Земля точка небо

– Тихо. Мне еще сдавать ее вечером.

Принесли бокал айриша, и Максим присосался к нему, чувствуя, как виски пробирается в застывшие сосуды.

– Вопрос основной, – нарушил тишину продюсер. – Искренне – как тебе работа?

Макс облизнул стеклянный обод.

– Искренне, – сказал Максим, глядя в густое небо за окном. – Так себе.

Продюсер только улыбнулся.

– Хотя было интересно, – добавил Макс.

Да, и если пересказать Лизе. В него стреляли… Опять же, стреляла знаменитость.

– Продюсеры у нас – это рабы. Хотя отдача есть, – заметил исполнительный продюсер.

Максим облизал сладкий ободок и причмокнул.

Отдача была. Определенно.

– Ладно, – сказал он. – Пока сойдет. Я в деле.

– Добро. Тебя зовут…

– Максим.

– Максим. Учти, отныне твое имя – продюсер. Зовут продюсера – значит, наверняка зовут тебя, и ты приходишь. Главное – не переживай. Это вроде нефтепромысла, – исполнительный допил кофе и отставил чашку. – Готов? Ну, по машинам.

17 мая 2003 года

Конечно, всё оказалось не так радужно. Кроме съемок приходилось высиживать долгую переозвучку в компании режиссера и крикливых монтажников. Анжелике хватало двадцати минут, а Лиза застревала в студии часов на пять, долго разминалась и кашляла в микрофон, пробовала говорить, вечно сбивалась или путалась.

Кроме Анжелики, ей нравился только режиссер.

Его звали Алексей, но, в отличие от большинства своих пухлых и добрых тезок, режиссер был из породы тощих, энергичных, вечно недовольных Алексеев; он часто матерился, много курил и изображал на лице мину, говорившую: «я не виноват, что вокруг одни идиоты». Это был единственный человек, который не утомил Лизу в первые две недели.

– Теперь мне уже не кажется, что 250 долларов – большие деньги. Всего тысяча в месяц. Если подумать, как раз в обрез.

Лиза вздохнула. Всё стоило так дорого. Она до сих пор не купила себе никакой обуви. И почти ничего из косметики.

– Прости, – сказал Дима.

Они трое снова торчали на крыше, слушали реактивный шум Ленинградского и птичий визг. Наслаждались теплым вечером и хвойным ароматом мартини. Лиза выуживала из банки маслины, Дима накалывал их на зубочистки, а Максим раскладывал по бокалам.

– А? За что «прости»? – спросила Лиза, облизнув пальцы.

– Ну, что тебя все утомили, я тоже все время спрашиваю про разные симптомы…

– Утомили? Кто «все»?

– Ну, все, кроме режиссера.

– А, да нет, ты что! При чем тут, я же о студии. Кстати, как там наши фобии?

Дима неправильно проткнул маслину, снял ее и постарался надеть еще раз, но та упорно соскальзывала.

– Что ты с ней, как с гондоном, ну ради бога, – не выдержал Макс. – Дай сюда.

Он взял маслину и съел ее.

– Фобии кончаются, – сообщил Дима, теребя мокрую зубочистку. – Вот, закончили страх червяков недавно. Ксюша говорит, мы уже явно на последнем рубеже.

– Страх всего, – сказал Максим. – Вот о чем пиши. Фобия: человек боится всего сразу.

– Это паранойя, – сказала Лиза. И растерялась. Паранойя ведь? Как там ее. Проявляется… м-м… Позорище, и только. Психолог Элиза Фрейд.

– Макс, а что у тебя на работе? – перебила она себя.

– Интересного ничего? Темы есть? – оживился Дима.

Максим устал настолько, что едва мог думать. Морщась, он поднял бокал.

– Больше в меня не стреляли, к сожалению. Лучше бы, чтобы стреляли. И пристрелили нафиг.

Макс установил холодный бокал себе на лоб.

– Вот что странно, – сказал он. – Все эти звезды. Небесной величины. Как-то вблизи они… не впечатляют.

– Крыльев нет, что ли? – спросила Лиза.

Максим открыл глаза, сглотнул и поправил бокал на лбу.

– Нет, другое. Ну вот, разбил…

– Ничего, я выброшу, – Лиза встала, расправляя примятые волосы.

– Они маленькие.

– Что?

– Трудно объяснить. Известно, что Мадонна какая-нибудь, допустим, метр шестьдесят. Но при встрече все равно думаешь: господи, это что за карлик?

– Ого! Ты видел живую Мадонну? – спросил Дима.

Макс был не в силах даже разозлиться.

– Тьфу, – он махнул рукой и грохнулся в шезлонг.