дятлова. – сказала Катенька. – Если произошёл случай массового психоза, то интересно, чем он мог быть вызван?.. Кто виноват??
– Погоди-ка, Катенька, дай я спрошу. – перебил подругу Евпсихий Алексеевич и указал на нарисованные фигурки человечков. – Вот меня прежде всего интересует: это кто такие?.. Это души, что ли, погибших туристов?
– Да нет, какие же это могут быть души?.. – затейливо прищурилась Варвара Мстиславовна. – Это своего рода манифестации, имеющие отношения к погибшим туристам, о существовании которых, кстати, реальные души туристов вряд ли и подозревают. Можно сказать, что это знаки, имеющие свойства воодушевления. И ничего необычного в этом нет, поскольку абсолютно всё в раю имеет свои свойства воодушевления.
– Знаки… или знаковые ощущения, подобные материализации чувств, утративших контакт с семиотической реальностью. – задумчиво пробормотала Катенька.
Викентий Палыч обалдело приподнял брови и хлопнул ладонями себя по коленям.
– Я-то думал, это просто галлюцинации! – воскликнул он. – Старушка-то с нами почти не разговаривает на эту тему – только всё причитает с жалостью – а кроме неё тут и не бывает никого. Человечки-то целыми днями бродят по кругу да лопочут по-своему, а наши персоны словно бы нарочно игнорируют. Вселяют тем самым лёгкий ужас и недоумение.
– Стало быть, есть у них причины, чтоб вас игнорировать. – заговорила более строгим тоном Варвара Мстиславовна.
– Стало быть, и в раю нам не дано обрести прощения? – принялся привычно позёрствовать Викентий Палыч, подталкивая в плечо приятеля. – Так ведь, Васильич, надо понимать нашу тяжкую долю?.. Значиться, будут гнобить нас надо до самого последнего вздоха?..
– Несомненно будут гнобить. – ответил тот, осуждающе зыркнув на человечков. – Кабы это просто люди были, тогда бы мы с ними быстренько договорились и разошлись довольными. А с этими придурошными ни о чём не договоришься, они иногда и ведут себя хуже чертей.
– А тут оказывается, что это даже и не черти, а оказывается, что это манифестации. – указал перстом в небо Викентий Палыч. – Нечто требующее от тебя регулярного посыпания головы пеплом. Соображаешь, Васильич?..
– Соображаю. – кивнул головой Васильич. – Я так-то и не против вовсе: если надо голову пеплом посыпать – я буду пеплом. Лишь бы не говном.
– Да я бы и говном готов, только скажите ради чего. Обоснуйте конечный результат!..
Кажется, только крысу Марусю по-настоящему веселили игривые разглагольствования этой парочки, и она не стеснялась шаловливо подхихикивать.
– Ну, с манифестациями мы худо-бедно разобрались, а вот эти двое безобразников что здесь делают и кого из себя представляют? – придирчиво вопросил у супруги Лев Моисеевич, поскольку ревнивое чутьё профессионального болтуна не давало покоя, обнаруживая в Викентии Палыче конкурента.
– А эти двое, Лёвушка, во всём случившемся на перевале и виноваты. – с грустной суровостью проговорила Варвара Мстиславовна.
– Это они туристов убили?? – ахнула Катенька.
– Да как сказать… если рассматривать событие по всем формальным признакам, то они и убили… но ведь всегда есть детали, за которыми неизвестно что скрывается: то ли дьявол, то ли Божий меч… то ли простая человеческая глупость…
– Убили и убили. – пробормотал Викентий Палыч, неохотно съёжившись. – Каждый день кто-то кого-то убивает, подчас и не задумываясь, зачем он это делает.
– Вот как раз вы слишком много думали о чём не надо. – отрезала Варвара Мстиславовна.
– Неужели эти дяденьки убили живых человечков? – ахнула Улинька.
С драматической укоризной, чуть ли не норовя заплакать, посмотрела девочка на примолкших мужичков, которые ещё совсем недавно забавляли её потешными песенками, и которых она принимала за весьма чудесных людей.
– Да разве мы бы их убили, если б знали доподлинно, что они убьются?.. – попробовал оправдаться Васильич, резко подскочил со своего сугроба, сбивчиво потоптался на месте и снова уселся. – Нешто мы нехристи какие?..
– А ну-ка объяснитесь! – потребовал Евпсихий Алексеевич, предугадывая занятную историю. – Расскажите нам всё, что вы сотворили с бедными туристами.
– Объяснитесь, объяснитесь… – Варвара Мстиславовна устало кивнула головой, разрешая мужичкам удариться в исповедь.
– Тут история такая. – помявшись для приличия, заговорил Викентий Павлович, легко возвращаясь к прежнему задиристому балагурству. – Для начала вам нужно знать, что в то специфическое время настроение у людей было различным по качеству, неординарным по накоплению ощущений и силы веры. Далеко не каждому советскому гражданину проживалось тогда весело и беспечно, поскольку страна ещё от войны не совсем очухалась. Страна находилась в небывалом напряжении, а резервуары ейные были всё-таки наполовину пусты, нежели заполнены – если уж возвращаться к крысиным аллегориям… да, Васильич?..
– Да, Викентий Палыч. – кашлянул Васильич, мельком взглянув на Марусю. – Не жалей аллегорий, если надо.
– А тут нашлись, видите ли, студенты, которым потребовалось доказать, что они лучше всех в этой стране, что крепкого здоровья им не занимать, что вот они в туристы заделались с целью переплыть все на свете моря и реки, все леса и горы обойти. Непременно захотелось обрести обоснований для своего полноправного существования на земле. И это было бы похвально, даже с моей стороны, если б я не считал, что сперва следует дерево посадить и дом построить, а потом уж на гору лезть, если совсем ума нет… Ты как считаешь, Васильич?..
– Аналогично. – буркнул Васильич.
– И такие они хорошенькие получились, гладенькие да богатенькие – студенты-то эти, туристы самодельные – что никак не помещались в уме простого советского человека, никак не уравнивались с плачущими навзрыд сиротами и калеками, что зачастую живут с тобою рядышком, буквально через дорогу. Вот, представьте, что населяют эти студенты большой современный город, питаются каждый божий день, чего только душа соизволит, а ихние мамы с папами крупными партийными начальниками функционируют и ко всяким невиданным и неслыханным благам имеют прямой доступ!.. Уж они-то ничего для обожаемого дитёнка не пожалеют, любой каприз выполнят, только пальцем щёлкнуть. Разве кого-то из них волнует, что вот тут же, в соседнем дворе, у какой-нибудь дворничихи Любы лишней конфетки для своего Мишутки не найдётся?.. экой-нибудь карамельки со вкусом вишни… Заверяю вас, что никого их них это особо не волнует. А дворничиха Люба не может лишний раз в цирк сводить своего Мишутку, потому как денег на покупку билета не имеется; надо вот дяде Жене шапку на зиму купить, а дядя Женя сожитель ейный, дворничихи-то, и без дяди Жени тоже никак нельзя… Представили?.. И вот представьте себе дальше, что эти студентики никогда ни в чём не нуждаются, им этот цирк дурацкий прямо домой привозят на День Рождения или на майские праздники. Разве только слона домой не привозят, а клоунов – завсегда пожалуйста и в любом количестве. Лишь бы любимое дитё не принялось со скуки беситься, поскольку скука является первым признаком бесстыдно упрочняющейся сытости. Вот эти наши студентики и поехали в тайгу приключений на свою жопу искать – не сидится им спокойно в институтах на сессиях, скучно им и досадно, что даже ближайшие миры вокруг лежат непознанными, не утоптанными предприимчивой динамикой… Ещё не на каждой горе высечено кайлом «Здесь был Толик».
– Психология общества потребления. – пробурчал Васильич. – Она самая.
– Мы с ними ещё в поезде познакомились, по пути из Свердловска, поскольку в одном вагоне ехали. Мы-то с Васильичем на охоту собрались (у нас с тамошним охотхозяйством договор был подписан на заячьи шкурки, мы и поехали зайцев пострелять), а эти половину вагона скарбом своим забили: всё какие-то мешки да баулы у них непомерного размера, лыжи заграничной выделки – видно, что не от плохой жизни люди в лес бегут. Разговорились мы с ними, поскольку долгая дорога располагает к задушевной беседе. Ребятки они, конечно, занятные оказались, начитанные, но бесполезные с точки зрения тактического применения накопленных знаний.
– Что вы имеете в виду? – озадачился Евпсихий Алексеевич.
– Ну вот, как бы вам объяснить, что я имею в виду… Вот гонору у них было много, но при этом глубинных проникновений в сущность предмета спора не наблюдалось. Как будто кучка фуфлыжников случайно собралась в одном месте и всякий корчит из себя Бог знает кого; чуть ли не каждый космонавтом горазд стать, а сам на любой остановке поезда спрашивает: долго ли нам ещё ехать?.. Даже в картишки играть толком не научились, на простого подкидного дурачка ума не хватало. Васильич их запросто обыгрывал, хотя и сам не семи пядей во лбу. Хорошо, что я уговорил его не играть с ними на деньги, а так бы разделал этих молокососов в пух и прах!.. Верно, Васильич?..
– Три раза обыграл. – не без гордости проронил Васильич.
– Вот! Три раза!.. А Васильич университетов не кончал, и за всю жизнь всего одну книжку прочитал, кажется, про Робинзона Крузо, и всегда, когда мы на охоту вместе ходили, говаривал: ну вот, Викентий Палыч, мы с тобой опять, как Робинзон Крузо и Пятница!.. Такая вот шутка была постоянная у Васильича. Особенно, когда ружьё заряжал, то любил повторять, что вот мы, дескать, опять вдвоём, как Робинзон Крузо и Пятница, и тут уж ничего не попишешь!..
– Не отвлекайтесь, пожалуйста. – попросил Евпсихий Алексеевич. – Продолжайте рассказывать, как вы в поезде ехали.
– Ну вот, значит, едем мы вместе с ними в поезде, разговариваем о насущном. – продолжил рассказ Викентий Палыч, прозорливо угадывая в Евпсихии Алексеевиче человека, с которым будет трудно договориться. – А надо сказать, что оказался среди них юноша весьма непростого ума, типажа весьма замысловатого. Мне в жизни такие практически и не встречались. Это, знаете, такой тип, который от всего сердца презирает всяческий цинизм с меркантильностью и вполне искренно испытывает гордость за себя, как за советского человека, но при этом жить натурально по-советски у него почему-то не получается. Я вот скажу, для примера, что у него только штаны стоили никак не меньше ста рублей, что вовсе и не характерно для советского человека того времени; вот мне, например, чтоб на такие штаны заработать, надо было кучу заячьих шкурок добыть, а ведь заяц так легко в руки не даётся… Да что там штаны, когда весь евонный лыжный инвентарь имел заоблачную стоимость, и просто так его в магазине не купишь, только по блату. Вот и получается, что мы с ним совсем разные советские люди, хотя и верим в одно светлое будущее, и едем в одном вагоне, по билетам, купленным по одной цене. Получается, что справедливость не есть категория математическая и точная, а является категорией философской и делящей любую сообщность на чистых и нечистых. Тогда спросите вот у Васильича: почему он должен терпеть такое положение вещей?.. А он вам не ответит, потому что не знает.
– Я не знаю. – подтвердил Васильич уверенным кивком головы, хотя и несколько стыдливо.
– И вы решили дальше не терпеть, а поубивать всех этих мальчиков и девочек? – вспыхнула Катенька. – Из зависти к ихним штанам да лыжам?..
– Ни в коей мере не убивать! – обиделся Викентий Палыч. – Вы нас за мерзавцев конченных принимаете, но с соображалкой у нас всё в порядке, и я, например, считаю, что убийством ты только засвидетельствуешь собственную никчёмность, ибо мёртвому ничего не докажешь. Мы их просто напугать решили – студентиков-то этих… да, Васильич?.. просто решили обучить жизни не на словах, а непосредственно на опыте пережитого страха… Заставить задуматься, что нельзя играть с жизнью в те игры, которые она сама тебе не навязывает, и тем более нельзя играть просто так, от балды, просто оттого, что стало скучно дома сидеть!.. Это ж надо додуматься: зимой, в мороз, отправиться на лыжах в тайгу и горы!..
– Адреналина им, понимаешь, не хватает… за адреналином пошли в поход… – усмехнулся Васильич.
– Во!.. Это правильно Васильич вспомнил, что ихний самый болтливый турист нам всё время про этот адреналин втюхивал… А я понять не мог, что это такое, если не элементарное эгоистическое безрассудство, и почему необходимость адреналина притупляет чувство ответственности перед своими друзьями и близкими?.. Мне подумалось, что это всё надо срочно вылечить, что это не может оставаться в таком виде, в каком есть. Потому что нельзя возлагать надежд на успешное строительство светлого будущего, если государство заселено непугаными идиотами. Только личность, хоть разок измученная страхом, умеет ценить то счастье, что имеет, сколь бы мало его не было. Ты-то меня понимаешь, Васильич, я не сомневаюсь.
– Да, Викентий Палыч, я понимаю!.. – Васильич достал из кармана какую-то зашарпанную пачку сигарет, в очередной раз убедился, что она пуста, и тоскливо вздохнул.
– Разумеется, я постарался выудить хоть что-то вменяемое из разговора с этими ребятами, меня прямо-таки вдохновение в тот раз посетило, чему я тогда, конечно, не мог дать никакого отчёта. «Почему же, – спрашиваю. – не хватает вам адреналина, ребятки, если рядом наличествуют прекрасные девушки?.. Вы бы не сидели лопухами, а принялись ухаживать за ними, цветы дарить, денежку поднакапливать для торжественной церемонии бракосочетания. А ежели получите законное право запендюривать своим девушкам, когда вздумается, тогда и получите свою порцию адреналина сполна, можете не сомневаться!..» Нет, они мне в ответ только смеялись и говорили, что ихние девушки и без цветов хороши, а замуж им выскочить завсегда успеется. Так ведь, Васильич?..