Недетская игра в прятки

– Разрешите, я буду вас сопровождать и это не поручение следователя, это прямое указание моей супруги Вари. Она забеспокоилась от того, что вы не откликнулись на ее приглашение навестить нас вчера вечером, велела узнать, все ли в порядке. Ну, и просила проводить вас. Грише самому идти трудно и далеко, а вам его нести на руках тяжело. Так что пришлось подчиниться.

Елена благодарно улыбнулась:

– Спасибо вам, а Варю успокойте. Я, что-то вчера не очень хорошо себя чувствовала, поэтому мы и не пришли, но мы постараемся исправиться.

– Ну и ладно, а теперь потихоньку тронемся. Лучше там немного подождем.

Шли не спеша, некоторое время Гриша шел сам, держась за руку Елены. Василий подбадривал его, он еще раз вспомнил, что вчерашним вечером они всей семьей ожидали гостей, больше всех волновалась Лариса, ей очень хотелось поиграть с Гришей, но когда поняла, что с Гришей повидаться в этот раз не придется, немного поплакала. Гриша внимательно слушал, казалось, он все понимает и ему приятно, что о нем вспоминают и хотят с ним дружить. Вскоре почувствовалось, что Гриша устает и Василий взял его на руки. Василий продолжал с Гришей разговаривать, а Елена шла рядом молча. Она пыталась представить, как будет происходить разговор со следователем и чем он может закончиться.

Мысли приходили невеселые, но она понимала, что перед разговором у следователя ей необходимо успокоиться и принять безмятежный вид. Если у него остались подозрения, то ее волнение только укрепит следователя в этих подозрениях, он продолжит поиски истины и, может быть, даже усилит свои старания, а их с Гришей мытарства продолжатся и все это может закончиться очень плохо. Елена постаралась сделать усилие и улыбнуться, и это было сделано очень вовремя, поскольку они остановились у двери здания, в котором размещалось местное отделение ОГПУ.

Дежурный милиционер, взглянув на повестку, кивнул Василию и указал в направлении темного коридора:

– Подождите у кабинета, задержанную еще не привезли.

Василий усадил Елену и Гришу напротив кабинета следователя, а сам прошел доложить о том, что они доставлены для следственных действий.

Ожидая вызова, Елена осмотрелась по сторонам: такой же мрачный темный коридор, такие же холодные голые стены, как в здании ОГПУ в Москве, где ей пришлось вытерпеть столько унижений, выслушать поток лживых и необоснованных обвинений и получить клеймо изгоя и отверженного человека – жены врага революции. Теперь она снова у двери следователя, но не под конвоем и в этом значительная разница.

Вскоре в дальнем конце коридора послышались шаги, стали заметны два темных силуэта, они приближались, и Елена в одном из них различила женщину со скорбно опущенной головой и позади мужчину в милицейской форме. Эти двое не останавливаясь, прошли прямо в кабинет.

Через несколько томительных минут, из-за двери показался Василий:

– Вас сейчас позовут, а я подожду на улице.

Василий ушел, а следом из кабинета вышел милиционер, он остановился у двери, не закрывая ее, произнес:

– Голосова Анна Леонидовна, пройдите, вас ожидают.

Следователь Соколов сидел за большим письменным столом, справа у стены стоял еще один стол поменьше, над этим столом склонился молодой человек в штатском, видимо помощник, на столе лежали чистые листы бумаги, ручка и стояла чернильница. Молодой человек был готов записывать показания. Слева от Соколова у открытого окна, украшенного кованой решеткой, на подоконнике стоял горшок с цветущей геранью. Перед окном на простой табурет усадили женщину, которую привел сюда конвойный милиционер. Елена понимала, что показания этой женщины, могут повлиять на то, как сложится дальнейшая жизнь Елены и Гриши. У противоположной стены на диване сидели еще два человека. Елена уже освоила порядок проведения следственных действий, эти люди, вероятнее всего должны будут подписать протокол опознания и называются они – понятые. Следователь Соколов оглядел присутствующих, убедился, что все формальности соблюдены, пригласил Елену присесть возле его стола, и тут же обратился к находящейся у окна женщине:

– Гражданка Прокопчик Зинаида Власовна, вы были дежурным проводником в тот день, когда в поезде случился пожар. Скажите: узнаете ли вы людей, которых видите перед собой, и были ли они в числе пассажиров вагона, в котором вы должны были нести дежурство в ту ночь? – он указал на Елену и Гришу.

Женщина несколько секунд молчала, потом заговорила:

– Мальчика я очень хорошо помню, во все время пути они с мужчиной, вероятно отцом очень часто стояли у окна, еще он бегал и ползал в проходе, мешал мне разносить чай, который требовали пассажиры.

Следователь Соколов подался вперед:

– Про мальчика я понял, а что вы можете сказать о женщине? Вы ее помните, видели в вашем вагоне?

Елена неосознанно интуитивно прижала к себе Гришу. Женщина-проводник внимательно всматривалась в ее лицо, заметив движение Елены, слегка улыбнулась и кивнула:

– Женщина была. Помню. Она почти не выходила из купе, видно приболела. У женщин так бывает.

Соколов нервно повел плечами и повысил голос:

– Гражданка Прокопчик, не надо мне рассказывать, что бывает, а что не бывает у женщин. Вы мне скажите четко: вы эту женщину помните? Вы ее видели в вагоне?

Проводница тоже заметно занервничала, она силилась понять, чего хочет от нее следователь. Елена, опасаясь, что Гриша заплачет, погладила его по головке и поцеловала в лобик. Проводница подумала, что от нее все ждут подтверждения, что женщина с ребенком были в поезде, она решительно кивнула:

– Да, гражданин следователь, я их видела, помню. Слава богу, что живы и грех мой не так велик, раз господь разрешил мне увидеть их живыми и здоровыми. Храни их господь, а я буду молиться за них и за души тех погибших, кого сгубил пожар, вечная слава тебе, Господи!

Следователь Соколов крепко стукнул кулаком по столу:

– Гражданка Прокопчик, немедленно прекратить мне здесь вести религиозную агитацию, – он привстал со своего места, – конвойный, уведите подследственную.

Женщина проводник испуганно замолчала, конвойный взял ее за локоть и вывел из кабинета.

Соколов опустился на свое место, вздохнул и обратился к помощнику:

– Товарищ Белов, в протоколе укажите, что сего дня, гражданка Голосова Анна Леонидовна, была опознана подследственной Прокопчик Зинаидой Власовной, в качестве пассажирки поезда, следовавшего по маршруту Москва-Челябинск с мужем Голосовым Аркадием Ниловичем и сыном Голосовым Григорием Аркадиевичем. Всю эту религиозную чепуху в протоколе указывать не надо.

Затем, он посмотрел в сторону понятых:

– Вам товарищи, придется немного подождать, пока оформляется протокол.

Елена, стараясь сохранять спокойствие, обратилась к Соколову:

– Товарищ следователь, можно нам с Гришей идти? Кажется, ему пора на горшок.

Соколов внимательно посмотрел на Елену и кивнул:

– Да-да, вы можете идти, но оставайтесь в городе. Я вас еще приглашу.

Елена поставила Гришу на пол, взяла его за руку и медленно вышла из кабинета. Для того, чтобы попасть на улицу, где их ожидал Василий, нужно было преодолеть длинный мрачный коридор, она почувствовала, что силы ее оставляют, пришлось присесть.

Елена посидела несколько минут, Гриша стоял рядом и терпеливо ждал. Елена постепенно приходила в себя, перед глазами стоял образ проводницы, на которой по версии следствия лежит часть ответственности за гибель людей во время пожара в поезде. Маленький Гриша чуть не погиб и стал сиротой, и все же Елена ничего не могла с собой поделать, она испытывала благодарность к этой женщине. Эта женщина увидела в ней мать Гриши и свидетельствовала об этом перед следователем. Почему она это сделала? Может быть, не запомнила настоящую мать Гриши, перед ней ежедневно мелькали лица многих людей, всех запомнить было трудно, и сейчас, увидев Елену с Гришей, проводница подумала, что они мать и сын. Теперь эти рассуждения не имеют значения, свидетельство проводницы, кажется, приближает окончание расследования, под которым она находится и, даст бог, очень скоро тайна ее отношений с Гришей навсегда останется только ее личной тайной.

Елена встретилась взглядами с Гришей, улыбнулась и тихонько сказала:

– Ну, что ж, Гриша? Пойдем? Дядя Василий нас заждался.

Гриша также тихо ответил:

– Пойдем, мама.

Василий сидел на скамье напротив здания ОГПУ и просматривал газету, не очень внимательно. Просто нужно было чем-то себя занять, ожидая окончания процедуры опознания. На его лице было полное спокойствие, он был уверен, что опознание, которое затеял следователь Соколов – это простая формальность. У Василия не было сомнений в том, что Елена и Гриша – это мать и сын, и он не понимал, чего добивается следователь Соколов, продолжая расследование в отношении Елены. Иногда закрадывалась нескромная мысль о том, что Елена – красивая, умная, культурная и хорошо образованная женщина, с которой приятно общаться в любой обстановке, а много ли таких женщин встречалось следователю не только во время его профессиональной деятельности, но и просто на протяжении его жизни? Скорей всего немного. Может быть, поэтому Соколов стремится продлить общение с ней, хотя бы таким образом. Такое соображение вполне объясняло настойчивость следователя в продолжении расследования и Василий понимающе ухмыльнулся.

Тут он заметил приближающихся Елену и Гришу, свернул газету и поднялся навстречу:

– Вот и вы. Очень хорошо и ждать пришлось совсем недолго. Как все прошло? Следователь не донимал вопросами?

– Совсем не донимал, а вот женщину-проводницу несмотря ни на что, все равно жаль.

– Как сказать. Она ведь по существу оставила свой пост, была в другом вагоне, кажется, отмечали чей-то день рождения и тут возник пожар. Если бы она оставалась в вашем вагоне, могла бы разбудить спящих, и пострадавших могло оказаться меньше. Теперь ее обвиняют в халатности, и ей грозит тюремный срок.

– Не знаю, что бы она смогла сделать при таком пожаре? Все произошло так быстро, ветер разгонял пламя, а люди спали, если бы Гриша не заплакал, я могла и не проснуться. Значит на ней лежит вина? Такая молодая, наверное, хотела замуж, хотела детей. Теперь не будет ни того, ни другого.