Большой план

– Да, Ирина Павловна… Пока нет… Поняла… Хорошо, буду через десять минут.

Голос Юлькиной мамы во время этого краткого разговора изменился на сухой, без малейших эмоций. Что произносила Ирина Павловна, Олег не расслышал. Кажется, он изъяснялась так же отрывисто, но повелительно. «Кто-то из универа? Не похоже. Нет там среди главных начальников Ирины Павловны», – мысль мелькнула и улетела прочь. Какая разница, кто звонил мало знакомой ему женщине за пятьдесят? Они и виделись-то раза два или три, когда он заскакивал к Юльке за монографиями, а еще однажды в день рождения приятеля. Та встреча была самой краткой: Валентина Сергеевна сразу попрощалась и исчезла, оставив их мужскую компанию за накрытым столом.

– Меня торопят, извините. Вечером Юлиан позвонит вам, – с этими словами Юлькина мама ускоренным шагом направилась к проезжей части.

Спустя полминуты она уже садилась в попутную машину, которая затормозила после энергичного размахивания рукой. Олегу почудилось, что Валентина Сергеевна не успела сказать ему что-то еще.

Глава третья,

в которой Олег думает про обеспеченную старость

– Часто выпиваете, – сказала мама за ужином.

Чтобы выветрился предательский запах, Олег долго гулял по центру, минут сорок исследовал содержимое книжного магазина, особенно много времени уделив отделу фантастики, и только после этого поехал на автобусе домой. Но у мамы было потрясающее чутье на подобные прегрешения.

– Пришлось, – лаконично ответил сын.

– Ты не увлекайся, ладно?

Мамин голос звучал встревоженно. Сколько Олег помнил себя, она всегда страшно переживала за него. В зависимости от возраста поводами для беспокойства становились то хождение по лужам, то поедание немытых овощей и фруктов, то отсутствие шапки в холодную погоду. Чем старше он делался, тем более неловко чувствовал себя при таких проявлениях заботы.

– Насчет банкета всё в порядке? – спросил Андрей Викторович.

– Да, со столовой договорились.

– Кто договорился?

– Я вдвоем с Кошечкиным ходил, он у нас хваткий, – сказал Олег.

– Там же без спиртного?

– Без.

– А что решим?

– Юлька брал на свою защиту в какой-то фирме, по знакомству. Вроде надежно там.

– Ох, не отравите народ… Скандал будет!

Отец тоже начинал раздражать своей плотной опекой. Олег вздохнул, косвенно давая понять, что он уже не маленький, поковырял вилкой в котлете и повторил:

– Там надежно.

– У меня знакомые остались в профсоюзе, – вмешалась мама. – Может, лучше через них достать?

В марте ее проводили на пенсию из профсоюза работников торговли, где она отработала последние семнадцать лет. Со времен дефицита у нее осталась глубокая вера в то, что главное – найти нужных людей. Но в России 1997 года на бытовом уровне связи решали мало. Ключевое значение имели деньги. Само понятие «достать» звучало как анахронизм.

– Мама, успокойся. Кошечкин покупал у них и на свой день рождения, и на юбилей шефа. Проверено, – аргументировал Лапшин-младший.

– Ну, не осрамитесь…

Пятидесятилетие заведующего кафедрой отметили в конце апреля. Юлька по такому случаю тоже подсуетился, выступив поставщиком стола уважаемого Ивана Трофимовича. Кроме проверенной водки, он приобрел шампанское для дам.

Остаток общей семейной трапезы проходил в тишине. «Напьюсь до поросячьего визга, – подумал Олег, без аппетита доедая котлету с макаронами. – Сорок пять минут позора и – обеспеченная старость. Так ведь принято говорить? Всех выслушаю, всех поблагодарю и напьюсь. Нажрусь прямо вусмерть, вот. Пусть меня Юлька на себе тащит». В том, что приятель не бросит его посреди улицы, он не сомневался.

– Спасибо, – сказал наконец Олег, вставая с кухонной табуретки.

– Тезисы писать? – спросила мама, выказывая знание всех тонкостей его научной деятельности.

– Буду, – пообещал он.

Закрывшись на шпингалет в своей комнате, бывшей детской, без пяти минут кандидат наук полез в недра дивана и достал пухлую красную папку с завязками. На ней был вытиснен герб города Орла, куда отец ездил в командировки. Ее содержимое не относилось ни к Орлу, ни к аграрному сектору. Внутри папки лежала незавершенная повесть, включая черновики.

Олег принял горизонтальное положение на диване и стал перебирать мелко исписанные листы. То были главы, не переведенные в машинопись. Кое-где на полях стояли знаки вопроса, которые появились при повторных читках и размышлениях.

«Старший лейтенант Горюнов, заступивший на дежурство начальником смены, был комсомольским вожаком седьмого дивизиона. Помимо собирания взносов со скромных солдатских получек, он отвечал за выпуск боевых листков и стенгазеты. Листки выпекались по исстари заведенному шаблону: «Отличились в лучшую сторону… Отличились в худшую сторону…» и, провисев день на специальной доске, прятались навеки в шкаф. Иное дело газета. То был труд на порядок или два более сложный, состоявший из нескольких заметок разных размеров. А еще начальник политотдела бригады, полковник Лукин, требовал от Горюнова какого-то духа гласности, критики и самокритики.

Горюнов плюнул в противопожарный водоем рядом с капониром. И в этот миг его осенила гениальная идея. Управленческое решение пришло как будто само. Спустя четверть часа, получив все необходимые вводные, над стенгазетой уже матерился рядовой Рыжов, до призыва отучившийся год в университете. Лидер же комсомольской организации бережно взял в руки аккордеон, и над притихшим вечерним лесом, камышами и болотцами, над позицией радиотехнической батареи понеслись рвущие душу звуки. Так мог играть только человек, подлинно чувствующий музыку…»

Ухмыльнувшись, Олег сложил листы и закрыл папку. «Благородное безумие? Или чушь собачья? Эх, рецензенты нутряные. Белинские!»

Телефон в прихожей выдал долгую трель. Мама первой взяла трубку и ответила что-то. Потом аккуратно постучала в дверь бывшей детской.

– Юлиан звонит. Попозже?

– Нет, я отвечу.

Голос у Юльки был, как всегда, бодрым и звонким. Кое-кто считал, что он звучит недостаточно весомо для лектора.

– Пишешь, наверное? Отвлекаю?

– И ты туда же.

– В смысле?

– Неважно. На диване валяюсь. Чего хотел?

– Э-э… У тебя с политикой какие отношения?

Лапшин даже не сразу нашелся, что сказать в ответ. Хотя его научные интересы ограничивались второй половиной девятнадцатого века, события текущей истории тоже были небезразличны студенту, а далее аспиранту. Шесть лет назад, в июне девяносто первого, он даже ходил на митинг с участием Ельцина. Главная городская площадь была забита желающими поглядеть на лидера суверенной России. Олег явился вдвоем с отцом, и они едва могли пошевелиться в тесной толпе. Из всего сказанного Борисом Николаевичем особенно запомнился призыв к директорам заводов смелее переходить в его юрисдикцию. Специальное слово «юрисдикция» он произносил с нескрываемым удовольствием.

Толпу содержание речи волновало мало. Ее больше бодрили флюиды, которые исходили от оратора. Женщина лет тридцати пяти или чуть старше, стоявшая прямо перед Олегом, кажется, испытывала ощущение, близкое к оргазму. Видимо, по случаю приезда высокого гостя она нарядилась в белое платье до щиколоток, сквозь которое просвечивали детали нижнего белья. Фигура под платьем была классная, но Олегу отчего-то подумалось, что личная жизнь у политизированной гражданки не складывается. «Уверенно чешет», – подытожил Андрей Викторович, когда вместе с сыном выбрался на оперативный простор.