Поездка за город

Совсем непросто оказалось найти свободное место у игрового стола: рулетка была здесь в явном почёте, довлея над прочими развлечениями и разрешёнными удовольствиями. Далеко не все участвовали лично, оставаясь заинтересованными зрителями: они уже либо спустили захваченные с собой средства, либо осторожничали, не решаясь влезть окончательно и бесповоротно. Павел уже пробился к главной арене: он уже что-то ставил, суетливо размахивая руками и почти задевая соседей – рослых крепких ребят, не желавших и здесь упустить своего шанса и пока прощавших такую непочтительность. Возможно, они просто знали его – явного завсегдатая заведения: наверняка он мог охотно сбегать за бутылкой или оказать содействие в других мелких делах и заботах, за что и получал покровительство. Совсем иначе было со мной: мне пришлось немного потеснить немолодую женщину, уже не игравшую, предъявив немногочисленные фишки. Этого оказалось достаточно, и я сразу включился: один кружок я положил на красное, не решаясь сразу на большой риск. Выпало чёрное: парень напротив радостно вскрикнул, больше же никто не выразил заметных эмоций, и пошли новые ставки, затягивающие всех мёртвой удавкой, из которой было так непросто вырваться на свободу.

Довольно быстро я освоился: осторожные осмысленные ходы приносили результат, невозможный также и без везения: дважды я выигрывал на первых двенадцати, поставив повторно аж три сотни. Десяток кружков удобно помещались в ладони, провоцируя к продолжению изысканного безумия: им никак не хотелось покидать стены заведения, и пару раз шарик едва промахивался мимо заветного “зеро”, чуть не оставив всех не у дел. Я не верил в возможное жульничество и обман: что же надо было сделать такое, способное повлиять на хаотичное движение, что ускользнуло бы от глаз завсегдатаев и постоянных клиентов, явно способных повлиять за собственные интересы? Безусловно таким человеком был молодой мужчина напротив: стопки разноцветных фишек громоздились перед явным лидером сегодняшней компании, привлекая внимание гораздо менее удачливых соперников, которых герой дня полностью игнорировал. Уже пару раз сосед слева что-то шептал ему, получая в ответ лишь отрицательные кивки головой: надо думать, он просил в долг, поскольку его собственные запасы завершались, готовясь скоро полностью иссякнуть. Так оно и случилось: буркнув что-то злое в сторону прижимистого соседа, неудачник поднялся из-за стола, освобождая место: он был зол на весь мир, и особенно на того, кому сегодня была предназначена другая судьба. Я даже подумал, что сейчас он ударит бывшего соседа: некоторых усилий, видимо, стоило ему сдержать эмоции и раствориться в толпе, тоже почувствовавшей непорядок и сразу расступившейся перед тем, кому сегодня не слишком повезло.

Мои попутчики играли за вторым столом, и полной неожиданностью для меня стало появление Алика, протиснувшегося из-за спин и сразу предложившего закругляться. “Не везёт что-то сегодня.” По словам Алика, он спустил ровно тысячу, для чего ему пришлось повторно стоять в той же очереди за фишками. “А этот жук, по-моему, в выигрыше. Да и ты тоже: как я вижу?” Я показал Алику зажатую в кулаке горстку: вместе с поставленной на чёрное у меня их оказалось уже двенадцать, что было очень неплохо для дебюта. “Ладно: берём этого за жабры и двигаем дальше.” Алик кивнул, напряжённо вглядываясь в сложную траекторию, по которой шарик двигался к цели. “Да, надо было мне на этом столе остановиться.”–”Это ещё не факт.” Шарик улёгся в красное гнездо, и у меня осталось одиннадцать фишек. “Да, если хочешь, могу дать одну штучку: поставь на комбинацию – допустим, четырёх чисел – вдруг повезёт?” Я уступил ему место, и он сразу плюхнул кружок недалеко от конца – с тридцать первого по тридцать четвёртый номера. Завертелась привычная карусель: я видел, с каким напряжением он следит за игрой случая, и так уже обделившего его за сегодняшний день, и не собирающегося, судя по всему, менять отношение: выпало четырнадцать, заставив Алика громко выругаться и покинуть поле битвы.

“Ладно: ты меняй фишки, а я этого козла за рога и сюда притащу.” Он умчался, предоставив мне возможность получить выигрыш: хоть здесь у меня сегодня было всё в порядке, возвращая уверенность в нерастраченных пока силах и заставляя надеяться на общий удачный исход.

Поскольку мы не обговаривали всё до конца, я решил ждать у кассы: если у Паши дела шли так же хорошо, то безусловно он должен был заглянуть и в это место. Расчёт оправдался: довольно быстро они вынырнули из плотного окружения. Похоже, они скандалили: Алику с трудом удалось оторвать Пашу от его любимого занятия, такого результативного в этот день, так что он даже предъявлял Алику претензии, грозя взыскать недополученную прибыль в полном объёме. Это выглядело уже хамством, тем более что всё могло быть как раз наоборот: маховик фортуны, вертевшийся в правильном направлении, мог изменить вектор вращения, и тогда мы были его спасителями, вовремя сумевшими вмешаться. Я включился в воспитательный процесс: разве он забыл о долге перед нами – не столько уже материальном, сколько моральном – и готов оставить на произвол судьбы посреди этого бардака и разгула? Он сразу замялся: видимо, до него дошла необоснованность претензий, выставляемых в столь категоричной форме, и он как-то сник. “Ну ладно, ребята: сейчас только деньги получу.” Он приткнулся в короткую очередь – из двух человек – и мы не стали смущать его своими взглядами, пытаясь узнать точную сумму, заработанную им сегодня таким нетривиальным образом.

Но делать этого и не потребовалось: он сам выложил нам точные данные, когда мы покидали заведение – уже через главный вход. Тысяча шестьсот рублей составил его нынешний заработок на таком простом и несложном деле. “А мог бы и ещё: если б не помешали.” Он скосил взгляд на Алика, но моему другу надоели напрасные препирательства, и он проигнорировал выпад. “И куда теперь?”–”А тут ещё зальчик есть: с автоматами.”–”С игральными что ли? Да этого дерьма везде хватает: наигрались уже!”–”Как хотите: я ведь как лучше хотел. А вот и зал как раз!”– Мы добрались до конца очередного коридора, и надпись на очередной двери полностью подтверждала его слова: человека, вырвавшегося из цепких объятий игорного заведения, ждала неподалёку ещё одна ловушка, так что даже тот, кто смог что-то выиграть в предыдущем отделе ,по замыслу организаторов мог оставить всё именно за этими дверями. Нашему провожатому явно хотелось завернуть и сюда: он был сейчас маленьким пёсиком, жалобно вымаливающим ещё одну крошечную подачку, вот только мы больше не были щедрыми и богатыми покровителями: не сговариваясь мы в один голос отвергли сомнительное предложение, и Алику с трудом удалось удержаться от рукоприкладства. У него явно чесались руки после очередной неудачи, и пустынный коридор провоцировал не самые лучшие его качества, тем более что и виновник был здесь же под боком: сразу притихший и согласившийся с нашей волей.

“Ну, вы как хотите: моё дело предложить, а вы уж сами думайте.”–”А ты нам другое предложи: девочки тут далеко?”–”Да ещё топать и топать. Да тут куча интересных мест! Шары покатать не хотите?”–”В каком смысле?”–”Тут боулинг неподалёку. И бильярд рядом с ним.”–”Не стоит.”–”Ну тогда не знаю. Хотя ладно: одно-то местечко вам непременно понравится. У нас тут одна знаменитость работает: Аксинья. Так вот к ней и из центра приезжают, и вообще из разных мест – так что даже записываться иногда приходится! – но если я попрошу, то она без всяких очередей примет.”–”Это кто ж: стриптизёрша?”–”Да какая стриптизёрша,– он заметно надулся,– это совсем по другой части! Наверняка вы слышали о ней: её ж по телевизору показывали, так что даже большие шишки потом – из разных мест – сюда наезжали, чтобы только с нею встретиться. Пойдёмте, пойдёмте: не пожалеете!”–”Большие шишки, говоришь?”– Мы были заинтригованы, и даже Алик не лез уже больше в драку, а наоборот – смягчился и с интересом уставился на собеседника.–”А это далеко?”–”Да нет: ещё немного вон туда.”– Он показал направление.”–”А потом ещё и гордиться будете и всем рассказывать!”– Не дожидаясь нашего ответа, он двинулся дальше: он явно не сомневался, что и на этот раз мы поддадимся и не выдержим.

Идти на самом деле оказалось недалеко: следующая же дверь по коридору – по словам провожатого – оказалась тем самым местом. Он скрылся за нею: нам оставалось только надеяться на его честность, не позволящую кинуть нас прямо здесь, что уже неоднократно он вполне мог сделать. Никаких особых опознавательных знаков на двери не было: только рисунок с изображением высокого вытянутого колпака помещался на уровне груди среднего человека, оставляя пространство для догадок. Однако подумав, я понял смысл знака: только отделению магов и гадалок мог соответствовать подобный символ, несколько обеднённый из-за отсутствия других атрибутов: волшебной палочки и какой-нибудь, к примеру, мензурки с целебной жидкостью. Аксинья в таком случае была известным специалистом в этой области: что слишком далеко уводило нас от цели поездки.

Тут же я поделился догадкой с Аликом. “Во гад, завёл!” Ему явно не понравилось такое: являясь горячим поклонником системы материальных ценностей, Алик изначально не воспринимал точки зрения, что существуют и другие силы и возможности. “Брехня всё это и лажа, а все они – жулики и аферисты” говорил он обычно по адресу людей, получавших даже некоторую известность из-за своих усилий в этих сферах. Безусловно, во многом с ним можно было согласиться: кто же из здравомыслящих людей мог поверить в то, что некто через экран телевизора воздействует на его здоровье непосредственно или способен, к примеру, изменять свойства воды или иной жидкости? “А пусть он воду в стакане в пиво превратит: вот тогда я поверю!” Однако подобные чудеса были за гранью возможностей общепризнанных авторитетов, в результате чего они абсолютно не принимались им за серьёзных специалистов. “А глазами вращать и руками размахивать: это я не хуже умею.” Это было безусловно верно: по умению производить впечатление на людей – особенно женщин – мало кто мог сравниться с моим другом и попутчиком. “А все их фокусы-покусы – ловкость рук и сплошное мошенничество.”

В-основном я разделял с ним такие взгляды, и только некоторые вещи мне казались вполне реальными: тот же, к примеру, гипноз был близок к некоторым умениям людей, называвшихся экстрасенсами, и вполне допустимым я считал то, что с помощью долгих тренировок при соответствующих способностях можно действительно чего-то достичь. Почему бы той же Аксинье не оказаться человеком, достигшим определённых успехов именно в таких областях, а не в каком-нибудь гадании на кофейной гуще, не содержащем в себе ничего рационального и способном только пудрить мозги необразованным невежественным людям? Я высказал всё это вслух: ругань Алика была ещё и реакцией на неудачи дня, и не имело смысл придавать ей серьёзное значение. Хотя упрямства ему было не занимать.

“Если хочешь: сходи. А мне там делать нечего.”–”Да я ещё посмотрю, чем она тут занимается. Не бойся, если я и пойду, то ненадолго. А этот гусь мог бы и поторопиться.” Я посмотрел на часы: пока ещё было не слишком поздно, и мы ещё могли успеть в нужное нам место, после чего со всеми предосторожностями можно было отправиться по домам, обеспечив надёжное алиби. Наконец приоткрылась дверь: сияющее довольное лицо нашего проводника сразу и без слов всё объяснило, и только недоверчивость заставила меня немного упереться.

“Давайте быстро: я как раз обо всём договорился!”–”А чем она всё-таки занимается?”–”Да всем! Всем чем хочешь!”–”Нет, подожди: если она гадалка, то на фиг мне это не надо. Она чем-нибудь серьёзным занимается?”–”Да конечно: она и лечит, и прочищает, и…”–”Подожди-подожди: ауру?”–”Ага, её самую. И ещё много чего: а я всего даже и не знаю.”–”Но я один: а Алик тут пока подождёт.”– Он быстро кивнул и снова приоткрыл дверь, ведущую в труднодоступные апартаменты. Недлинный коридорчик с отдельными отсеками по бокам – рабочими местами менее известных магов и целителей – упирался в нужную нам дверь: витиеватая надпись содержала помимо имени несколько непонятных мне титулов и званий, заставляя забыть сомнения и полностью отдаться в руки авторитетного могущественного специалиста.

Однако сам специалист в данный момент был занят: мне пришлось подождать ещё несколько минут, пока из-за дверей не выбрался пожилой одышливый мужчина, вытиравший потную лысину. Тут же меня пригласили: проводник протолкнул меня внутрь, закрыв плотно дверь и предоставив возможность самостоятельно разбираться с хозяйкой вместительного уютного помещения.

В полутьме мне не сразу удалось сориентироваться, и лишь когда массивный предмет в дальнем углу шевельнулся, я сделал шаг и вежливо поздоровался. Огромное кресло вмещало крупную головастую женщину, неясно видную в призрачном красно-фиолетовом свете, испускавшемся двумя лампами в противоположных концах. Это производило впечатление, скрывая одновременно возраст и внешние данные хозяйки: вполне возможно, она просто не хотела лишнего внимания к своей персоне, предпочитая жизнь в полумраке. Похоже, она внимательно разглядывала меня, стараясь получить нужную ей информацию: для её рода деятельности как раз это было основой всех основ, и настоящие полноценные специалисты должны были обладать такими умениями – в отличие от явных жуликов и аферистов.

Наконец она ожила: что-то она смогла рассмотреть-таки в тусклом ровном свете, и теперь явно переходила к активным действиям: она изменила положение, наклонившись вперёд, и уже вполне по-деловому приступила к работе.

“На что жалуетесь?”–”Я? Особо ни на что: если только на жизнь.”–”Вообще? Или в конкретной сфере?”–”Да как сказать. А вы что же: в состоянии повлиять на неё?”–”Нет ничего невозможного.”– Голос прозвучал многозначительно, обозначая претензии хозяйки: она явно была готова вылечить от всех болезней одновременно, позаботившись также о моём благополучии и в других областях, непонятно каким образом доступных её воздействию.–”И вы что же: избавите меня от всего, что я захочу?”–”Я надеюсь!”– Она явно была недовольна моим скептицизмом, резким тоном пытаясь осадить меня. Хотя даже ей было непросто оказать на меня влияние.

“А может, мне не от чего избавляться?”–”Как же не от чего? У всех найдутся отклонения и неровности: здесь даже и не сомневайтесь. Давайте-ка я проверю.”– Она резко поднялась из кресла и встала напротив.–”Расслабьтесь и закройте глаза.”–”Это обязательно?”–”Да!”– Она выразила уже явное недовольство, и я больше не стал перечить, надеясь, что пока я буду в столь невыгодном положении, с отложенной в сторону сумкой ничего не случится. Я почувствовал, как она поднимает руки и разводит их: воздушные волны овевали меня сначала лёгкими касаниями, а потом неожиданно меня самого повлекло в её сторону – потянув мощным магнитом – почти сразу сменившим полярность: я раскачивался вперёд и назад, попав в резонанс с движениями её рук, явно обладавшими заметной силой и теперь что-то делавшими со мной. Она действительно была на что-то способна: я, конечно, мог действовать, и полностью контролировал вполне ясное сознание, но тело подчинялось другому человеку – находившемуся в нескольких метрах – и неизвестно ещё было: смог бы я стать самим собой, даже если бы открыл глаза и напряг изо всех сил раскисшую дряблую волю.

“Ну вот и готово.”– Она остановилась, давая мне свободу: снова устроившись в любимом кресле, она трясла кистями рук, стряхивая с них что-то постороннее.–”Слегка я вас подштопала – особенно в области желудка. А чтобы серьёзно заняться – есть у вас кое-что весьмазапущенное – одного сеанса просто недостаточно. Так будем записываться?”– Она явно нажала на меня, используя возникшую слабость, и с некоторым трудом мне удалось взять себя в руки, окончательно выйдя из-под контроля.–”Нет, спасибо: что-то не хочется. Я и сейчас себя уже странно чувствую.”–”Конечно! Это первый шаг к выздоровлению: а что будет после несколькихшагов…”–”Нет, не надо!”–”Хорошо: с вас пятьсот рублей.”– Она откинулась на спинку, сразу оборвав невидимые щупальца, которыми только что старалась опутать и оплести со всех сторон очередную неопытную жертву, проявившую на этот раз столько резвости и непокорности; попытка ввести в транс с далеко идущими последствиями окончилась неудачей, и приходилось довольствоваться обычным стандартным гонораром за мелкое незначительное вмешательство, если конечно она на самом деле была способна на него, а не занималась введением в гипнотическое состояние: для перекачки уже более серьёзных денежных средств в ближайшей перспективе.

Я протянул ей пять бумажек по сто.–”Вот возьмите.”–”Положите на стол.”– Я сделал, как она просила, и молча покинул комнату: прощание могло быть намёком на повторный визит, чего я не хотел ни в коем случае: странные ощущения всё ещё не проходили, и во всяком случае я не чувствовал улучшения ни в одной из частей тела: скорее это было расстройством организма. В предбаннике оказалось пусто: уже только в коридоре я застал треплющихся Алика и Пашу, сразу замолчавших и уставившихся на меня.

“Ну и как оно?”–”Каком.”–”Н-да?”– Алик вопросительно посмотрел на меня, а потом на провожатого – с большим интересом следившего теперь за мной.–”Я не понял: то ли она гипнозом пользуется, то ли ещё чем. В-общем: с трудом ушёл.”–”Так ведь она лечит!”– Провожатый наконец не выдержал.–”Да? Может – лечит, а может – и калечит: я пока не разобрался.”–”Да что вы: вы все её патенты видели, а? А отзывы: у неё же книга отзывов лежит – я сам видел! – так там такие люди расписались! Вы же не понимаете!”–”Но одно я хорошо понял: деньги вытягивать она большая мастерица!”–”Да разве это деньги?”– Мне очень не понравилась последняя фраза: к собственным запасам он относился гораздо деликатнее, предпочитая пополнять их любыми способами и средствами – в том числе и за наш счёт – и не исключалось и даже было весьма вероятно, что в отделении магов и гадалок он получал определённый процент за новых привлечённых клиентов – чем и объяснялась излишняя горячность и настойчивость.

Что-то нашло на меня: явно надувательство проступило и накрыло всё тяжёлым туманом, сквозь который я с трудом узнал собственный голос, почему-то вдруг охрипший.–”А может: ты тогда с нами поделишься, если ты такой богатый?”– Я схватил его за воротник рубашки, сразу дёрнувшейся куда-то вниз и в сторону вместе с ловким и находчивым хозяином: злым и жёстким взглядом он отбил мой неожиданный натиск, резко вывернулся и освободился. Почти падая на пол он всё-таки удержался на ногах и сразу рванул по коридору в незнакомую нам сторону.

Даже Алик – не отличавшийся избытком цивилизованности – оказался шокирован моим поступком: он с изумлением смотрел на меня, забыв про нашего провожатого в этом вертепе, так и не до конца изученном нами. Паша куда-то скрылся: затухающий топот ног почти сразу растворился в шуме здания, поглощённого обработкой и перевариванием очередной порции клиентов и людей страждущих, готовых на всё для удовлетворения низких страстей и желаний. Мы были повержены и растоптаны: моя несдержанность лишила нас последней надежды, так и не исчезнувшей до конца, вот только теперь неясно было: сможем ли мы сами добраться до вожделенного места, отделённого от нас массой препятствий и опасных заслонов.

“Ну ты даёшь: совсем спятил!”– Алик не сдерживал больше эмоций: теперь уже не он оказывался виновником очередного срыва, и вполне можно было проявить долго накапливаемое недовольство. Он с яростью двинул в стену ногой: она тоже была причастна к нынешним поражениям, как и весь городок, столь тихий и мирный вначале, и только постепенно обнажавший волчий оскал с острыми клыками и плотным частоколом зубов, сквозь который мы так и не смогли прорваться и пару раз больно прихвативший нас.

“Нехорошо мне что-то было.”–”Да? А мне, ты думаешь, просто здорово?”–”Я думаю, ещё не всё потеряно: давай вернёмся к проходной, наверняка ведь охранники всё знают.”–”Ты думаешь?”– Алик скептически ухмыльнулся, но вряд ли можно было придумать ещё что-то путное и разумное в нашем нынешнем положении: кто же из посетителей стал бы делиться с нами столь ценной и секретной информацией, и только местные сотрудники – за определённую, разумеется, плату – ещё как-то могли проникнуться к нам симпатией и полным доверием.

Однако не всё оказалось так просто и доступно: мы благополучно добрались до игорного зала, охранники на входе в который почему-то не захотели пускать нас внутрь, так что пришлось со всеми подробностями расспрашивать о дороге в бар, откуда уже было рукой подать до нужного нам места. Они проигнорировали тонкие намёки на интересовавшее нас: явная недоброжелательность по нашему адресу была видна невооружённым глазом, так что мы не решились вполне внятно и определённо высказать нашу просьбу: крепкие высокие ребята в цивильных костюмах могли неадекватно отреагировать на неё и продолжить серию наших сегодняшних неудач и неприятностей.

Но на этом неудобства не заканчивались: как оказалось, выход из здания находился на противоположном конце, и требовалось ещё некоторое время на его поиски. “Так что вам в другую сторону, ребята.” Для облегчения же поисков нам предложили достать полученные сразу за проходной бланки, содержавшие – в качестве бесплатного приложения – также основной план здания, размещавшийся на обратной стороне. Мы с облегчением развернули их и поблагодарили сотрудников: теперь мы могли и сами пуститься в свободное плаванье, доверившись надёжной и проверенной карте. Оставалось найти того, кто поставит на ней крестик в нужном месте, обозначив пока недоступное и закрытое для нас помещение, чтобы мы сами попытались проникнуть туда и разрешить деликатные и тонкие вопросы.

Совсем не так сложно оказалось найти бар: свернув пару раз мы выбрались на основную трассу – в широкий светлый туннель, проходивший через большую часть здания. Бывший проводник – судя по всему – водил нас окольными обходными тропами, срезая углы и запутывая следы. Мы уже видели край стойки: всё тот же господин обеспечивал новых клиентов лоциями в неспокойном бурном море, и можно было именно с ним уже внятно и определённо обсудить интересовавшее нас.

Однако он сделал вид, что впервые слышит о чём-то подобном, заметно оскорбившись и надувшись как индюк. “Да как вы смеете: у нас солидное уважаемое заведение, а не что-нибудь там подпольное!”–”А может: охранники на проходной знают?”–”Да вы что: совсем спятили? Вот я сейчас их позову – кнопку нажму, видите? – так они вас в два счёта выкинут, за подобные-то предложения!”– Похоже, он не шутил: он уже показал, что подносит палец к заметной красноватой выпуклости на краю стола, давая нам возможность одуматься, и я решил не доводить дело до крайности.

“Да ладно вам: это мы так – смеёмся. А где у вас выход-то?”–”Прямо по коридору: а дальше по схемке посмотрите. Ох, шутники.”– Неожиданно он расслабился и откинулся на спинку кресла.–”А кто вас всё-таки интересует: брюнетки? Или, может, блондинки?”– Резкая перемена обухом огрела меня, и даже Алик, похоже, лишился дара речи: мы потрясённо смотрели на развалившегося в кресле сотрудника центра, скалящегося светлой белозубой улыбкой и совершенно игнорирующего двух молодых девушек, работавших совсем близко.–”А ещё вам чего угодно получить: героинчику, или, может, экстази вас устроит?”– Я молча покачал головой.–”Ах, нет? Ну жалко, жалко: а то запасы большие, все шкафы вон забиты, девать уже некуда.”–”Вы это серьёзно?”– Несколько секунд он сидел в той же позе, подобно хамелеону меняя эмоциональную окраску.–”А я тоже шучу: разве не имею права? А вы, ребятки, идите, идите: вон коридор, а выход уж как-нибудь сами найдёте.”– Он снова стал строгим и подтянутым сотрудником центра, отвечающим за очень важный и значительный участок работы: уткнувшись в бумаги на столе он полностью забыл о нашем существовании, так что нам действительно оставался только путь к выходу, пока он на самом деле не выкинет какого-нибудь фокуса.

Гораздо лучше мы поладили с охраной у выхода из здания: в мягкой форме нас попросили оставить по возможности заполненные бланки, предложив на выбор пару ручек и карандашей. “Вам же рассказали о наших правилах?” Мы устроились у стойки: поставив галочки в нужных местах я взглянул на листок Алика, усердно трудившегося над своей задачей. Напротив пункта “казино” он нарисовал матерное слово из пяти букв, дополнявшееся менее скабрезным – уже из шести – напротив “магов”, теперь же он старательно – огромными увесистыми символами – заполнял листок по диагонали, выводя ещё более длинное существительное, подводящее всему итог. В конце он поставил три восклицательных знака; я благоразумно накрыл творение Алика своим бланком и положил в ящик, где уже скопилась впечатляющая груда бумаги. Никакого видимого интереса к нашим трудам охранники не проявили, и вполне можно было рассчитывать, что неприличность обнаружится только позже, когда уже соответствующие сотрудники возьмутся за обработку и регистрацию материалов.

Уже начало вечереть: снова появились тучки, быстро летевшие небольшими стайками под порывами могучего ветра; старые листья и частицы пыли завивались фонтанчиками, уходившими вдаль и распадавшимися на элементарные составляющие: им было куда лететь дальше, и никакие препятствия не стояли у них на дороге, и только дождик мог помешать их вечному движению, смешав на время с другими частицами и сделав тёмной грязью. Мы явно были в худшем положении: лишь единственная дорога – на станцию и дальше в столицу – имела для нас смысл и оставалась свободна от уже известных и незримых пока опасностей. Мы выбрались из переулка: улица выводила нас на главную трассу с недалёкой уже станцией железной дороги. Даже здесь был слышен шум уходящей электрички, уносившей последние надежды и подводившей итог сегодняшней экспедиции: оценки, вписанные Аликом в зачётную ведомость, вполне адекватно отражали результаты и навсегда закрывали для нас этот городок: только крайняя необходимость могла теперь снова заманить нас сюда. Мы обсудили последнее происшествие: мерзкий тип явно издевался над нами, используя служебное положение и нашу незащищённость перед местными мордоворотами, составлявшими службу охраны: безусловно, где-то там находился и бордель, и не покладая рук трудились и обеспечивали всех желающих торговцы героином, экстази и марихуаной, и наверняка процветали и другие – более экзотичные – способы времяпровождения, вот только мы не оправдали надежд и вышли из доверия у требовательных и придирчивых хозяев, получив пинком под мягкое место.

Весьма странно выглядело и то, что вход и выход находились в противоположных концах довольно длинного здания: возможно, владельцы не хотели соприкосновения только что пришедших клиентов и тех, кто проигрался в пух и прах, спустив немалые денежные средства. Вид прогоревших и разорившихся мог отрицательно сказаться на аппетитах новичков, скорректировав их желания и намеченные планы: всё подчинялось кассе, которую следовало пополнять всеми возможными способами и средствами: клиент загонялся в тяжёлый хорошо отлаженный пресс, и каждый новый поворот ручки должен был выцеживать из него ещё хоть немного сладостного сока, собиравшегося в огромную ёмкость, не давая ему уйти и превращая в сухую лепёшку на выходе.

Мы ещё легко отделались: любители рулетки имели шанс спустить любые, самые значительные деньги, и вряд ли помощь кого-то из магов могла позитивно повлиять на траекторию шарика, направив его в самое нужное отделение. Хотя я даже что-то выиграл: нельзя было исключить, что нас не пустили в игорный зал именно по этой причине, посчитав профессиональными игроками, способными обратить ситуацию в свою пользу.

Вряд ли наш проводник являлся штатным сотрудником предприятия: ловкий пройдоха и шулер просто удачно вписался в созданное чужими трудами грандиозное прибыльное дело. Подобно рыбе-прилипале он тёрся у брюха могучей зубастой акулы, благосклонно позволявшей подбирать недоеденные останки и не трогавшей его самого: он ведь мог оказаться полезным, завлекая глупую неопытную рыбёшку в широко раскрытую пасть, выдаваемую за грот в тихом уединённом месте. Со вкусом насаженные вокруг лилии и гребешки успокаивали и внушали доверие, не позволяли усомниться в чистоте и надёжности происходящего, направляемого в действительности по заранее определённому маршруту: акульи челюсти смыкались, кроша и перемалывая новую добычу, а шустрая и увёртливая рыба-прилипала успевала выскочить и доклёвывала мелкие крошки, тихо и плавно опускавшиеся на дно.

Мы не хотели больше давать повода: уже совсем близко гудел очередной поезд, обещая скорое избавление. Дома остались позади: только площадь с водонапорной башней и рынок отделяли нас теперь от спасительной гавани. Дорога шла мимо рынка: палатки и ларьки выстраивались нестройными шеренгами, расцвеченными плакатами и рекламой: как политической, так и чисто коммерческой направленности. Нам не хотелось ничего покупать здесь: велика была вероятность нарваться на очередную подделку, и мы просто двигались мимо, рассеяно проводя глазами по предложенному барахлу. Внезапно Алик остановился: он сделал резко стойку, подобравшись и оправившись; он уже посылал несмелые улыбки, когда я наконец обнаружил причину такого поведения, довольно похабного и странно выглядящего со стороны: молоденькая девушка – лет двадцати – высовывалась из-за ларька и явно заигрывала, привлекая и всеми силами распаляя моего друга и попутчика. Она строила ему глазки, ласково грозила пальчиком – то ли предостерегая от дальнейшего, то ли наоборот – призывая приблизиться. Один раз она даже высунула язычок – быстрым пропеллером прокрутившийся и исчезнувший в красивом ротике, обведённом тёмно-красным бордюром. Похоже, он попался: явно ничему не научило его предыдущее, окрашенное в сумеречные тона: на моё замечание он грубо окрысился, стремясь к уже абсолютно конкретному и определённому. Конкретная земная девушка – довольно привлекательной наружности – наконец-то подавала ответные сигналы, отвечавшие насущным интересам и потребностям: они уже говорили на языке, доступном всем живым существам, которых природа по непередаваемой мудрости разделила на две половины, заставив пребывать в вечном движении и поиске, никогда не кончающемся и способном лишь на время задерживать ход. Он наконец-то был востребован, и как олень во время гона не обращал внимания на возможные препятствия и угрозы. Девушка приглашающе кивнула и отступила вглубь: тонким пальчиком она поманила Алика – ведь не здесь же он собирался прикладываться к святому источнику, дающему ласку и успокоение? Он поддался: мне оставалось лишь идти ему вслед, сопровождая в вселенском весеннем безумии, где – не исключалось – мне тоже мог обломиться драгоценный выигрышный билет, способный позабавить и утешить. Они уже о чём-то шептались и договаривались: я не мог разобрать невнятные еле слышные звуки и просто следил за маршрутом: уже три раза мы сменили направление, забираясь всё дальше вглубь обширного разлапистого скопления.

Здесь уже были палатки, наполненные одеждой и обувью, и продавцы самых разных национальностей наперебой старались привлечь нас пёстрыми и дешёвыми шмотками. Но разумеется, нам было не до них: где-то в глубине нас дожидалось со вкусом приготовленное ложе, хозяйка которого наверняка имела значительный опыт в своей специфической сфере деятельности: длинные ядовито-фиолетовые коготки едва ли годились для обычной повседневной жизни, а кареобразная форма причёски вместе с цветом волос – где сквозь искусственную черноту проглядывали рыжие огненные пряди – вполне завершали сложившийся ясный образ.

Мы опять свернули – теперь направо: узкий проход шёл между двумя палатками, уходя в темноту. Вот мы наконец и добрались? Девушка двигалась первой, я замыкал шествие. Проход стал чуть шире: мы вползали в какое-то неясно очерченное пространство, где почему-то не оказалось кроватей или хотя бы лежанок с матрасами: я попробовал оглядеться, и тут же получил могучий удар в спину, заставивший растянуться в серой дорожной пыли.

Нас уже окружили со всех сторон: четверо мордоворотов – среди которых уже не было девушки – крепко держали нас в объятьях, а ещё один – невысокий, но крепкий – с интересом ощупывал взглядом очередные – по всей видимости – жертвы хитроумно задуманной комбинации. Наконец он закончил осмотр.

“Ну чего стоите? Сымайте давайте, сымайте.”–”Что?”–”Как что: куртки, штаны.”–”А может не надо?”–”Я те дам: не надо! Ну-ка, Витёк.”– Один из стражей размахнулся и двинул мне в солнечное сплетение. Я сразу повис у стражей на руках, почувствовав удушье. Меня отпустили, дав сесть на колени. Сквозь лёгкую муть я услышал голос Алика: он что-то верещал про то, что всех их запомнит и ещё сюда вернётся – уже со спецбригадой, способной разнести весь гадюшник к такой-то матери и их лично закатать в бетон: после чего сразу же словоизвержение резко прекратилось. Судя по звукам, дело не ограничилось одним только ударом: пару раз он ещё вскрикнул, не поминая больше ничьих родственников или знакомых. Стражи уже стягивали с меня куртку и внимательно ощупывали карманы джинсов: обнаруженный тайник с сотней долларов вызвал заметное оживление, так что мне ни разу даже больше не досталось: меня лишь попросили перевернуться на другой бок, чтобы проверить содержимое оставшихся карманов. Однако грязный платок был малопримечательной находкой: и откуда же им было знать о тайнике в завёрнутой штанине – моей последней надежде в этот тёплый весенний день, завершавшийся так тягостно и плачевно?

Но штаны не произвели на мордоворотов заметного впечатления: протёртые швы и обтрепавшиеся канты превращали их в не самый выгодный товар, тем более что и фирма-изготовитель мало что значила для обычного рядового клиента. Стандартная азиатская поделка – довольно привлекательная на вид – была подобна сотням и тысячам других, разбросанных по бескрайнему пространству: мне позволили оставить их всё-таки себе. “Да вы что, ребята: нам же ещё в столицу ехать! Как же мы без штанов?”

Последний аргумент, а также наша дальнейшая покладистость сделали своё дело: мы подробно описали укромные места наших сумок, где хранились оставшиеся денежные запасы. Тут же они оказались обнаружены: предводитель уже вполне миролюбиво обращался с нами, позволив Алику также не раздеваться до трусов. “Но, я надеюсь, вы больше нигде ничего не припрятали?” Мы дружно поклялись: мы и так уже лишились трёх или четырёх сотен долларов – не считая ещё более ценных курток и сумок. “Да куда мы могли их ещё засунуть: и мы ведь не миллионеры.“ Он задумчиво посмотрел на нас. “Ладно, верю. В-общем, так: минут двадцать вы тут ждёте, потом можете валить. Ах да, ещё часики: давайте-ка сюда.” Нам пришлось расстаться и с наручными часами. “Ну ничего: время вы на глазок определите.” Он аккуратно сложил новую добычу в сумку: остальные вещи уже были распределены между подручными, и никуда не торопясь они покинули поле боя, оставив нас зализывать раны и предаваться тяжким раздумьям.

Теперь уже я имел полное право выместить злобу на Алике: именно его блудливость и привела нас к новому конфузу. “Я ж тебя пытался остановить: ты совсем рехнулся?”–”Да это обычная шлюха была: и кто же знал-то?”–”Подсадная утка, а не шлюха: чтобы ловить глупых селезней.”– Он тяжко вздохнул.–”Хорошо хоть без штанов не остались: недалеко бы мы тогда отсюда ушли.”–”Это точно.”–”У тебя хоть что-нибудь сохранилось?”– Алик молча кивнул, пристально вглядываясь в неясную темноту: там мог ещё скрываться тайный соглядатай, обязанный проконтролировать наше поведение. Про местонахождение тайника я спрашивать не стал: если в самом деле за нами следили, то можно было нарваться на продолжение обыска, и тогда уже вряд ли мы своим ходом добрались бы до дома. Мы и так здесь слишком многого лишились: следовало логично объяснить теперь потерю сумок и таких дорогих курток, и хорошо ещё было то, что паспорта мы сегодня оставили дома, вполне сознавая возможный риск экспедиции.

Нам всё-таки стоило подождать условленное время: слегка помятая одежда нуждалась хоть в какой-то чистке, так же как и наши телесные оболочки. Даже у меня в нескольких местах болело и покалывало, Алику же в этот раз досталось значительно больше: пара синяков скрывалась где-то в районе грудной клетки и живота, а разбитая скула кровоточила и понемногу вспухала, грозясь расплыться синей медузой. Мы проверили серьёзность травмы: он всё же мог нормально двигать челюстью, и вряд ли кроме сосудов оказалось повреждено что-то более существенное. Здесь мы не могли заняться лечением, и даже простая элементарная вода вряд ли была нам доступна: если только известные всем благодетели – разбогатев и почувствовав раскаяние – всё же соорудили на станции специально оборудованное помещение, снабжённое достижениями цивилизации вплоть до зеркал и туалетной бумаги.

Однако – как выяснилось в ближайшей палатке – наши чаяния были напрасны: лишь дощатый барак – разделённый на две половины с рядом равных овальных отверстий и перегородками между ними – представлял данную службу на прилегающей к станции территории. “А за водой: это вам на колонку надо.” Мы расспросили, где находится колонка: путь оказался неблизкий и заковыристый. “А здесь – только минеральная вода в бутылках.” Мы вежливо поблагодарили, принимая информацию к сведению. Местонахождение милиции мы выяснять не решились: возможное расследование выдало бы нас с головой, к тому же мы были здесь явными чужаками, не сумевшими вписаться в местные реалии и только портившими всем праздничное выходное настроение.

Мы стали выбираться к выходу: среди разгула и хаоса непросто было обнаружить кратчайшую дорогу, и мы наметили определённое направление, в любом случае ведущее нас на свободу. Палатки с одеждой перемежались здесь павильонами с бытовой техникой – выставляемой чуть ли не на проходе – так что даже немного удивляла подобная беспечность. Далеко не везде видны были бдительные продавцы, и случайный прохожий наверняка мог бы прихватить коробку-другую и не спеша удалиться с видом довольного и уверенного в себе посетителя местной барахолки, нашедшего то, что было очень нужно.

Они явно провоцировали нас – обобранных этим городом и жаждавших мести и каждому отдельно, и всей совокупности домов, дорог и магазинов, превращённых злой волей в труднопроходимые джунгли: мерзкие пауки наставили повсюду почти не видных глазу ловушек, периодически задерживавших нас в этот тёплый майский день, попутно выдаивая и стараясь освободить от всего самого ценного. Мы переглянулись: Алику безусловно было созвучно подобное настроение, и его угрозы в адрес обобравших нас мордоворотов не были пустыми и напрасными. Но ведь месть могла начаться уже сегодня и сейчас? Похоже, он решился: развал с правой стороны как раз оставался без видимого присмотра, вмещая кроме бытовой техники и горку разнообразных напитков. Большая ёмкость с пивом в наибольшей степени устраивала его сейчас: он выудил из горки длинную пузатую бутылку и сразу ускорил шаг. Никто не смотрел в нашу сторону: мы торопливо удалялись с места одновременно позора и мести, уже не присматриваясь к выставленному на обозрение: теперь нашей целью была платформа с гудящей вдалеке электричкой, способной обеспечить поспешное и резкое отступление. Мы перешли на лёгкий бег: последний ряд ларьков отделял нас от открытого незанятого пространства, когда неожиданное движение прямо по ходу заставило затормозить и остановиться.

Некто в защитном костюме – только сейчас замеченный и даже не проявившийся пока окончательно – держал нас за руки и не пропускал к спасительной платформе. Алик снова уже верещал и требовал прохода – на что вполне обозначившийся уже охранник грозил суровыми карами и лишениями. “Да я щас братков позову: а у них разговор короткий!” Значит нас на самом деле держали под контролем и просто готовили ловушку, всегда готовую захлопнуться? Но в зоне нашей видимости больше не было людей, представляющих для нас опасность: мы обменялись с Аликом понимающими взглядами и сразу перешли в наступление. Мы всё же были сильнее одного не самого крепкого охранника: Алик отцепил державшую его руку, а я даже смог заломить крепкую волосатую конечность, слегка пригнув вовсю бушевавшего теперь аборигена. “Ты успокойся, браток.” Однако предложение только раздразнило его: охранник сам заверещал теперь, призывая на помощь и грозя уже вещами совсем неприятными и даже слегка шокирующими.

Электричка уже стояла на платформе: нам никак не стоило задерживаться здесь дальше, и я взял на себя инициативу: точно прицелившись, я изо всей силы пнул местного служителя в толстый упитанный зад, пустив его в громоздившуюся неподалёку кучу коробок: это давало хоть какую-то фору, способную обеспечить отрыв. Бросив бутылку мы рванули к спасительной гавани: запоздалые трели уже не могли остановить нас и только подстёгивали горячее желание навсегда уйти отсюда. Перед нами расступались и давали дорогу: кто бы смог остановить людей, изо всех сил рвущихся на свободу и достаточно грозных и опасных на вид. Оставалось последнее препятствие: короткая лесенка выводила на перрон с закончившей уже грузиться электричкой, и со страхом и ужасом мы увидели, как захлопываются двери, отрезая нам путь к бегству, и спасительная электричка медленно и плавно трогается с места.

Мы уже видели их: наше бегство не прошло незамеченным для других обитателей, совершенно забытых в тёплый майский день, и только последнее наше движение оказалось в зоне их внимания. Двое служителей закона – только сейчас обнаружив своё присутствие – спешили явно в нашу сторону с безусловно недобрыми намерениями. Значит, их уже оповестили? Когда нас грабили и избивали – можно было лишь догадываться о том, что где-то должны быть и наши заступники и защитники, расставящие всё по местам и готовые дать всему верную и правильную оценку: ведь сколько раз мы встречались уже с откровенным жульничеством и вымогательством, с вещами откровенно противозаконными и аморальными, и где же были все они со всей их грозной силой? Только теперь мы наконец-то вызвали интерес – по всей видимости направленный конкретной определённой стороной: здесь ведь нарушались не наши интересы, а наоборот – именно мы покушались наконец-то на святое – что и заслуживало немедленного и прямого ответа.

Однако мы не собирались сдаваться просто так: мы рванули по платформе в сторону наименьшего скопления людей, где можно было наверняка прорваться и уйти. Сзади засвистели и затопали: они явно собирались догнать нас и предъявить претензии. Впереди тоже заоглядывались: на нас уже смотрели, так что мы снова изменили направление: аккуратно спрыгнув, мы побежали по шпалам туда, куда ушёл поезд: главное было сейчас убраться куда угодно и любой ценой от праведного естественного гнева, вызванного нашим последним деянием. Шум стал тише и отдалённее: по всей видимости, они не решились последовать за нами и всё-таки остались наверху. Значит мы теперь в полной безопасности? Стоило подумать о том, как мы будем теперь возвращаться домой: ведь не по шпалам же до ближайшей станции или даже до столицы, где наверняка нас будут ждать с распростёртыми объятиями. Пока же надо было скрыться от преследователей: мы миновали станцию и бежали теперь мимо длинного забора, скрывавшего станционное хозяйство. Свист окончательно затих: вовсе не хотелось им, видимо, так уж надрываться и проявлять повышенное рвение, не вполне соответствующее получаемой зарплате и тяжести нашего проступка. У них ведь могли оказаться и другие дела и заботы, на фоне которых мы были лишь мелким незначительным отклонением от правил, которое можно было даже проигнорировать.