Самое-самое. Читаемое и ругаемое

    Иван Майборода

Ты самый мой большой фруктовый сад,
Тот сад, что я однажды посетил,
И словно забродивший виноград,
Тебя в себя я вдохновенно влил.

Когда впервые обнажилась предо мной,
Тебе решил поэму посвятить,
Пишу её и летом и зимой,
Но всё её никак не завершить.

Я всех поэтов переворошил,
Я приглашал к себе все девять муз,
Уже не вспомнить, с чем тебя сравнил,
Здесь авокадо, здесь и манго, и арбуз.

Весною ты цветёшь, как пастернак,
И как капуста, зреешь к ноябрю,
Но вдруг почувствовал я: что-то здесь не так,
Нитраты появляются, смотрю.

А я их, между нами, не люблю,
Они обычно деформируют живот,
Тебя, чуть перезревшую, молю:
Ну потерпи, не увядай хотя бы год.

Уверен, справлюсь месяцев за семь,
Шедевр родится и для сердца и для глаз,
А после я тебя, конечно, съем
И про огрызок напишу рассказ.

И хотя графоманистый люд в период поиска очередной своей вдохновительницы и высказываются с долей цинизма:

«Нет подруг при встречах нелюбимых…»,

каждый хранит в сердце заветную мечту о той единственной, которая и согреет и поймет.

На поиски идеала меня натолкнули строчки Геннадия Елистратова: «и светлую избу построит, и песню о друге споет, и в космос дорогу откроет, и лебедем в вальсе плывет. Стихи прочитает и спляшет, и стопку до края нальет…»

МЕЧТА ПОЭТА

Давно проникаюсь мечтою,
Надеюсь, и жду, и грущу.
Уверен: её я достоин —
той самой, какую ищу.

Прикрыть мне глаза только стоит,
и вновь предо мною Она,
что с легкостью избу построит
и выпьет со мною вина.

Она и борща мне наварит,
стихи с выраженьем прочтет,
любовью и страстью одарит,
пока я дремлю, простирнет.

И с легкостью, как между делом,
до блеска начистит паркет
и, радуя стройностью тела,
крутнёт предо мной пируэт.

И в баньке похлещет до пота,
уложит меня на кровать,
сама ж упорхнет на работу
любимые шпалы таскать.

Мне приходилось встречаться с доморощенными поэтами на их тусовках где я быстро понял, что меня там не ждут. Чувствовал, я им мешаю и как бы укор: нельзя так писать, надо писать как все! Чего все косишь под классиков? Им-то можно – они уже умерли, а ты живой и или пиши как пишут они, или вали подальше. Что я и сделал.

Они с увлечением издавали свои сборники и издавали журналы. Они даже учреждали свои премии и медали и проводили свои презентации чуть менее шикарные чем вручение Оскара.

Медаль одного из новоявленных

писательских объединений

Если мне было не по себе от этих «гениев пера», то какого было Музам? Об этом хорошо сказал Александр Конопатский:

Когда он называл себя поэтом, кошмары музам начинали сниться!

Несправедливость

Вдохновение субстанция не материальная – вдохнули в тебя а ты трудись и воплощай что надуло. Получить из нематериального материальное и шелестящее оказалось проблематичным. А как хотелось… Избитое:

краткость- сестра таланта и мачеха гонорара!

заставляло новоявленным писателям усиленно нажимать на перо и давить на клавиши множа свои «шедевры»

К концу 90-х все литературные и периодические издания были завалены. В одних только интернет-сайтах поэтов на сегодня числиться около ста пятидесяти тысяч. Ребята пёрли напролом и брали штурмом отделения Союза Писателей. Естественно, СП стало не хватать, и их сначала стали делить, потом размножать, а затем создавать и новые поэтические братства:

Все люди – братья! А поэты,

Должно быть, братья-близнецы:

Хотя по разному одеты

И разные у них отцы.

    Николай Васильев

Братства, создавали свои газеты и альманахи. В них они восхваляли своих и выливали уша-ты грязи на конкурентов. Но всех их всё же мучила не восстребованность, пишешь, пишешь, а толку?