Темное Дело

– Не стерпел, мужики… обделался, – признался тот, – Не гожусь для жизни… Ни на что больше… не гожусь… По кускам склеен… Разваливаюсь… А этот… мучитель… трус… трепач… пустомеля…

– Заткни варежку, бичара, – огрызнулся молодой рабочий.

– Тошнот тощий… – напирал Василий, надеясь еще раз раззадорить противника, но авторитетный Михаил тихо срезал:

– Проглоти аскарбинку, сядь и усохни. Пускай треплется.

Федор опустился на койку и, сверкнув глазами, матерно выругался:

– Еще посчитаемся, – в завершении процедил сквозь зубы.

– Серьезные дела с наскока не делаются, – молвил бывший уголовник.

– И что делать будем? – выскочил вперед Афоня, – Нянечку звать будем?

– Ну, не рудой задыхаться? – ответил Михаил и тот поскакал по коридору в поисках медицинского персонала.

– Опять… день спортил, – простонал Василий и полностью обессиленный, ушел в очередную отключку.

– Оставьте мужика в покое. Не по-христиански это, – заключил Егор Петрович.

– Вот как? Коммуняки уже в Христа верить стали? С каких это пор? – съязвил бывший уголовник.

– Одно другому не помеха, – возразил старый рабочий, – Вся идея мирового коммунизма на христианстве основана. Одни корни имеет.

– Стало быть, конкурентов своих устраняли, когда попов к стенке ставили? – подколол Михаил.

– Перегибы во всяком деле случаются. Ошибки признали. И хватит об этом, – отрезал Егор Петрович. – А над человеком нечего измываться. И без того битый.

– Жалостливый какой. Доходягу жаль стало. Тебе бомжей на улице мало? – возразил бывший уголовник.

– Я ему не судья. Я ему и не палач. Сам жил как знал, сам пусть и помирает, как знает, – заключил Егор Петрович.

– Так, он, гад, воняет, – не выдержал Федор.

– Вонь – не огонь, терпеть можно, – поддержал Степан старого рабочего, – Раз дело такое, что без вони нельзя, то можно и потерпеть. Поди, не отравимся. Лично я человек не гордый. Раз он такой больной, что без вони никак ему не прожить. Не нарочно же он воняет. Болезнь такая. Значит, так надо. Человек без вони не может. Организм, понятное дело, воняет, если он не здоров. На то она и больница. Я так понимаю. Лично у меня других забот много. Мне дом ремонтировать надо. А я тут лежу, как дурак, без дела. У меня сад без ухода оставлен. Лето в разгаре. Поливать надо. Как без меня жена управиться? Дети помогут?.. Что им, до наших земельных пустяков.

Михаил не стал больше обсуждать этот вопрос, закрылся газетой и ушел в изучение криминальной хроники.

К Ивану Моисеичу в очередной раз пришла жена, изрядно взволнованная и с большой порцией свежих фруктов. Народ тут же воткнулся в телевизор.

– Представляешь, дядя Яков, брат жены дяди Бори, едва не сошел с ума, – выпалила она, едва переступив порог палаты, сразу переключив на себя внимание всей присутствующей публики, – Он был у нас три дня назад, проездом. Он, вообще, в последнее время, много ездит. Ты помнишь дядю Якова?

Она высыпала содержимое пакета прямо в раковину, пустила мощную струю холодной воды и села рядом на стул, отдышатся.

– Честно говоря, нет, – болезненно сморщился верный супруг, но получив дежурный поцелуй в щеку, вынужденно улыбнулся.

– Я тебе про него рассказывала. Он врач. У него своя клиника в Саратове. Вспомнил? – она встала к раковине и стала мыть фрукты.

– У тебя много родственников.

– Так вот, этот самый дядя Яков проездом остановился в нашем городе. И остановился, где бы ты думал?

– Видимо у дяди Бори.

– Нет. Совсем не у дяди Бори. Если бы он остановился у дяди Бори, то с ума сошла бы тетя Лиза. Он остановился в гостинце «Адмиралтейская».

– Какой удар родственникам.

– Ты напрасно смеешься. Ты еще ничего не знаешь. Так вот, дядя Яков остановился в гостинице «Адмиралтейская». Ты представляешь, какой это отель? Какой сервис, какой уровень. Какие цены! Ему дали роскошный номер. Не потому, что дяде Якову некуда девать деньги. Дядя Яков вынужден был так сделать потому, что он уважаемый человек. Он приехал на симпозиум. На какой-то важный симпозиум каких-то там врачей, который проходил в этом отеле. Он лег спать. А что ему еще ночью делать с дороги, как не лечь спать. И, вдруг, ночью к нему в номер врываются милиционеры. Много милиционеров. Десятка два милиционеров. Все с пистолетами. И все ищут дядю Якова. И где бы ты думал, они его находят?

– В кровати. А где же еще может быть ночью дядя Яков?

– Нет, совсем не в кровати. Они находят его на карнизе, за окном, на карнизе четвертого этажа этой самой гостиницы. И, представь себе, в одной пижаме. И это вовсе не шутка, – Соня вывалила на одеяло мокрую кисть красного винограда.

– Может быть, он получил счет из ресторана? – пошутил Иван Моисеич.

– Ты напрасно смеешься. Он был в одной пижаме, на карнизе четверного этажа и один Бог знает, как он оттуда не сорвался.

– Может быть, он решил прогуляться?

– Я вот тоже знаю один случай про лунатика… – попытался включиться в разговор тунеядец Афоня к этому времени вернувшийся в сопровождении двух санитарок с большой охапкой сомнительно чистого постельного белья. Соня, не любила когда ее перебивают, особенно посторонние, мало знаковые ей люди и потому сурово и бескомпромиссно отрезала:

– Если бы дядя Яков захотел прогуляться, то он вышел бы на улицу, как это делают все нормальные люди, – она сунула Афоне в руку здоровенное яблоко, дабы тот заткнулся и больше не прерывал ее, и продолжила, – Он вовсе не лунатик, как думают некоторые. Он совершенно нормальный человек. Он врач и все свои болезни знает лучше кого бы то ни было. У него своя клиника в Саратове. И вдруг такое… Он просто был вне себя. Он ничего не мог понять. Это было, как сон. Можно было подумать, что он сошел с ума.

– Видимо не все свои болезни он знает одинаково хорошо, – вставил Иван Моисеич, отщипнув очередную виноградинку и отправляя ее в рот.

– Эта была не болезнь. Если бы это была болезнь, то все было бы не так страшно, – Соня набрала в пакет свежевымытых яблок, и стала обходить палату, угощая поочередного каждого ее обитателя, включая тихо матерящихся санитарок, осуществляющих сложную процедуру смены белья и подмывания изрядно испачкавшегося Василия. Те не преминули воспользоваться угощением и отправили по яблоку в свои широченные карманы, натянуто улыбаясь широкими, красными лицами.

– Во всяком случае, он был бы один, понимаешь? – продолжала тем временем она свою историю, – Один на один со своей болезнью и все можно было бы этим объяснить. Но он был не один. Не один, представляешь?

– А с кем? С женщиной? – поинтересовался спутник ее жизни.

– Нет. Совсем не с женщиной. У некоторых людей на уме одни женщины. Как будто кроме женщин никого нет на Свете… – Соня сунула мужу фрукт в руку, и тот впился в него зубами, – Если бы он был с женщиной… это хоть как-то все объясняло. Нет. Он стоял с тремя неизвестными мужчинами. Совершенно незнакомыми ему мужчинами из соседних номеров. Иностранцами. Один точно был иностранец, потому что был негром. Причем все были в ночных пижамах и тоже ничего не понимали.

– Странно… Чем же они там занимались? – многозначительно подмигнул левым глазом заинтригованный супруг.

– Более чем странно, – согласилась жена, не придав призрачному намеку никакого значения, – Четыре мужчины, в ночных пижамах, на карнизе четверного этажа, такого фешенебельного отеля, стоят, как памятники и их оттуда снимает милиция! И среди них дядя Яков. Но, что самое ужасное, так это то, что то же самое было и с предыдущими постояльцами. Представляешь? Из этих же самых номеров. Буквально за ночь до этого. Все было точь-в-точь, как с дядей Яковым. Только гораздо хуже.

– Вот как? – удивился Иван Моисеич.

– Именно. Гораздо хуже. В гостинице теперь только об этом и говорят. Когда бедный дядя Яков пришел в чувство, ему рассказали, что за день до него точно так же ночью сняли с карниза трех иностранных туристов. С этого же самого карниза, практически в то же самое время. Только те не только стояли, но еще, спустив с себя брюки, демонстрировали всем соседним домам вдоль всей набережной свои возбужденные пенисы. Представляешь? Что было бы с дядей Яковым, если бы милиция вовремя не сняла его с карниза? Он же ничего не понимал. Он же мог поступить точно так же, как те несчастные люди. Это был бы такой скандал, что просто страшно себе представить.

– Действительно странный случай, – согласился заинтригованный муж и тут же спросил, – Когда, ты говоришь, все это произошло?

– Я же тебе сказала. Следующей ночью, после того, когда ты не пришел домой. Через сутки после того, как ты, как ты говоришь, гулял со своими приятелями или с кем там еще, не знаю, если так тебе будет более понятно. Тетя Лиза настояла на том, что бы дядя Яков непременно приехал и рассказал все подробно. Дядя Боря, как мог, успокаивал дядю Якова. Но тот был так расстроен, что едва выпил две чашки чая и сразу же уехал к себе домой. Я вчера ему позвонила, рассказала о тебе, он пообещал помочь. Как ты думаешь, что это могло быть?

– Куда входили окна его номера? – поинтересовался он.