Мы такие, как есть – что тут каяться,
И такие, как есть – к сожалению.
От надменности не отважимся
Мы признаться в своей близорукости,
Не открестимся, не откажемся
От порой очевидной глупости.
* * *
Тем клёво, кто над пропастью во ржи,
Тем хуже, кто над пропастью с камнями.
Для первых мир их ярок, хоть и лжив,
А для вторых – он тоже лжив, но сами
Его цвета угрюмы и серы.
Но, как и золотящееся поле,
Он требует, чтоб игры детворы
И в нём стерёг хоть кто-то, грел и холил.
* * *
Смерть вероятнее жизни. И
От парадокса Фе?рми
Хочется выть, оскорблять и бранить
Всех в этой пыльной таверне.
Где эти братья по разуму, где?
С кем допивать мне пиво?
Только талдычить о Караганде
Не стоит – и так тоскливо.
* * *
Самому себе скальпелем можно-де
Оперировать раны душевные,
Отделять напрочь опухоль ложного,
Резать глупости каждодневные.
Только как бы самолечением
Не создать рецидив/осложнение
И не пасть в глубину аберрации
От душевно-моральной кастрации.
* * *
Если жизнь своими тарифами
И невзгодами разнедужится,
Если думы запенятся рифмами
И идеи размытые вскружатся, —
Сочиняй, не похлопывай ушками,
Коль уж мысль биением взболтана.
Ведь у каждого третьего Пушкина
Быть должно своё истое Болдино.
* * *
Усталый мир затих без сил,
На много миль
Умолкли рощи, наступил
Сосновый штиль.
Застыли сосны и един-
ственный дубок,
Не шевельнутся ни хвоин-