По большому счету – было ли то общество христианским? Встречный вопрос, и тоже по большому счету: а было ли за всю историю человечества общество, которое с чистой совестью можно назвать христианским? Можно говорить только о каких-то степенях приближения к идеалу или отдаления от него, а со вчерашних воинственных язычников – какой спрос? Люди, воспитанные в суеверном страхе перед древними богами и духами природы, – могли ли они все это смыть с себя в одночасье, вместе с водой крещения? Нет, конечно – они оставались при своем прежнем страхе, и детям, и внукам его передавали.
Многие чистосердечно приняли Христа – но скорее как верховного бога над другими богами, которые тоже не утратили силу и которым тоже надо поклоняться, пусть не всегда открыто. Баварцы почитали бога грозы и ветра Вотана под именем святого Бартоломея (Варфоломея). А что говорить про всякую низовую нежить, всяких там фей, эльфов и прочих аналогов наших кикимор? Про ведьмовщину, магию, колдовство? Это вообще неизбывно, с этим в тысячу лет не справишься. В это и священники верили. И сегодня еще во французской Бретани бытует множество поверий дремучих кельтских времен, и бытуют они не только как сказочки для детей. А тогда представления полуязыческой паствы проникали даже в католическую догматику: так, принято было, например, учение о Чистилище, о том, что вечные адские муки грешнику могут быть заменены на временные – по молитвам церкви.
Грозных знамений в те тяжкие времена было хоть отбавляй. То небо озарится северным сиянием (не все современные французы представляют, что это такое), то зардеют сразу четыре солнца, то виноградники повторно заплодоносят в декабре месяце, или две огромные тучи саранчи сойдутся в беспощадной битве – и все падут на землю мертвыми. А кто не испытал жуткого трепета, когда «в город Бордо забежали волки и, нисколько не боясь людей, пожрали тамошних собак»?
Зрелость Меровингов
Наконец, на 51-м году правления пришел срок преставиться королю Хлотарю (561 г.), пережившему всех, кого хотел: братьев, их сыновей и даже внуков.
Незадолго до смерти он горько каялся в базилике Святого Мартина во всех своих черных делах, совершенных, по его словам, в безрассудстве. Затем вернулся домой, где вскоре, отправившись на охоту, подхватил лихорадку. Для старческого тела болезнь оказалась непосильной. Умирая, он часто повторял: «Ох, что же это за Царь Небесный, если он губит таких великих владык?».
После него Франкское королевство поделили по жребию его сыновья: Хариберт, Гунтрамн, Хильперик и Сигиберт.
Хариберту досталась Нейстрия (западная часть) и большая часть Аквитании – столицей его был Париж. Гунтрамну – прежнее Бургундское королевство и Орлеан. Хильперик получил часть старинных франкских земель и область Тулузы в Аквитании. Сигиберт стал владеть Австразией и восточной Аквитанией. Австразия – земля преимущественно с германским населением, но столичными резиденциями Сигиберта были романские Реймс и Мец. Как видим, королевские владения лежали вразброс.
Из всех братьев вероломством и нахрапистостью больше всех в отца был Хильперик.
Хариберт вскоре умер, и братья поделили его королевство.
* * *
Сигиберт, рассудив, что его братья только унижают себя, женясь на недостойных их сана женщинах (даже на служанках), посватался за Брунгильду – дочь короля испанских вестготов Атанагильда. Отец не отказал, и Сигиберт был рад, встретив свою невесту. Она была арианкой, но сразу перешла в католичество и до конца дней осталась верна истинной вере. Женщина это была неординарная, обаятельная, образованная – ей посвящали свои стихи последние латинские поэты, не переведшиеся к тому времени.
Его брат Хильперик был женат на Фредегонде, в прошлом служанке. До нее у него уже была жена – Авдовера, здравствующая и о ту пору, а от нее три сына – Теодоберт, Меровей и Хлодвиг (тогда было принято решение, подтвержденное церковью: все королевские дети считаются законными, независимо от того, кто их мать – лишь бы их признал отец).
Но Хильперик позавидовал братнему счастью и тоже отправил послов к испанскому королю – свататься к другой его дочери, сестре Брунгильды – Галсвинте, обещая отказаться ради нее от других жен. Атанагильд поверил обещанию и отправил во Франкское королевство еще одну принцессу с богатыми дарами.
Сыграли свадьбу. Хильперик, по свидетельству Григория Турского, полюбил жену – возможно, благодаря привезенному ею богатству. Но, видно, у него не перегорело и к Фредегонде, и между королем и королевой начались раздоры. Наконец, Галсвинта заявила, что она не пользуется здесь никаким почетом, и попросила отпустить ее на родину. Сокровища же обещала оставить мужу.
Тогда Хильперик изобразил великую любовь, словами и ласками уговорил ее остаться. А сам приказал слуге задушить королеву при первом удобном случае. Однажды ее нашли в постели мертвой. Многие были уверены, что в этой истории не обошлось без Фредегонды.
На могиле несчастной Галсвинты произошло чудо. Висящая над надгробием тяжелая, всегда горящая лампада сорвалась и, как в масло, глубоко вонзилась в камень – при этом не погаснув.
Король Хильперик через несколько дней опять женился на Фредегонде, и они жили долго и вряд ли счастливо.
В Испании на престол взошел король Леовигильд. Памятуя о том, что многих его предшественников, как только они чем-то не угождали знати, убивали – истребил всех влиятельных готов. Не оставив из них, говоря словами писания, «никого, мочащегося к стене».
Этим в Испании была искоренена «ужасная привычка убивать королей».
* * *
На европейскую арену вышла новая мощная и агрессивная сила – германские племена лангобардов. Долго обитавшие на берегах Дуная, они неожиданно перевалили через альпийские проходы и двинулись в Италию, которая незадолго до этого была присоединена к Византии императором Юстинианом. Шли бесконечные угрюмые толпы, с огромными стадами свиней, со своими рабами. Это был не набег, а всенародное переселение.
В бою лангобарды были свирепы и безжалостны. Страх внушал один их вид: длинные патлы, переплетенные с бородами, зеленая татуировка на лицах. Люди дикие и грубые, завоевывая земли, они не были расположены ни к какому конструктивному сотрудничеству: покоренное сельское население поголовно обращалось в рабов.
Всю Италию они не захватили, да к этому, наверное, и не стремились. Ограничились долиной реки По на севере, в центре – областью Тосканы и некоторыми горными районами, удобными для скотоводства. В память о них северная Италия и посейчас называется Ломбардией (парадокс истории – места обитания этих дикарей стали впоследствии самыми высокоразвитыми областями Италии. Ломбардия с Миланом – ее индустриальным центром, Тоскана с Флоренцией – центром духовным и культурным).
Не успел король лангобардов Альбоин обустроиться на новом месте, как при его дворе тоже разыгрались шекспировские страсти. У него умерла жена (дочь франкского короля Хлотаря, на которой Альбоин женился еще на Дунае), и он взял другую – Розамунду, отца которой незадолго до этого убил. Понятно, что молодая от всей души ненавидела своего мужа. Мало того, она влюбилась в его оруженосца Гельмигиса, и любовь эта была взаимной.
Влюбленные действовали решительно. Они подослали к королю убийцу, Перидея – человека необыкновенной силы, который сделал все, как надо. Сами же, прихватив королевские сокровища, бежали в Равенну (подвластную византийцам). Но там произошел неожиданный сюжетный поворот. Префект города Лонгин уговорил молодую женщину умертвить своего любовника и выйти замуж за него. Та согласилась. Но когда Гельмигис отхлебнул из чаши, поднесенной любимой, отравленного вина, он почуял недоброе и заставил ее выпить оставшееся. Вскоре оба были мертвы.
Лангобарды же на общем собрании поставили над собой королем Клефа, знатнейшего из них. Он истребил многих видных римлян, других изгнал, но через полтора года его зарезал собственный слуга. Пришлось выбирать нового.
В последующие годы император Юстиниан часто обращался к франкским королям за помощью против пришельцев – ему очень хотелось выдворить их из Италии, и он не скупился на наградные своим союзникам. Но лангобарды оказались очень крепким орешком. Они сами не раз нападали на южную Галлию и в битвах с ними пролилось немало крови.
* * *
Во Франкском королевстве началась новая волна усобиц и злодеяний, зачинщиками и активнейшими участниками которых нередко были Хильперик и Фредегонда.
Фредегонда не раз подсылала убийц к жене короля Сигиберта Брунгильде. Она не испытывала к гордой испанке ничего, кроме ненависти, ибо знала, что та считает ее презренной служанкой, к тому же виновницей гибели своей сестры Галсвинты.
Однажды она отправила на черное дело клирика из своих владений – чтобы тот втерся к Брунгильде в доверие, а потом умертвил. Ободряла его обещаниями, что за ней не пропадет: даже если ему доведется погибнуть, все его близкие будут безбедно жить до скончания дней своих.
Священник подчинился. Но Брунгильда его быстро раскусила, обо всем выведала на допросе и отправила восвояси (слегка вправив мозги). Лучше бы ему было на свет не родиться – раздраженная Фредегонда приказала отрубить ему руки и ноги.
Брунгильда, женщина по природе великодушная, могла простить покушение на свою жизнь, но смерть сестры – никогда. Жаркими уговорами, даже прикидываясь тяжело больной, она принудила своего мужа пойти войной на Хильперика. Сигиберт воевал успешно, в бою погиб один из сыновей Хильперика от первого брака. Но когда он с победой возвратился к себе в Реймс, где ему была устроена торжественная встреча, двое слуг Фредегонды протиснулись к нему, якобы по делу – и нанесли удары отравленными кинжалами. Король громко вскрикнул, упал и через короткое время скончался.
Его вдова осталась с маленьким сыном. Хильперик не прочь был заграбастать королевство убитого брата. Но на защиту прав наследника поднялась австразийская знать, и он был провозглашен королем под именем Хильдеберта II.
Знать знала, что делала – при несовершеннолетнем короле фактически правила она, роль королевы была незначительна.
* * *
Враждебность Фредегонды усилилась после того, как ее пасынок Меровей, другой сын Хильперика от первого брака, повстречался с Брунгильдой в Руане. Он влюбился во вдовую королеву, та ответила взаимностью – и они вступили в брачный союз.
Даже если оставить в стороне ее чувства к Брунгильде – у Фредегонды была навязчивая идея избавиться от всех потомков Хильперика от других женщин, и женитьба Меровея была ей поперек горла. В планы Хильперика она тоже не укладывалась, и он нагрянул с отрядом в Руан. У него был предлог, чтобы требовать расторжения этого брака: Меровей женился на вдове своего родственника, что недопустимо по церковным правилам.
Молодожены нашли убежище в базилике, но король клятвенно пообещал, что никогда не разлучит их. Они поверили и вышли. Поначалу действительно ничего не происходило, но когда через несколько дней Хильперик собрался возвращаться в Суассон – сын последовал за ним. Понятно, что глубокого чувства под этим браком не было.
Не успели отец и сын доехать до своей столицы, как на них напали какие-то люди из Шампани – явно с целью ограбления. Рядовая «частная инициатива» того времени. От налетчиков отбились, но король заподозрил: не Меровей ли с Брунгильдой это подстроили с целью убить его. Королевского сына взяли под стражу.
Король вознамерился постричь Меровея в священнический сан, для чего отправил его из Суассона в монастырь в Ле-Мане. Но тот по пути сбежал и нашел убежище в базилике Святого Мартина в Туре. В нем теплилась надежда: отцовский гнев пройдет, все образуется. Но и король не умел прощать, и Фредегонда не сидела рядом с ним молча. Войско Хильперика стало разорять окрестности Тура. По городу пошел ропот: не выдать ли беглеца, чтобы не нажить пущей беды.
Тогда Меровей проскользнул мимо караулившей вход в базилику стражи и явился к своей краткосрочной супруге Брунгильде. Но, видно, она была ему не очень рада, а австразийской знати, державшей в руках все бразды правления, такой король был ни к чему. Меровея спровадили.
Начались скитания. К королевскому сыну прибился кое-кто из недовольных его отцом и просто искатели приключений, но их было не так уж много. В конце концов его заманили в ловушку верные Хильперику люди: пригласили к себе, соврав, что хотят перейти на его сторону, и заперли под стражей. Послали за королем.
Но пленник не стал дожидаться: попросил верного слугу Гайлена заколоть его кинжалом. Когда Хильперик прибыл, сын был мертв.
Расправа над задержанными была беспощадной. Гайлену отрубили руки и ноги, и пока он был еще жив, подвергали мучениям. Смерть ждала и всех остальных.
* * *
Потом пришел черед еще одного пасынка Фредегонды – Хлодвига. Незадолго перед тем у королевы скончалось от мора двое собственных детей. И некто уведомил ее, что это произошло из-за происков Хлодвига. Якобы у служанки королевы, в которую он влюбился, мать – известная колдунья. Вот Хлодвиг и воспользовался ее услугами, чтобы лишить Фредегонду потомства и возможности со временем стать правительницей при своих сыновьях.
Девушку-служанку жестоко избили, остригли наголо, а волосы водрузили на шест под окном возлюбленного. Ее мать подвергли пыткам и вырвали признание в колдовстве. Этого было достаточно для всех последующих расправ. Женщину приговорили к сожжению. Когда ее вели на казнь, она кричала, что оговорила себя – но ее привязали к столбу и сожгли живьем.
Хлодвига допрашивала сама королева: она желала выведать, кто еще у него в сообщниках. Но он отрицал всякий злой умысел и никого не назвал, сказал только, что «в дружбе со многими». Фредегонда приказала переправить его, закованного, на другой берег Марны в одну из загородных вилл. Там его и зарезали, отцу же, королю Хильперику, сказали, что сын сам покончил с собой. Тот не проронил ни слезинки.