Атаманова казна

В это время к воротам внутреннего двора банка подъехал санитарный грузовик, с красными крестами на бортах. Не замедляя хода он распахнул ворота бампером, и развернувшись подкатил задним бортом к крыльцу. Четверо одетых в белые халаты санитаров, с противогазами на лицах и резиновых перчатках, ловко подтащили к дверям два железных бака, с нарисованными на крышках черной краской черепами, с костями крест накрест. Выбежавший на грохот ворот караульный открыв рот уставился на визитеров, а Туманов, не дав ему опомниться, перехватил винтовку и рычагом отправил ее владельца внутрь помещения. Следом ввалились остальные, втащив странные баки и захлопнув за собой дверь. Все оказались в небольшом помещении, из которого вели два выхода – один в небольшую караулку, а второй, за железной дверью с окошком – внутрь банка. Окошко тут же откинулось, и в него просунулась винтовка.

– Стоять! Всем стоять! Буду стрелять! – неуверенно прокричали в окошко.

– Зови старшего, стрелок! Быстрее, быстрее! – Туманов поставил оба бака в центр помещения, чтобы были хорошо видны.

– Кто такие? Ваши документы! – в окошке показалась усатая физиономия с наганом.

Туманов подправил маску противогаза с перчатками и спокойно произнёс:

– Слушай внимательно, начальник: через час другой тут начнётся бойня. Выбор у вас простой – можете уйти живыми сейчас, с тем, что получится унести, а можете умереть к утру, от чумы и холеры, или от пули при штурме. В баках – штаммы этой заразы, я просто открою крышки, вывалю всё на пол и уйду. Считаю до пяти: один…

Замок дверей щёлкнул на счёте «три». Трое охранников оказались сообразительными (двое воевали на германском фронте, хорошо помнили химические атаки и вспомнили, что у них-то никаких противогазов нет), поэтому двери верхнего хранилища открыли без лишних разговоров, и вместе с двумя учётчиками, оказавшимися там, помогли перетащить в грузовик 30 ящиков с золотыми слитками, оставшихся от погрузки в предыдущий караван и стоявших наособицу, и шесть мешков с монетами. Странные баки забрали тоже. После чего, захватив пару мешков с собой и закрыв двери, охрана резво дунула в открытые ворота, вслед набиравшему ход грузовиком. Пять минут спустя из дверей банка быстрым шагом вышла ещё пара фигур с объёмной сумкой и скрылась во дворах. На пасеку добрались к вечеру, успев выехать из города до выставления пикетов и патрулей Народной армии.

К вечеру 6 числа Казань была захвачена Каппелем полностью, и уже следующим утром, 7 августа, Государственный Банк был взят под охрану отрядом сербских легионеров из батальона Благотича. После недолгой и пристрастной ревизии было обнаружено исчезновение не установленного, на тот момент, количества золота.

Золотой обоз

Грузовик к пасеке подгонять Туманов не стал, вчетвером загнали его в близлежащий лесной овражек и замаскировали, закидав ветками. Следы шин грузовика на лесной дороге тщательно замели и уничтожили. Проверив телеги, которые раздобыли исполнительные казаки, сообща пришли к выводу, что придется качественно ремонтировать упряжь и усиливать подвижной состав: железные обода колес перековать на более широкие, пару ступиц заменить, борта усилить железными стяжками, и заготовить ремкомплект на марш. Этим и занялась команда. К автомобилю выставили караул.

Решение выдвигаться в обратный путь конным обозом было взвешенным – Туманов уважал профессионализм контрразведки Комуча и банковского контроля, и был уверен, что железная дорога и водный путь будут взяты под усиленный контроль, на предмет обнаружения груза пропавших ценностей, уже к исходу вторых или третьих суток. А по маршруту следования все вагоны и суда с Казани будут проверять, не раз и не два, так что наиболее осуществимым был вариант с конным обозом, которому не нужны магистральные пути. Для этого следовало обеспечить прикрытие груза документами и предпринять отвлекающий внимание манёвр. Поэтому утром следующего дня, 7 августа, Туманов вернулся в Казань.

В городе затихали уличные бои и перестрелки. Победители проводили зачистки и ревизию захваченных трофеев, побежденные, кто не успел уйти, прятались и пытались выскользнуть из города. Население центра в основном встречало Народную армию благожелательно, рабочие окраины были в трауре. Всё как обычно, в общем. Ближе к полудню, разыскав в здании бывшего Восточного фронта штаб отряда Каппеля, Туманов с трудом добился встречи с ним, поздравил с одержанной викторией, и запросил отношения на получение, из захваченных военных складов Восточного фронта большевиков, партии оружия для Оренбургского казачьего войска, и отправку его железной дорогой.

– Серж, откровенно говоря, мне сейчас не до подобных негоций, – Каппель улыбнулся настойчивости и упрямству Туманова.

– Владимир Оскарович, позволю себе пояснить, ибо дело отлагательств не терпит: трудности снабжения оренбуржцев известны, каждый день на счету, а процедура переучёта трофеев и передача их Комучу, тем более в последующем получение оттуда чего-либо, займет не одну неделю. Сейчас-же получить необходимое проще всего, и я не прошу многого: сотню-другую ящиков с винтовками, патроны и вагон до Екатеринбурга, – Туманов скромно посмотрел в глаза Каппеля.

– Что-ж, пользуйся щедростью победителя, – засмеялся тот, – Мокей Мартынович, оформи ему, что требует, – крикнул он начальнику штаба через дверь, и пожал руку Туманову, – удачи тебе, Серж.

Не мешкая Туманов оформил отношение у начальника штаба отряда, генерального штаба штабс-капитана Максимова, и направился на военные склады. На крыльце штаба столкнулся с Клепиновым и Балуевым, которые вместе с Фортунатовым только что были в банке.

– Рады вас видеть, господин штабс-капитан, – Клепинов будучи в штатском кивнул, а Балуев кинул руку к козырьку фуражки.

– С викторией, господа, – ответно отсалютовал приветствием Туманов, – надеюсь потери не велики?

– Ерунда, Сергей Аркадьевич. А вот добыча такая, что любые жертвы оправданы. Мы прямо из банка, вы не поверите – золотой запас России в наших руках!

– Невероятно! Не догадался поздравить Владимира Оскаровича. Встретимся вечером и отметим, господа, сейчас прошу извинить – спешу. Честь имею!

Прибыв на склады, которые были уже под охраной Народной армии, но пока без должного интендантского управления, он оформил отпуск 150 ящиков винтовок Мосина у бледного, и не смеющего возражать, кладовщика. Не откладывая организовал погрузку на три складских автомобиля, пригрозив арестом за вредительство недовольно ворчащим водителям, и вывез весь груз на железнодорожную станцию. Там отыскал начальника станции, смирно сидящего у себя в кабинете под присмотром караула, и предъявив отношение потребовал вагон до Екатеринбурга, куда в отсутствии альтернативных маршрутов решил направить груз, дальше его переправят по предназначению. Начальник станции, посмотрев на предъявленные бумаги, распорядился и вагон нашелся быстро. Погрузку Туманов организовал там же, подсобников на вокзале было в достатке. Выгрузил два автомобиля и отправил их обратно вместе с водителем третьего, пообещав последнему вернуть грузовик лично, в целости и сохранности. С третьей машины он сгрузил семнадцать ящиков, а содержимое еще тридцати выгрузил в вагон завернув в брезент, оставив ящики в кузове. Пломбировав вагон и передав под охрану, он уточнил время отправления состава, и после этого от начальника станции телеграфировал в Оренбург Дутову: «Груз получен. Сергеев». После этого сел за баранку грузовика и выехал на пасеку. Там все оружейные ящики с кузова были выгружены, и он, отогнав грузовик на склады, вернулся на базу уже в темноте. Итогом дня Туманов был доволен: внимание возможного следствия и расследования будет отвлечено полученным и отправленным грузом, пусть проверяют; на сам обоз теперь имелись документы с грузом оружия, имелась тара, в которую предстояло перегрузить содержимое банковских ящиков; и три ящика с винтовками, для демонстрации при необходимости. С Клепиновым он вечером так и не встретился, времени на застолье уже не оставалось.

–

А Клепинов и Балуев тем вечером были заняты вовсе не застольем. Получив от Фортунатова, как представителя Комуча, мандат на право проверки охраны банка, они вторую половину дня проводили жесткий опрос всех служащих и охранной команды, на предмет установления действий каждого в течении двух предшествующих суток. И выяснилось немало интересного и интригующего. Помимо загрузки и отправки каравана автомобилей большевиков, что подтверждалось накладными и документами, 6-го августа имело место происшествие, ранее не возможное вовсе: исчезновение трех бойцов охранной команды и двух служащих банка. Днём. С места службы. Обнаружил это старший наряда после того, как заступивший на пост караул не ответил на контрольный звонок по внутреннему телефонному аппарату. Прибывший ко входу в банк наряд обнаружил не запертые двери, и заметил отсутствие ценностей в верхнем хранилище, количество которых уточнить на месте, без тщательной ревизии, не представилось возможным. На глазок пропало несколько мешков с золотой монетой, и не установленное количество ящиков со слитками. Список с адресами исчезнувших охранников и сотрудников немедленно раздали боевым группам Балуева, и в течении вечера и ночи все указанные и установленные адреса нахождения разыскиваемых были проверены, жители и семьи допрошены, помещения обысканы. Найти и задержать не удалось никого, но жена одного из пропавших охранников рассказала, как ее муж прибежал второго дня со службы во внеурочное время, собрал вещи и уехал на извозчике, наскоро всем объяснив, что со службы он уходит, и оставил три золотых червонца на житьё, обещав потом присылать ещё. Червонцы изъяли, а супружницу настрого предупредили о безусловном молчании, обязав непременно сообщить, ежели муж объявится. Пока боевики отрабатывали адреса, Клепинов с Балуевым предприняли по-дворовый обход близстоящих к банку домов, с целью узнать: не видел ли кто из жильцов что-то необычное. Не видели. Или умолчали, справедливо рассудив, что за многими знаниями воспоследуют многия скорби, а вот дворник дома напротив рассказал, как почти всю ночь, с 5-го на 6-ое, в соседнем дворе простоял санитарный грузовой автомобиль, и уехал ближе к полудню следующего дня. Шофёра, или кого другого, дворник не видел. Осмотрев дома снаружи Клепинов и Балуев затем облазили чердаки, и во одном из домов, прямо напротив банка, обнаружили удобный для наблюдения пост, правда ничем не указывающий на то, что им пользовались. Ну, разве-что, петли чердачной двери были смазаны. Не тратя больше времени на осмотры поехали по всем медицинским учреждениям, у которых могли быть автомобили. По ночному времени медицинский персонал, почти везде, в основном был представлен сторожами, и в госпитале, в который наведались уже под утро, местный сторож эмоционально рассказал историю о своем пленении, третьего дня к ночи, толпой неизвестных, застращавших штурмом и угнавших санитарный грузовик, стянувших попутно в гараже халаты и пару баков из-под белья. Было их трое или пятеро, не помнит, а внешность по темному времени не углядел, сильно спужался – револьвертом в харю тыкали, вот это запомнил. Начальник госпиталя, разбуженный у себя на квартире, недовольно разъяснил, что да, угнали, остался легковой форд, на котором кроме своих задниц ничего не привезти, что война дело понятное, но врачи и больницы нужны всем, а разорять да грабить надо начинать с кого-то другого.

В общем, к утру 8-го сентября картина складывалась следующая: в ночь накануне 6-го, группой не меньше чем из троих неизвестных угнан санитарный грузовик, который простоял до полудня во дворах рядом с банком; утром банк отработал в обычном режиме, а после полудня исчез караул у входа, в количестве трех охранников, и двое служащих верхнего хранилища; вместе с ними пропало энное количество золота в монетах и слитках; исчез санитарный грузовик со двора дома напротив. Вроде связать всё просто, но… Сгинувшим охранникам наблюдательный пост был не нужен, разве что сообщникам, которым они могли подать сигнал. Но откуда сообщники у проверенной не один раз охраны? Ещё грузовик этот…

И тут Клепинов вспомнил, что 6-го числа совсем не видел Туманова. Балуев отметил, что тоже его не видел. И где он находился во время штурма никто не знал. В целом – ерунда, им и самим в тот день было не до Туманова, но вот сопоставив всё вместе картина рисовалась весьма подозрительная, равно как и не очевидная – ну откуда у Туманова тут сообщники? Короче говоря, доложили о результатах и соображениях Фортунатову. Тот внимательно выслушал, уточнил детали, и озадачил обоих заверив, что быть представителем Народной армии Комуча Туманову никто не поручал. Выходило, что цель его нахождения в Казани не известна, поэтому велел им аккуратно выяснить: что делал Туманов в штабе Каппеля 7-го числа после полудня, а сам поехал в банк побеседовать с директором Марьиным, вопросы к нему накопились.

Узнать о требовании Туманова выдать со складов оружие большого труда не составило, уже к обеду караул складов и учетчик, выдавший 150 ящиков винтовок, истово клялись всем в правильности предъявленных Тумановым бумаг и показывали, где стояли грузовики и как всё в них загружали. А водители, при опросе, инициативно заявили о принуждении их к поездке, и подозрительно-странной задержке третьего автомобиля, хотя он был возвращён на склады, и оказался в целости и сохранности. Дальше приехали на железнодорожную станцию. Начальник станции был, прямо-таки, раздавлен обрушившимся на него вниманием господ боевиков и искренне сотрудничал со следствием, показав запись в журнале отношений и график отправки эшелонов, пояснив, что вагон убыл со станции в три часа ночи, и сейчас находится уже где-то на пути к Сарапулу. Телеграфист услужливо предъявил господам эсерам копию отправленного Тумановым сообщения в штаб Дутова, и запись об этом в своём журнале. Конфисковав оба журнала Клепинов и Балуев вернулись в штаб, дождались Фортунатова и доложили ему о расследовании, а он решил проинформировать Каппеля.

В штабе Каппеля собранная ими информация оказалась никому не нужна, отношение к боевикам кадрового офицерства было более чем прохладным, и ощущалось кожей, как неприятно военным общаться с ними по этому поводу. А самому Фортунатову Каппель дал понять прямо, что его штаб уже занят планированием наступления на Нижний Новгород и Москву, и отвлекать своих подчиненных на сторонние вопросы он никому не позволит. Поэтому Фортунатов, после беседы с директором банка, полностью переключился на отправку караванов с золотом в Самару, и весь массив собранной информации просто принял к сведению, решив доложить при случае в Комуч.

(Случай представился 13 августа, когда по запросу Самары, о дополнительном уточнении количества отправленных ценностей, Фортунатов отправил телеграфом, особым шифром, на имя товарища председателя Комуча и управляющего ведомством финансов Брушвита, сообщение о результатах проведенной проверки. Не известно, что послужило поводом для принятия решения Комучем – эта или иная информация, но тем же днём в Оренбург была отправлена телеграмма, о лишении Дутова всех делегированных ему полномочий Комуча.)

Пока же телеграфировали в Сарапул о встрече и досмотре на станции вагона, отправленного Тумановым. Вагон досмотрели. Но кроме отсутствия 3 ящиков с винтовками, никаких несоответствий документам обнаружено не было. Разве что часть винтовок перевозились россыпью, укрытая брезентом. Списали недостающее на воровство и отсутствие охраны, и вагон убыл дальше в Екатеринбург. А угнанный грузовик, с похищенным добром, приписали пропавшим охранникам и персоналу банка. В караул они заступали утром? Утром. Накануне ночью угнать санитарный грузовик могли? Могли. И было их трое, или пятеро. В общем, боевые группы эсеров принялись разыскивать их, выставив досмотровые пикеты на пристани и дорогах из Казани. Про Туманова пока забыли, да и не появлялся он больше в Казани. Вспомнили о нем 14 августа, когда с Самары телеграф принял шифрованное сообщение главы Комуча Вольского о розыске и задержании Туманова, и досмотре любого транспортного обоза, числом более двух подвод. Устным распоряжением депешу довели всем постам на трактах, железных дорогах и переправах. Что же должно находиться в подводах разыскиваемого обоза, по понятным причинам, не указали.

Марш-марш

(8 августа 1918)

Все казаки были собраны в «штабной» избе, за исключением стоящего в дозоре Щукина. Перед началом погрузки и выдвижения обоза Туманов решил довести до казаков особенности целей и задач, стоящих перед отрядом.

– Предстоит марш, более 900 верст. – сухо доводил он до собравшихся информацию. – Нам поручено доставить атаману, в Оренбург, золотой запас войсковой казны. Особенность нашего груза и обоза в том, что его будут пытаться перехватить: как части Народной армии эсеров, так и армии большевиков. Сто пудов золота это не баран чихнул. Поэтому, – он слегка повысил голос, – нам предстоит совершить не просто марш, а рейд по территории противника. Расчётное время на движение полтора-два месяца. Передвигаться предстоит скрытно, избегать встречи с населением и воинскими подразделениями, а при случайной встрече не оставлять свидетелей нашего передвижения.

Туманов оглядел притихших и посуровевших лицами казаков, остался удовлетворён: никто не обозначил удивления, не попытался вильнуть взглядом.

–  Боестолкновения на марше неизбежны, тяжелораненых нам оставлять будет негде, и они – свидетели, которых оставлять тоже нельзя. Я вас очень прошу не подставляться без нужды. – и эту информацию казаки приняли спокойно, – С этого дня мы все в рейде, до момента, пока золото не будет передано в казну войска. Сегодня день на сборы и отдых. Ночью начинаем движение. Всё.

День ушёл на перегрузку слитков и мешков с монетой в пустые оружейные ящики, крепление и пересыпку их опилками и стружкой. Вышло по десять ящиков на подводу, плюс по ящику с винтовками, сверху всё прикрыли брезентом. В каждую подводу распределили походные припасы: палатку, походный кузнечный горн, инструментарий и припасы. Пустые банковские ящики сожгли, автомобиль завалили лесом и ветками (Туманов оценил: годится, до осени простоит, потом снегом присыпет, а весной пусть себе находят).

Выступили в три часа ночи. В ста шагах впереди двигался парный дозор, затем подводы с тремя сменными лошадьми в сопровождении трех верховых, замыкал обоз парный арьергард. Через каждый час сопровождающие подводы меняли дозорных, через каждые три часа делали часовой привал. В караул, на время привалов и ночного отдыха, заступали по порядку все казаки отряда, меняя друг друга через каждый час. Туманов большей частью двигался в центре обоза, проверяя время от времени службу всего его состава.

Осторожно пересекли в темноте оренбургский тракт, по-началу обкатывая режим движения, прошли западнее Борисова и с рассветом углубились в лесной массив, свернув с проселка на Отары. Скорость движения обоза вне дороги падала вдвое, тяжело груженные подводы оставляли в грунте приметную колею, лошади уставали, а на крутых подъёмах приходилось им в помощь подпрягать сменных лошадей. На привалах лошадей распрягали, поили-кормили, себе успевали сварить кашу и запарить травяные чаи, для которых по дороге запасались подножными припасами. К исходу первых суток устали все, но режим движения был отработан. Сухая пора позволяла делать в день до 15-20 вёрст, если местность не требовала проводить предварительный осмотр маршрута. Тогда движение замедлялось еще более.

Особую сложность представляли крутые спуски в долы и овражки: груженые подводы под уклон начинали толкать впряжённых лошадей перед собой, и приходилось цеплять к телегам сучкастые «волокуши» из брёвен или стопорить колеса осей продетой через спицы жердиной. Но движение было устойчивым, ничего не ломалось, лошади справлялись, погода благоприятствовала. Пока двигались обратно маршруту, которым шли на Казань, места были узнаваемы и почти знакомы, где-то по правую руку, попутно, несла свои воды Волга, напоминая о себе густыми утренними туманами и ночной прохладой (кстати, с прохладой предстояло что-то решать, надвигалась осень), далеко по левую руку петляла полями пыльная лента оренбургского тракта, который пересекли ещё у Казани. К исходу четвёртых суток, 12 августа, вышли к Табаеву, и остановились на отдых в лесу. Впереди была открытая местность, тракт, и паромная переправа через Каму. Она сейчас беспокоила Туманова более всего. Переправляться на тот берег предстояло на пароме, как и в прошлый раз, только причины теперь были иными: по другому переправить через Каму подводы не было никакой возможности. После того, как обустроили лагерь, к переправе выслали пешую разведку: Филатова и Лисина. Вернулись разведчики не скоро и затемно. Филатов доложил Туманову:

– Командир, паром на этом берегу, под замком, охраны нет, но на том берегу парный пост, как и прошлый раз, только нынче стоят чехи. Меняются через три часа, смена добирается с этого берега на лодке, с Епанчино. Весь караул расположен там, думаю отделение, не меньше. Службу несут плохо, разводящего нет, на вёсла садятся двое, меняются, а после смены сдавший пост сам гребёт обратно. Крайняя смена была с полчаса назад.

Туманов с самого начала установил обращение в отряде по фронтовому: к нему обращались «командир», что вдвое короче «вашего благородия». Сам к казакам обращался по имени или фамилии, смотря что было короче. Как водится меж казаками, друг другу не «выкали».

– Значит, времени у нас два часа. Плюс полчаса на выдвижение. Сейчас час тридцать пять, – Туманов зафиксировал время и оглядел собравшихся в тесный круг казаков, – Делаем так: Гера и Лисин верхами возвращаетесь, переправляетесь ниже по течению через реку, после следующей смены пост снимаете и ждёте нас. Сёма, – обратился он к Щукину, – возьмёшь нужное, и как вернется смена с поста вскроешь замок парома, потом подашь сигнал Илье, а ты, – посмотрел на Суматова, – передашь уже нам. Встанешь на берегу ниже переправы за околицей, сигнал фонарём через старое голенище, учить никого не нужно? После сигнала встречаете нас у парома и сразу начинаем переправу. Если паром не вытянет всех – верховые переправляются вплавь. После переправы паром пустить по течению, Сёма это за тобой. Все уяснили свои действия? Вопросы есть?

– Куда чехов деть? – деловито осведомился Филатов.

– Как куда? В Каму. Ещё вопросы? Всё, делать.

Когда четверо верховых растаяли в темноте, Туманов выставил наблюдателями Малютина с Шумиловым, Поздеева отправил пешим порядком проверить и набить маршрут для обоза, по околице деревни, а возницам велел обмотать обода колёс войлоком и тряпьём, да промазать всё, что могло скрипнуть. Меньше чем через час вернулся Поздеев:

– Маршрут набил, командир, вдоль околицы есть дорожка. Собак мало и ветер со стороны деревни, тихо пойдём – и не учуют.

А Филатов и Лисин в это время переправлялись через Каму. Амуницию всю сняли, приторочили к седлам, и чуть ослабив подпруги у лошадей завели их в воду. Ильин день давно минул, вода была прохладна, но бодрил боевой азарт. Поплыли. Течение сносило их на полверсты ниже, однако в конце концов выплыли. Четверть пути лошади шли по пояс в воде, нащупав дно, и выбрались на белеющий берег, в прогал кустов. Быстро оделись и повели лошадей за собой, держа ближе к руслу реки. Остановились метров за двести до переправы, лошадей привязали к иве и тихо добрались до знакомого спуска к парому.

Недалеко от воды горел костер, двое караульных в шинелях и угловатых фуражках, с бело-красными нашивками на месте кокарды, неспешно вели разговор на непонятном языке, выбирали палкой картофелины с углей, тут же ели и чувствовали себя достаточно комфортно. Недалеко от костра, ближе к подъёму стояла телега, а рядом с ней белела боком стреноженная кобыла, которая слегка стрельнула ушами в сторону казаков, перестав щипать траву. Но быстро успокоилась и продолжила пастись, прядая ушами время от времени. Примерно через час заскрипели вёсла в темноте, и отблеск костра выхватил на воде лодку с двумя гребцами. Перекинувшись парой фраз, караульные поменялись: прибывшие уселись поближе к костру, обняв винтовки, а отстоявшие смену взялись за вёсла, и скоро пропали из виду. Скоро затих и скрип уключин. Филатов толкнул Лисина в бок, пора мол. Ужами скользнули к кромке воды, заползая за спины сидевших у костра, и перехватив удобнее ножи, которые держали до этого в зубах, одновременно метнулись к караульным. Филатов подхватив своего за подбородок и дёрнув влево сунул тонкий клинок под правое ухо. Толчком в затылок отправил обмякшее тело на землю. Лисин накрыл широкой ладонью рот своего подопечного, через шинель вогнал клинок в правую почку, придержал конвульсивно дёрнувшееся тело, опустил, вытер пятерню и клинок о шинель.

– Готово, – удовлетворенно пробурчал Филатов, и перевернув своего чеха на спину ухватил за ноги, – потащили что-ли…

Около третьего часа ночи наблюдающие приняли сигнал Суматова. Пора. Двинулись без шума, впереди показывал путь Поздеев, следом Туманов, подводы, и Малютин с Шумиловым замыкающими. Мимо деревень проскользнули тенью, подводы шли тихо, дорога была по мягкой земле и траве. Безлунная и тёмная ночь скрыла и деревни, и отряд, ни огонька, ни звука, только шорох колёс и мягкий стук копыт. Илья встретил их на краю деревни у реки, присоединился к обозу, ведя в поводу коня Щукина. Вдоль реки добрались до парома, там уже Щукин примерялся к вороту. На паром уместились все, однако просел он сильно, даже слегка провис трос через реку. Ворот принялись крутить общими усилиями, и паром разбивая левым бортом набегающую волну заскользил к противоположному берегу. Уже с серединны реки услышали удивлённое «Хэй!..» с оставшегося позади причала.