Я стою в смотровом кабинете. Кабинет как кабинет: стол, медсестра за столом что-то заполняет в журнале, кушетка, стеклянный шкаф с инструментарием, ширма. Всё просто, без излишеств.
Осмотр будет проводить тот самый хирург, здоровенный кавказец с волосатыми руками, кто был сегодня на утреннем обходе «Кандидат медицинских наук, наше местное светило» – как отозвалась о нём медсестра. Вспомнилось как он на утреннем обходе, бросив взгляд на мои поломанные уши, спросил меня какой борьбой я занимался, и, получив ответ, с интересом ещё раз взглянул мне в глаза, задержавшись около меня чуть дольше, чем следовало (видно хотел ещё что-то спросить, но передумал).
Сестра, не глядя на меня, предлагает мне пройти за ширму и раздеться.
Через минуту в кабинете появляется хирург, а сестра (Слава Богу!) куда-то выходит.
Врач бегло оглядывает мою вполне ещё спортивную фигуру и отворачивается к стеклянной этажерке с медицинскими инструментами.
– Вставайте на кушетку на четвереньки, – бросает он мне, перебирая свои железяки.
Стыд, беспомощность, неотвратимость этой позорной экзекуции – вся эта мешанина чувств и путаных мыслей погружает меня в состояние близкое к гипнозу, и я медленно залезаю на кушетку, одновременно наблюдая как врач выбирает из кучи хромированных железяк что-то вроде трубы (О, ужас! ну и размер!) и поворачивается ко мне.
– Ну что медлим? Вставайте на четвереньки, лицом от окна. – И всё это так буднично, по-простому, я бы даже сказал совсем без интереса.
Окончательно поняв, что чуда не произойдёт и этой процедуры мне не избежать, я подчиняюсь… Чувствую, как эта чёртова труба раздвигает мой анус…
Стыдное чувство перебивает болевые ощущения.
– Клизму как я говорил, ставили?
– Да, – выдавливаю я.
– Плохо почистились…
Я молчу, как молчит вызванный к доске ученик, не выучивший урока.
А через пять минут я уже с облегчением одеваюсь за ширмой.
– Всё у нас с вами хорошо, без патологий. В среду на операцию.
– Уже в среду? – С одной стороны мне хорошо от того, что на сегодня всё закончилось, а, с другой среда – это же совсем скоро, и всё это безобразие опять…
– Да, в среду, а зачем тянуть? В среду прооперирую и на следующей неделе, Бог даст, домой поедите. Сестра вам всё подскажет. Можете идти в палату.
За ширмой врача мне не видно, но он почему-то представляется мне стоящим у окна кабинета и скучая наблюдающим за будничной жизнью больничного двора.
В коридоре сталкиваюсь с главным балагуром из нашей палаты, Андреем, парнем не многим старше меня, заработавшего себе геморрой на строительстве собственной дачи, как он всем рассказывает, которого сестра ведёт на моё место.
– Ну что, Леха, – весело приветствует он меня, – ты уже не мальчик?
– Наверное, уже нет… – Пытаюсь подыграть ему.
– А я видишь следующий. Там на доске ничего не трогай, у меня там выигрышная позиция и мой ход, вернусь – доиграем. И он скрылся за дверью кабинета.
………………………………………………………………….
Среда. Операционный день.
Вместо завтрака нас, пятерых, назначенных сегодня на операцию, собирает хирург.
– Всем доброго утра, как настроение?
– Бодрое. – За всех отвечает Андрей.
– Это хорошо, а самочувствие?
– Нормальное. – Опять за всех отвечает он.
– Ну, вот и ладно… Значит всё по плану, сегодня я вас всех прооперирую.
Хирург бегло пробежался по лицам всех пятерых, и его взгляд опять задержался на мне (как мне показалось, он понял моё внутреннее волнение).
– Первым будет он. – Хирург указал на меня и вышел.
Все, кажется, облегчённо выдохнули…
– Везёт тебе, Леха, первым отмучаешься. – Поддержал меня наш штатный балагур.
Я криво улыбаюсь в ответ. Состояние как перед выходом на схватку.
Через полчаса за мной приходит сестра, и мы идём с ней в операционный блок.
В операционной к моему удивлению никаких столов, на которых в кино режут больных, а по центру стоит что-то вроде женского смотрового кресла с хирургическим светильником над ним, стеклянные столики, шкафчики и обязательная ширма с кушеткой.
И две молоденькие ассистентки…
– Здравствуйте! Проходите за ширму и раздевайтесь. – Говорит мне одна из сестёр, та, которая, постарше. И через минуту. – Готовы?
– Готов.
– Выходите.
Выхожу, прикрывая ладонями низ живота.
– Проходите и ложитесь в кресло. – Говорит всё та же, говорит с деланно безразличной интонацией.
Я медлю, чтобы забраться в это кресло мне нужны руки, а ими я прикрываю своё «достоинство».
– Давайте, давайте! – Подбадривает меня она. – Не одним нам, женщинам на нём лежать.
Делать нечего, я залезаю на это приспособление, стараясь не смотреть в сторону медсестёр, ложусь на спину и опять прикрываю низ живота ладонями. Ловлю насмешливый взгляд медсестры и отворачиваюсь («Чёрт с вами, делайте теперь что хотите»).
Икры моих разведённых в стороны ног ложатся на мягкие подставки и медсёстры фиксируют их какими-то ремнями. Из боковой двери появляется хирург.
– Готов?
– Да – отвечает рыжая медсестра ( я только сейчас увидел, что одна из них, та что постарше, с ярко рыжей чёлкой, вылезающей из-под белого колпака, а вторая – помоложе и тёмненькая, скорее всего тоже горянка, как и хирург).