Футурология: Краткий курс

столь велика быстрота и столько есть образов всяких…»

Очевидно, что перед нами – предсказание кинематографа, сделанное более двух тысяч лет назад. И можно набросать ещё сотню страниц подобных историй, свидетельствующих о провидческом даре разнообразных нострадамусов прошлого.

Но если нам хочется видеть футурологию как нечто близкое к точным наукам, придётся признать, что многие древние предсказания и их сбыча сами по себе являются мифами, и мы не можем анализировать их всерьёз. А когда речь идёт о реальных исторических событиях, «сбывшиеся» пророчества чаще всего представляют собой «ошибку выжившего» на фоне многих несбывшихся. Тот же Лукреций в своей огромной поэме «О природе вещей» написал много странного о призраках: кажется, он пытался объяснить и световые волны, и сны, и работу памяти, и все прочие нематериальные явления с помощью «маленьких частиц». А я вытащил лишь одну короткую цитату оттуда, не показывая вам все остальные фантазии из этого произведения.

Здесь, однако, есть риск впасть в другую крайность, считая все пророчества древних выдумками. И это тоже будет ошибкой. Наши предки выжили в этом непростом мире и построили очень мощную цивилизацию, а значит, их прогностические способности работали. Поэтому первой частью этой книги стал обзор механизмов работы мозга, которые относятся к прогнозированию.

А чтобы закрепить описанные методы, давайте представим, как они могли быть использованы в древности. Я придумал этот пример, когда плыл из Афин на остров Крит. Даже на современном пароме такое плавание занимает целый день. Сидя на палубе и всматриваясь в бесконечные изумрудные волны, можно неплохо поразмышлять о том, что заставляло афинян платить живую дань какому-то острову, до которого в те времена надо было грести целую неделю – если вообще догребёшь в этом бурном море…

По одной из версий, дело было так. На Крите правил царь Минос. Греки-афиняне убили его сына, и за это Минос попросил Зевса наслать на греков чуму. Афинский царь Эгей отправился к оракулу в Дельфы, чтобы узнать, как спастись. Прорицатель сказал, что единственным спасением будет жертва: семь юношей и семь девушек нужно ежегодно посылать на Крит, на съеденье Минотавру (неродному сыну Миноса).

Таким образом, оракул выступил в качестве прогнозиста. Какие методы он мог использовать?

Традиция. Жертвоприношение в те времена было ответом на многие вопросы. Есть разные гипотезы о том, как возникла эта странная традиция. Предложу самую простую: древние люди наблюдали, как хищник (тигр или волк) нападает на стадо копытных или на группу людей. Захватив одну жертву, хищник на долгое время оставляет в покое остальных. Эта наблюдение вполне могло привести к обобщению: заранее предложенная жертва поможет отвести божественную кару от остального сообщества.

Аналитика. В древности храмы были главными информационными хабами: дельфийский оракул получал множество разведданных благодаря паломникам. Он знал, что царь Минос построил первый средиземноморский флот, и там, где этот флот высаживается, начинается чума. Конечно, представлений о микробах тогда ещё не было, но заметить совпадение эпидемии с прибытием флота критян нетрудно. Значит, остановить распространение чумы можно, если сократить контакты с людьми Миноса – то есть самостоятельно отвозить дань и не давать поводов для вторжения. Усыпив таким образом бдительность критян, можно затем внедрить среди отправленных на жертву опытного киллера (Тесея), который убьёт Минотавра, а может, и самого Миноса в придачу.

Транс. Согласно преданиям, в храме Аполлона в Дельфах посреди амфитеатра была площадка с расщелиной, из которой поднимались испарения ядовитого источника. С помощью этой интоксикации оракулы входили в транс. Возможно, это помогало им включить интуицию и приходить к таким же решениям, как описано выше (Аналитика), но без сознательного рассуждения. А может, отрава просто создавала галлюцинации, которые позволяли оракулу оправдать случайный выбор живописными образами.

Профайлинг. Многие историки, включая Геродота и Плутарха, приводят свидетельства коррупционных связей дельфийских жрецов с афинскими аристократами и политическими лидерами [18]. Иными словами, оракулы действовали как агенты влияния: собирали персональные данные на основе исповедей прихожан и выявляли их болевые точки, что позволяло затем манипулировать этими людьми под видом «воли богов». Заметьте, что прогностическая рекомендация, которую оракул дал царю Эгею, сначала привела к опасной миссии Тесея, наследника афинского престола, а потом – к смерти самого царя Эгея (плывший домой Тесей забыл сменить чёрный парус на белый, поэтому царь-отец решил, что сын погиб, и сам бросился со скалы в море). Таким образом, не исключено, что оракул подыгрывал политической оппозиции, которая хотела свалить тирана.

Как видите, даже мифическое предсказание в Древней Греции могло быть получено очень разными способами. А как оно было на самом деле, и было ли вообще – мы вряд ли узнаем. Поэтому давайте перейдём к историям, которые поближе к нашей реальности, чем тот минойский парень с бычьей головой.

Часть 2. Предвидение в фантастике

Между мифом и наукой

В 1835 году в русской литературе произошло много знаменательных событий. У Пушкина вышли его знаменитые сказки, навеянные няней, а у Гоголя – «Тарас Бульба».

В том же году, на фоне всей этой деревенской классики, князь Владимир Одоевский публикует отрывок из удивительной повести «4338-й год. Петербургские письма», где изображён совершенно иной мир – невероятный для пушкинской эпохи, но очень узнаваемый в наши дни [19]. В этом мире будущего люди летают на аэростатах и гальваностатах (самолёты и дирижабли), ездят на туннельных электроходах (метро) и носят одежду из эластического стекла (синтетические ткани), а в качестве развлечения обмениваются домашними журналами через магнетический телеграф (блоги).

Одоевский не дописал свой «4338-й год». В наиболее полной публикации, вышедшей уже в начале XX века, фрагменты повести сопровождаются краткими заметками-прогнозами из рукописей автора – их, вероятно, предполагалось использовать в продолжении. «Переписка заменится электрическим разговором», уверенно предсказывает автор, и на той же странице описывает работу современных поисковых систем: «будет приискана математическая формула для того, чтобы в огромной книге нападать именно на ту страницу, которая нужна».

Кстати, в 1837 году, после смерти Пушкина, тот же князь Одоевский пишет знаменитый некролог со словами «Солнце русской поэзии закатилось», что тоже можно считать сбывшимся прогнозом – ну, вы же слышали современную поэзию…

Футурология часто ассоциируется с фантастикой, и это вполне закономерно: в нашей культуре именно фантасты чаще других создают «образы будущего». Вот ещё немного примеров из отечественной литературы. В книге Николая Шелонского «В мире будущего» (1885-го года издания) появляются телевидение и фотопечать, плазма и туннель под Ла-Маншем [20]. А у Александра Богданова в романе «Красная звезда» (1908) фигурируют компьютеры и заводы-автоматы, стереокино и ядерная энергетика [21].

Слишком много веры в достижения прогресса? Что ж, негативные пророчества фантастов тоже иногда сбываются. В книге Вадима Никольского «Через тысячу лет» (1926) описан мощный взрыв в результате эксперимента по расщеплению атома, который происходит в 1945-м году: в нашей реальности именно в этом году случилась атомная бомбардировка Хиросимы [22]. Александр Беляев в книге «Война в эфире» (1927) описывает глобальную сеть видеотелефонов, которая заменяет людям живое общение, а сама война будущего ведётся с помощью радиоуправляемых машин [23]. В повести Александра Тюрина «Вася-Василиск» (1997) исламские террористы атакуют World Trade Center в Нью-Йорке, и даже дата близка к дню реальной атаки на WTC – август 2001-го [24].

Впрочем, скептики могут заметить, что в фантастике полно несбывшихся предсказаний. Почти все классики жанра, писавшие в середине XX века, свято верили, что к нашему времени человечество будет активно присутствовать в космосе – как минимум, по Марсу люди точно будут ходить как у себя дома. Но этого не произошло.

Итак, вопрос: есть ли у фантастов какой-то особый метод прогнозирования или некое преимущество перед другими предсказателями? Мне представляется, что есть. Но не у каждого и не в любое время. Потому что складывается это преимущество из нескольких составляющих.

Появление автора в целом характеризует отделение литературы от мифа. Мифы, ритуалы и другие народные традиции как продукты «коллективного сознания» предполагают передачу от поколения к поколению без особого критического осмысления и самовольных переделок. Мало кто в Древней Греции отважился бы сказать, что жертвоприношение является бессмысленным стереотипом, который надо отменить вместе со всеми фальшивыми сказками об Олимпийских богах.

Однако с распространением письменности фигура передатчика знаний становится более заметной. В отличие от устного пересказа, теперь «все ходы записаны», и необходимо как-то разбираться с репутацией: то ли ссылаться на авторитетные первоисточники, то ли честно признавать, что в данном произведении будут изложены твои собственные мысли или видения.

Есть и другая причина подчёркивать собственное авторство – тщеславие. Особенно если новый общественный строй позволяет зарабатывать на индивидуальной деятельности в интеллектуальной сфере.

Это не значит, что автор сразу перестанет копировать предков и откажется от всех архетипов традиционной мифологии: как уже было сказано, архетипы являются вирусным движком популярности. Однако теперь вполне приемлемо корректировать передаваемое знание с учётом более современных представлений и личного опыта.

Остранение – этот термин, родившийся из опечатки литературоведа Виктора Шкловского, используется для обозначения художественного приёма, который призван вывести читателя «из автоматизма восприятия» за счёт рассмотрения объектов с необычной точки зрения. Конечно же, сам приём использовался в литературе задолго до Шкловского, и фантастика как жанр является самым очевидным примером.

При этом осознанность остранения может быть разной. Описывая вымышленное государство на другой планете или в другом времени, автор может делать это с конкретной целью – например, чтобы избежать обвинений в клевете на современников, но при этом высмеять их. Либо это может быть столь же осознанное желание предупредить читателей о грядущих опасностях, описывая их с преувеличением (гротеск).

Но гораздо интереснее, что остранение может улучшить предсказательную силу фантастики как «бессознательный» метод работы с информацией. Благодаря отстранённому взгляду на предметную область автор меньше скован рамками рационального мышления и общественных запретов (мы же пишем про выдуманный мир!), это позволяет активнее использовать эмпирический разум, о котором много говорилось в первой части этой книги.

Такой метод, кстати, можно использовать и для персональной футурологии. У психологов это называется «сказкотерапия»: человеку предлагают сочинить историю про некого остранённого (сказочного) персонажа, что позволяет выявить проблемы, беспокоящие самого сочинителя. Отключение рефлексии даёт возможность «увидеть со стороны» те свои качества и сценарии, которые не видны «изнутри». Мне как автору фантастических произведений не раз доводилось наблюдать подобное самопрогнозирование: описываешь героя определённой профессии, к которой сам не имеешь отношения… а через несколько лет обнаруживаешь себя именно на такой работе.

Экспертное знание. Поскольку для интуиции нужен опыт, логично предположить, что прогнозирование с помощью литературного остранения будет лучше работать у тех, кто обладает неплохими познаниями в описываемой сфере. Наиболее подходящим жанром в таком случае кажется твёрдаянаучнаяфантастика, основанная на таких фантастических допущениях, которые не противоречат научной картине мира.

Однако многие эксперты обладают неформализованными знаниями, и могут использовать интуицию без строгих научных обоснований. Они также могут избегать изложения своих знаний в литературной форме – поскольку не хотят или не умеют это делать. Поэтому для получения прогностической фантастики нужно, чтобы пересечение круга писателей с кругом учёных/экспертов было ненулевым.

Условия социума. Одно из них мы уже назвали: общество должно как-то стимулировать появление людей, способных не только видеть «образы будущего», но и излагать их в доступной форме.

Второе условие: сам социум должен развиваться, чтобы будущее заметно отличалось от прошлого. Если в социуме ничего не происходит, если там веками сохраняется один и тот же традиционный уклад – там и предсказывать нечего.

А теперь посмотрим, как всё это работало в разные исторические периоды.

Утопии

Хотя название этому жанру дало произведение Томаса Мора, подобная фантастика появлялась и раньше – и лучше всего тут начать с Платона. В 360 году до нашей эры греческий философ создал знаменитый диалог, который одни переводят как «Государство», а другие как «Республика». В этом труде Платон проанализировал разные виды социумов, и заключил, что идеальное государство будущего – это аристократия, где правит сословие философов при поддержке сословия военных. Впрочем, это не наследственные различия: способные дети могут подняться в высшие сословия, если продемонстрируют хорошие способности на экзаменах [25].

Остальные представления Платона об идеальном (то есть совершенном) покоробили бы многих современников. Частная собственность в платоновском государстве заменена общественной, к ней относятся даже женщины и дети. Браки и деторождение регулируются государством, «неудачное» потомство уничтожается. Больных не лечат, главным средством укрепления здоровья является гимнастика.

Написанная афинским философом картина начинает настойчиво всплывать в сочинениях европейцев XVI – XVII века, как будто христианская Европа к этому времени сильно устала от обещаний слишком далёкого Рая. В воздухе запахло Реформацией, а чуть позже – реформизмом, то есть планами по переделке церкви и общества: почему бы не устроить Рай на земле?

«Утопия» Томаса Мора, появившаяся в 1516 году, во многом повторяет Платона: сначала критика тиранических государственных систем, затем описание фантастического государства, где правят избранные учёные и нет частной собственности [26].

Френсис Бэкон в «Новой Атлантиде» (1626) также уделяет большое внимание описанию университета будущего, целого наукограда, где творятся всяческие чудеса; понятно, что именно учёные главенствуют на фантастическом острове. И хотя частная собственность у Бэкона не отменена, на острове процветает высокая мораль и отсутствует взяточничество [27].

Кроме того, Бэкон передаёт привет Томасу Мору, повторяя у себя фантастический обычай из «Утопии»: перед заключением брака жених и невеста должны увидеть друг друга голыми. Мор очень подробно описал эту ловушку своего времени, когда люди женились в одежде, не имея возможности увидеть скрытые уродства второй половины. Обряд утопийцев призван спасти новобрачных от такого обмана, потому что «даже в браках самих мудрецов к душевным добродетелям придают известную прибавку также и физические преимущества». Здесь нам опять подмигивает Платон с его стремлением к совершенной физкультуре.

И ещё одна черта роднит Мора и Бэкона: оба рассказывают истории путешественников, приплывших на отдалённый остров. Кажется, это черта многих утопических произведений – изоляция от старого мира. С другой стороны, Мор и Бэкон британцы, то есть сами по себе островитяне. Можно предположить, что континентальная утопия должна быть иной.

Это отлично демонстрируют русские утопии XIX века – уже упоминавшиеся произведения Владимира Одоевского («4338-й год. Петербургские письма») и Николая Шелонского («В мире будущего»). Второй из них написан на 50 лет позже первого, в 1885 году, и размах технологического прогресса здесь значительно мощней: побеждены гравитация и старение, строятся искусственные континенты в океане, использование солнечной энергетики позволяет изменить климат в районе Северного полюса… И, что более интересно, в обоих романах главными мировыми лидерами будущего являются две империи: Россия, к которой присоединилось большинство европейских стран, и Китай, который подчинил себе диких американцев. Социальное устройство при этом остаётся достаточно патриархальным.

Но ненадолго: в начале XX века русские утопии выходят в космос благодаря произведениям Александра Богданова «Красная звезда» (1908) и «Инженер Мэнни» (1913). В пику Герберту Уэллсу с его злобными марсианами, Богданов населяет Марс продвинутой коммунистической цивилизацией, значительно обогнавшей Землю. Частной собственности там нет, сословий тоже нет, зато есть полное равноправие полов и свободный секс.

Первая из этих книг больше сосредоточена на технологических достижениях – реактивные двигатели, ядерная энергетика, компьютеризация производства и многое другое. А во второй книге автор рассказывает, как был построен марсианский коммунизм – он излагает основы изобретённой им науки тектологии, где впервые сформулированы принципы самоорганизации сложных систем [28]. Много лет работавший врачом, Богданов хорошо знал человеческую природу, а потому считал, что сам по себе захват власти не создаст нового общества – необходимо развивать пролетарскую культуру, чтобы изменить человеческую психологию. Это противоречило стремлению Ленина к политическому господству: книги Богданова не нравилась вождю и почти не издавались в СССР.

Борец с марсианами Уэллс в начале XX века тоже пришёл к идее более гуманных инопланетян. В романе «Современная Утопия» (1905) он описывает планету в параллельном мире, живущую по платоновском законам (частной собственности нет, общество поделено на четыре касты). А в 1923 году выходит его книга «Люди как боги», где планета Утопия предстаёт «обществом, основанным на знаниях». Космические утопийцы живут без денег, зато владеют телепатией. На примере продвинутой утопийской цивилизации главный герой понимает неудачи марксизма и возвращается на Землю с планами новой революции.

К утопиям относят и роман Александра Беляева «Война в эфире», поскольку в этой книге райский коммунизм победил почти на всей Земле, кроме США [23]. Беляев повторяет некоторые идеи Уэллса и других предшественников (телепатия, солнечная энергетика, «лучи смерти»), но добавляет ещё множество собственных прогнозов. Самый яркий из них – всеобщая видеосвязь, которая заменяет живое общение даже с близкими людьми. Похоже на нынешний мир со смартфонами, верно?

Более того, у Беляева описан даже Интернет Вещей: на службе человека находится множество радиоуправляемых устройств, что приводит к крылатой фразе «высоту культуры мы теперь измеряем по количеству потребляемых киловатт».

Другое интересное предсказание из этого романа – физическое вырождение людей будущего, причём не только в одичавшей капиталистической Америке, но и в счастливой коммунистической России: потеря волос и зубов, ослабленный иммунитет и непомерно большая голова. Видимо, именно эти образы вызвали отторжение со стороны советских критиков, которые ожидали более гармоничного развития человека при коммунизме. В советское время роман «Война в эфире» был опубликовал лишь раз, в 1928 году, и не переиздавался до самой перестройки.