Путеводитель по раю. На грани неведомого

– Да уж, – вполголоса добавил Михалыч, – взгляд у нее прокурорский.

– Клавдия вовсю грехи замаливает, – продолжил Палыч, – считает, что это за спесь и гордыню ее Боженька покарал. На другой конец города в храм ездит, а там пешком от вокзала почти километр, ни одну крупную службу не пропускает. Только толку-то, – он махнул рукой, – обратно уже ничего не вернешь, рубикон пройден.

Михалыч знал, что это выражение Юлия Цезаря, но показывать свою осведомленность не стал, чтоб Палыч не заподозрил в этом намек на его прозвище.

В это время раздался шум. Из окна четвертого этажа одного из домов послышались ругань и плач ребенка. Михалыч вопросительно посмотрел на своего визави.

– Это у Ковалевых. Была семья как семья, квартиру вот получили – одними из последних. Успели еще по советской очереди. Две дочери. Старшей годков двенадцать, а младшая лет пять назад родилась – Катей зовут. Больная девочка, что-то с позвоночником.

А мать два года назад взяла и укатила с проезжим гастролером, Мужу Кольке этот довесок оставила. Он-то работает, а за ребенком постоянного пригляда нет, когда старшенькая, когда соседка, а когда и одну запирают в квартире. А ребенку скучно одной, она все на окно забирается, – любит во двор смотреть. А сейчас соседка, видимо, пришла покормить и с подоконника ее снимала. Жизнь у многих такая, что не позавидуешь.

– Да уж, за что боролись… Кстати, Палыч, ты вроде проиграл, два хода тебе осталось, так что один – один.

Молодежь

У Вовки был внеплановый выходной, должок сменщика, – не все же ему по две смены пахать. Он хорошо выспался, встал, умылся и пошел на кухню. Выглянул в окно посмотреть на погодные условия, – погодка отличная. В глубине двора на скамеечке за шахматной доской сидели Михалыч с Цезарем. – Прямо как в старинных фильмах из шестидесятых – застойные времена. А впрочем, чего им еще остается – доживают. Это у нас еще все впереди, а у них уже все давно сзади.

Допив чай, Вовка прошел в свою комнату. Он уже знал куда пойдет, хотя по-прежнему врал самому себе, что это ничего не значит, однако пересмотр имеющейся одежды говорил об обратном. Наконец, надел светлые брюки и белую тенниску. Подойдя к зеркалу, он оглядел себя.

– Конечно не голливудский красавец, но ничего, в меру накачан, рост за 180, серо-голубые глаза, умный взгляд… – это я себе, пожалуй, польстил, – заканчивая осмотр, подумал Вовка.

Когда он вышел во двор, к Клавдии уж присоединилась еще одна сиделица в белом платочке в мелкий горошек. Обе они с синхронным поворотом головы проводили Вовку немного осуждающим взглядом. Полного осуждения у них обычно удостаивались местные хип-хопы, в шортах, с пирсингами и невообразимыми прическами на головах. Вовка же был прилично одет и причесан, и вся его вина видимо состояла в том, что был молод.

Через десять минут он уже был у дверей салона-магазина. Света, с которой он уже успел познакомиться, из другого конца зала, приветливо помахала ему рукой. Покупателей еще не было, и они могли спокойно беседовать. Говорили ни о чем, главным здесь был элемент общения: приятно было слышать голос, смотреть в глаза, ловить дыхание и при этом, если смотреть со стороны, глупо улыбаться.

Света была хороша, и всего-то у нее было в меру и рост и фигура. На милом личике, выделялись глаза, они были необычные, серые с золотистым ободком. Вовка уже видел, как на солнце они просто сияли. Именно тогда, когда он впервые увидел это сияние он и был сражен, хотя окончательно это он уразумел чуть позже, вернувшись после той встречи домой.

Салон был пуст и ждал покупателей

Зашел первый покупатель, и напарница Светы, крутобокая Катя взяла его на себя. Но вот в салон посетители начали заходить один за другим.

– Девушка, – обратилась к Свете пышная дама, которую сопровождал долговязый и прыщавый молодой человек, – а можно заказать у вас этот набор с другой обшивкой?

Вовка сразу сообразил, – сынка женит.

– Конечно можно, – и Света выложила перед ними папку с проложенными в полиэтилене лоскутами обивочного материала, – выбирайте.

– А какой гарантийный срок?

– При аккуратном обращении до серебряной свадьбы может хватить, – выпалил Вовка, и сам удивился своей смелости и даже наглости. Светка прыснула.

Видимо он попал в точку. У долговязого чуть отвисла губа, а дамочка подозрительно взглянула на Вовку и спросила:

– А вы собственно кто?

– А это наш мастер, который эту мебель и делает, – пытаясь спрятать улыбку, вступилась за него Светка.

Дамочка еще раз взглянула в их сторону и, взяв долговязого за руку, потянула к выходу.

– Ты мне так всех покупателей разгонишь.

– Да ты сама тоже, – мастер, мастер, – необидно передразнил он, – если бы ты какого-нибудь мужика пенсионного возраста ей показала, она бы это серьезно восприняла, а тут непонятно кто и зачем.

– Не надо. Ты вполне прилично выглядишь, только вихор надо пригладить, – и Светка нежно провела рукой по его затылку, – ну все, иди не мешай, – и она направилась к молодой паре с малышом в рюкзаке.

У Вовки все внутри перевернулось, он потерял дар речи. Это нежное прикосновение было неожиданным и в то же время долгожданным. Сколько он себя помнил, по голове его в основном били, и в школе и дома и в армии. Только в самом далёком детстве, когда он ободрал колено, его покойная бабушка гладила его по голове и приговаривала: до свадьбы заживет, непременно заживет…

Вовка вышел из салона, и, пошел, сам не зная куда, но уже через минуту остановился. Чего же это он не назначил ей встречу, не пригласил никуда? Вернуться? Нет, он ее после работы встретит, и они сходят в кафешку или боулинг.

Вернувшись домой, Вовка первым делом посмотрел что еще у него еще имеется из одежды, подходящего для вечерней прогулки. Надо бы что-то и потеплей, вдруг загуляемся до утра. В его скромном гардеробе нашлась только трикотажная куртка с капюшоном, да и та по шву разошлась. Иголками и нитками он еще запастись не успел, – придется попросить у Михалыча. Он подошел к его комнате и постучал.

– Заходи – услышал он его голос из-за двери.

Михалыч сидел за письменным столом у окна, на котором лежали газеты, журналы и несколько книг. Он вопросительно взглянул на Володьку.

– Мне бы иголку с ниткой.

Михалыч достал из нижнего ящика стола шкатулку.

– Ну, кажись у тебя личная жизнь налаживается?

– А почему вы так решили?

– Светишься изнутри.

– Так заметно?

– Да нет, если не приглядываться.

Вовка не утерпел и рассказал Михалычу о своей Светлане, в мыслях он ее уже называл своей.

– Ну-ну, – подбодрил Михалыч, – ты только не торопись, не поддавайся целиком чувствам, ведь нам еще и разум дан. Хотя вам говори, не говори, у вас всегда по-своему.

– Да нет, почему же… – Вовка окинул взглядом комнату. Обстановка была такая же аскетическая, что и на кухне. Рядом с письменным столом книжный шкаф, в одном углу стоял диван, в другом тренажер. Из мебели было еще кресло и тумба с телевизором.

Михалыч смотрел на Вовку и думал: Парень как парень, но что-то в нем есть, он это сразу почувствовал – стержень какой-то. Именно с такими в разведку ходят. Он продолжил разговор в более мягкой форме:

– Хотя по-своему вы правы – можно долго и упорно строить планы на будущее, а в это время жизнь будет проходить мимо.

– Немного же вы нажили, – заключил осмотр Вовка, – а бабки вами интересуются, считают завидным женихом.

– Какой я жених, к другой жизни уже готовлюсь, а там, это барахло не пригодится.

– Вы что в Бога верите?

– Верю. Правда, не в такого, в которого эти твои бабки верят. Я не в сказки верю, больше на факты опираюсь, особенно те, которые современная наука не в силах объяснить. Ты про академика Вавилова слышал?

Вовка невразумительно мотнул головой.