Корабль дураков

Назгал замолк, не закончив.

– Тебе не интересно? С чего бы, – он прищурился, сделал шаг вперед, нависая всем авторитетом над жалкой ведьмой.

– Не люблю вранье, – просто ответила женщина.

– Чего?!

Дшина улыбнулась. Указала на стену. Она напомнила, что наружу вышло два десятка общинников, а вернулся один. Этот один не привел с собой неофитов, он не принес еды, зерна. Он вернулся, как псина, поджавшая хвост.

– Я принес людям радость! – взревел Назгал, воздев руки со сжатыми кулаками.

Словно собирался обрушить два молота на маленькую головку женщины. Под его кулачищами этот черепок сомнется, позвонки развалятся, мозговое вещество брызнет во все стороны. Запах мочи и фекалий обозначит смерть презренной ведьмы.

– Радость, от которой нас стало еще меньше, – холодно ответила Дшина.

– Не в количестве дело.

Назгал прикусил язык, опустил кулаки. Он не собирался оправдываться, но привычка – эта естественная слабость. Победители никогда не оправдываются. Так победу можно изобразить иначе, представить ее в другом свете.

Он понял, что помощница собирается унизить его, осмеять победу и принесенную жертву.

Вздохнув, Дшина спросила:

– Ты видел внешний мир, он изменился?

– Да.

– Это твоих рук дело?

Вопрос ударил прямо в сердце. Даже те, сраженные воины, что преследовали чудовище, погибли не от его рук. Он убил нескольких, остальные остались навечно в гнезде.

– Твой рассказ звучит правдоподобно, потому что Эстиний его подтверждал. Он, видишь ли, обладает особой чувствительностью. Говорил, как прорицатель, что тебе удалось вплести в ткань гнезда два десятка чужаков. Но ты ли это сделал?

– Я их заманил, – оправдывался Назгал.

Дшина пожала плечами. Велика заслуга. Она поняла, что дальше на Вестника давить просто опасно. Он может вспылить, перейти от словесной защиты к кулакам. Убить не убьет, но повредить ей сможет.

В любом случае, ее план удался. Она смогла поставить Назгала на место, напомнить о том, что он всего лишь человек. И без свиты, даже этих низших тварей, ничего не стоит. Потому она заперла его верных служителей под землей.

Повинуясь жесту ведьмы, Назгал поплелся за ней.

Они прошли развалинами, по пути их оглаживали нити грибницы, оставляя на коже алые следы. Кровавый дождь отмечал их путь. Назгал обернулся, в темноте различая десятки светящихся глаз. Ведьмы не последовали за ними, остались в развалинах.

Путь их пролегал по широким тоннелям, ведь в большинство из проходов, Назгал уже не помещался. В теле гнезда не произошло перемен. Все так же живой субстрат плодил грибы, которыми питались общинники. Воздух теплый и влажный, обещающий защиту.

Внизу их стало не больше, не меньше. Мир здесь действительно замер в безвременье.

– Как твои детки? – спросил Назгал.

Ответа не получил. Не видел этих существ с самого момента, что Дшина исторгла их в мир.

Она могла бояться, что Вестник хочет их сожрать, потому промолчала. Или же сама съела их. Ведьма в своем праве.

Назгал не видел Эстиния или его послушников. Где-то внизу существа грызли землю, прокладывая тоннели дальше.

– Где Эстиний? – спросил Назгал.

Лидер не может задавать вопросы. Он знает все, а помощники лишь подкрепляют его уверенность в себе. Теперь же Назгал ступил на зыбкую почву, когда мир вокруг движется против его воли. Существует сам по себе, по насмешке лишь иногда совпадая с предпочтениями человечка.

– Он ушел в сторону захода, – ответила Дшина.

Скрывать тут нечего. К бывшему священнику она не испытывала симпатии.

– Строит там какую-то штуку из дерева, – закончила она.

– Штуку?

Она сделала жест, что не понимает и не может объяснить увиденное. Не вдаваясь в детали, сказала, что эстиниевые послушники валят дерево, собирают топляк. Строят из этого большой дом на воде, скрепляя доски и бревна веревками из жил или костяными гвоздями.

Благо этого материала в избытке.

Описание подробное, но Назгал видел, что Дшина ничего не понимает. Впрочем, ответ укрывался от него самого. Эстиний не мог предать, зато он мог из глупости совершить нечто такое, что подорвет власть Вестника.

Одним словом перечеркнуть все сотворенное. Назгал поморщился.

Глядя на заросшие стены, поддерживаемые бугристыми балками, не поверишь в слабость задумки. Впервые Назгал столкнулся с силой простого слова, что способно уничтожить все крепости.

Тоннель оканчивался тупиком. Стена прогнулась вовнутрь, образовав выпуклый пуп. Назгал не сразу сообразил, но потом узнал форму кабаньего рыла. Именно за этой стеной Дшина скрыла свиту Вестника.

Она отступила в сторону, указала на стену.

– Бери. А затем выходи на поверхность. Мы отправимся к тем воинам.

– Я уже сделал все, что должно было, – огрызнулся Назгал.

– А я закончу начатое. Нам нужно мясо. Нужно зерно. Этого достаточно у чужаков.

Назгал возразил, но Дшина не собиралась его слушать. Прикоснувшись к стене, Назгал ощутил ее прочность, толщину. Спрятанные за ней существа не могли прорваться наружу, хотя пытались.

Вряд ли их присутствие принесло бы победу Вестнику. К тому же он сам не взял с собой свиту, оставив существ на кормежке. Тот же герольд едва перенес изменение, ему требовалось время, чтобы преображение завершилось.

Стена поддалась. Не обрушилась, не рассыпалась. Проход открылся, растянувшись в дыру. Дальше располагалась пещера, чьи стены были выскоблены когтями и клыками. Пол усеивала костная мука.

Прошло бы не так много времени, как они сожрут друг друга.

Назгал пригнулся и вошел в зал. Он сначала увидел ездовое существо, своего кабана. Преображение его завершилось давно. Тело покрывал жесткий нарост, отражающий природу существа. Длинная морда оканчивалась массивным клыком. Второго не было. Назгал прикоснулся к боку, из которого росли жгуты нитей.

Существо поднялось, всхрапнуло и радостно пошло к хозяину. Тварь дергала хвостом, отчего в воздух поднимались пылинки, частицы влаги. Назгал потрепал существо за ушами, поскреб ему горло. Внутри, под слоем жира и мышц скрывалось такое же горло. Наверняка оно ощущало вибрацию и радовалось вниманию, честной любви Вестника.