Далеко-далеко

Однажды, в их небольшую квартиру на пятом этаже зашла мышь. Мышь была толстой и очень наглой, она вальяжно прошествовала к С?миной миске, и презрительно фыркнула, увидев там остатки сухого корма. Инна, взвизгнув совершила прыжок на табурет, явив миру чудеса ловкости и отменную реакцию. Кот же, С?ма, удивл?нно уставился на невиданное ранее существо. Он был домашним котиком, и с мышами доселе не встречался.

Если вы думаете, что дальше я расскажу, как в Сем?не возоблодали инстинкты, и он сожрал зловредную мышь, или более того, Инна Николаевна позвала соседа на помощь, и у них всё закрутилось, то вынужден вас разочаровать. Сем?н плевать хотел на все инстинкты, и брать эту волосатую хамку в рот, категорически не желал. А сосед у них был тихий алкоголик достаточно преклонного возраста, что автоматически исключало его из списка потенциальных ухаж?ров. Так что, посидев на табурете в позе задумчивой орлицы, Инна спросила Сем?на – и что же нам теперь делать?

Впрочем, вопрос был риторический и ответа не требовал. Так как помощи извне не предвиделось, а собственными силами уничтожить нарушительницу не представлялось возможным в силу брезгливости одного, и природной доброты другой, была выработана единственно верная стратегия поведения.

Инна извлекла из холодильника сыр и колбасу, что полностью соответствовало е? представлениям о мышиных мечтах и чаяниях. Аккуратно порезала на блюдце, и налив в другое молока, поставила угощение в укромный уголок. Захватив Сем?на в охапку, Инна Николаевна деликатно удалилась из кухни.

Так и стали они жить втро?м, маленькая Инна, толстый кот Сем?н, и такая же толстая мышь, которая оказалась не такой уж и наглой, а вполне воспитанной мышью.

Просто она не очень доверяла незнакомым котам и людям.

О женщинах.

Вот, не хотел я этого писать, но должен, должен! И вс? тут, иначе мне потомки не простят, и проклянут страшными проклятиями мои усохшие кости, а я не хочу, чтобы мои кости были ещё и прокляты, мало ли как это скажется на мо?м бессмертном духе. Может кор?жить начн?т, или плющить и таращить. так себе перспектива.

Вобщем сегодня речь пойдёт о женщинах. Женский пол, неиссякаемый источник вдохновения и проблем. Вот, к примеру была у меня одна знакомая, ходячая катастрофа просто. Не то чтобы вокруг не? цунами бушевало, или ураган. Просто вечно в какие-то истории влипала, на её месте я сидел бы в бункере, или в подвале на худой конец, так нет, энергия прям ключом била, и как водится всё по голове. Однажды она мне заявила – осень пришла, надо сапоги новые покупать. Ну надо, так надо, вещь по осени вовсе не лишняя, пошли. Пять магазинов обошли, тысячу сапог, наверное, перемеряли, не то всё, хоть плачь. На правой ноге нормально сидит, а на левой как испанский сапожок. То ли нога такая нестандартная у не?, то ли производители сапогов сплошь одноногие, и не умеют левых сапог шить, не суть. В общем таскаемся по магазинам, и тут она мне заявляет, давай мол в строительный зайд?м, типа на шурупы полюбуемся, а то, говорит, я вижу, устал ты на обувь глядеть, заботу проявила, ага. Вышел я из этого строительного как верблюд навьюченный. Обои, там клей… И разразился ремонт, кто делал знает, в квартире срач неимоверный, клей везде, обрывки обоев, и обвинения в рукожопости в воздухе. P. S. А сапоги так и не купили, в старых ходила, они мол разношеные, удобные. Или вот ещё за хлебом раз пошла, а вернулась без хлеба, зато с котом. Ну с котом то мы подружились потом, и даже последней сосиской делились, когда подруга вдруг решила, что у не? попа потолстела, и сразу диета, фитнес, прич?м для всех. Я-то ладно, ко всему уже привычный был, а вот кота жалко, о-о-о-о, как он на брокколи вар?ную смотрел. Картину можно было писать о мировой скорби. Другая тоже дама была, но по-другому совсем, она меня на подвиги вдохновляла, ну там руки перед едой мыть, или носки в кучке держать, не давать им по дому расползаться. Или вот хочу я, например пива с воблой, а покупаю шоколадку, потому как ей приятно будет, а значит и мне приятно, вот такой симбиоз. Я не говорю, что плохо было, совсем нет. Но видимо не героический я человек, ну раз совершил, ну два, ну десять… Но жить в состоянии подвига трудно, это наверное только герои могут. Расстались мы, печально конечно, ага. Ну, в общем и другие были. Но я вовсе не хочу сказать что женщины это плохо, напротив я люблю женщин, и уважаю, но не всегда понимаю. Вообще женщина должна быть в жизни мужчины, иначе это не жизнь, а так… Бессмысленное созерцание, и носки разбросаны.

Встреча

Однажды т?мной, летней ночью, по старому кладбищу прогуливался алкоголик Василий. Трепетной рукой прижимая почти полный пузырь к телу, Василий полной грудью вкушал покой и умиротворение присущее этому месту. Почти незаметно покачиваясь, он переходил с одной аллеи на другую изредка останавливаясь что бы сделать очередной глоток прямо из горла, и выкурить сигарету. Домой идти не хотелось, а больше идти было и некуда.

Неожиданно, во время одной из таких остановок, Василий почувствовал холодный порыв ветра, резко контрастировавший с т?плым воздухом лета. По коже промаршировал взвод специально обученных мурашек, а мутный взор вычленил в окружающей темноте бел?сое облачко, скользящее между могил. Облачко медленно, но целеустремленно приближалось к Василию. Тот икнул от неожиданности, и что бы восстановить душевное равновесие хорошенько приложился к бутылке. Мощный глоток, подействовал неожиданно отрезвляюще, но при этом притупил чувство страха. Василий закурил, и стал с любопытством ожидать, когда облаку надоест петлять среди вычурных оградок.

Наконец, мерцающий призрак, а это несомненно был он, приблизился настолько, что Василий решился его окликнуть – какая приятная ночь, не правда ли? – Громко произн?с он.

– У-У -У – ответил призрак.

– А вы не очень-то любезны – продолжил Василий беседу.

– У-У-У-согласился призрак. По мере приближения приобретая форму и черты довольно миловидной девушки.

– ты немая? – участливо спросил Василий.

– нет, -неожиданно мелодичным голосом произнесло привидение. – мне просто хотелось вас напугать.

– милая моя – рассмеялся е? собеседник, – меня не так уж легко напугать. Я видел чертей, и летающих крыс, а ещё зелёных слонов ростом с собаку.

– да, – печальным колокольчиком, отозвалась девушка, похоже маленькие зелёный слоны, произвели на не? впечатление – да, похоже, что так.

– зачем же ты хотела меня напугать? – поинтересовался Василий.

– ну, я же привидение, – резонно сказала девушка-привидение, – мы должны всех пугать! – убежд?нно добавила она.

– и часто ты этим занимаешься? – Спросил Василий, всё больше входя во вкус этого маленького приключения.

– Совсем нет! – грустно вздохнула, маленькая фигурка – здесь совсем никто не бывает. кстати, меня Ангелиной зовут. – не совсем логично вдруг сказала она.

– Вася – машинально ответил Вася. И тут же спросил – ааа а вы давно в таком виде? Как… Как это случилось с вами?

Привидение, или лучше сказать Ангелина, задумалась. – ну, я болела, болела, а потом умерла. А давно ли? Лет пятдесят назад, где-то так.

– и вы пятдесят лет бродите тут совсем одна? – Василию стало жалко эту совсем юную девушку

– Нет, нет – расмеялась Ангелина, – нас много здесь, но они все там – призрачная рука махнула куда-то в сторону. – в западной части. Там весело. Просто мне захотелось прогуляться сегодня, такая чудная ночь.

Василий закурил очередную сигарету, очарование пропало, просто девочка, хоть и из другого мира. Тоска вновь навалилась, общаться перехотелось, и скомкано попрощавшись, Василий побр?л к выходу. Выпивать при новой знакомой он постеснялся, но за воротами крепко приложился к бутылке. Ангелину он больше никогда не встречал. Гулять он стал ходить в парк, а когда умер от цирроза печени, похоронили его на новом кладбище. Но это совсем другая история

.Вот как бывает

Ходил я недавно в интернет, захотелось на людей посмотреть и котиков. Анекдоты почитать, да советы полезные послушать. Есть у меня страничка в «одноклассниках», и я периодически е? посещаю, каждый день. Захожу значит на страничку, а там мадмуазель дружить предлагает, и на мордочку такая не шибко страшненькая. А я ч?? Я парень одинокий, свободный, можно и дружить. Принял приглашение. «Привет» Пишу, ну а она мне в ответ – " пиши мне на ватсап, тут мол не отвечу и номер написан. Вот думаю, то у девушки номерочек не выпросишь, а тут на тебе сразу, пожалуйте общаться. Перебираюсь быстренько в ватсап, и опять «привет». Пишу, неоригинально, конечно, но я ж не знаю, что за человек эта мамзеля, на какой кривой козе с ней дружиться надо. А она мне и отвечает, мол очень хочется с мужчиной познакомиться, но вокруг все какие-то извращенцы и жадины, и в доказательство, что я вовсе не такой, требуется перевести 300 рубл?в на номер такой-то. Взамен чего я стану счастливым обладателем портфолио из 12 весьма откровенных фоток. А иначе я жадина и ненормальный, и на свидание со мной идти страшно и опасно.

Ну, я и отвечаю, что мол я не жлоб и не маньяк, и на эти триста рублей, между прочим честно заработанные, готов угостить при личной встрече булочкой с кофеем, а фотки обнаж?нные мне не надо, и лучше отдать их в фонд помощи тем самым извращенцам для глубокого самоудовлетворения. После слов этих я был немилосердно заблокирован, и остался я без свидания, зато с тремястами рублями. Я на них себе сигарет купил, не так полезно, конечно, для здоровья, чем даже интим-фото, но удовольствия больше. А она, наверное, и сейчас бродит по просторам интернета, и ищет нежадного мужчину с тремя сотнями рублей.

Белая горячка.

Ванька был истинным и последовательным поклонником Бахуса. Проще говоря, Ванька пил. Пил безбожно, и до беспамятства. Лет 40 ему было, и как минимум половина прошла под знаком алкогольной интоксикации. Потому и звали его Ванькой, а не скажем Иваном Тимофеевичем, как значилось в потр?паном паспорте. Так и жил, пил, и пил, иногда ел, но всё же значительно реже нежели пил. Иногда мысли приходили в Ванькин одурманенный мозг, по ночам обычно, приходили и уходили, а тут завелась одна, и не уходит, каждую ночь зудит и зудит. Мысль простая как чекушка, пить бросить. Крепился, крепился Ванька, да и сдался. Очень уж настойчивая мысль попалась, идея фикс прямо. А чо? -думал Ванька, и брошу, бабу себе найду, и работу, и соседи-сволочи здороваться будут.

Так и бросил, день не пь?т, другой. Тяжело, конечно, сколько раз с унитазом обниматься пришлось и не сосчитать, нету столько пальцев на руках, разве что у мутанта Чернобыльского, да и то не у всякого. Но крепился Ванька, туго за дело взялся, такой характер у него был, ни за что браться не хотел, но если уж взялся, тогда Ухх, держите меня семеро…

И вот возвращается Ванька под вечер второго дня с очередного свидания с унитазом в комнату, глядь, а в кресле мужик сидит, зел?ной шерстью покрыт ниже пупка, а торс голый, и рога на лбу, маленькие, но вполне заметные. И говорит ему мужик, – чтож ты Ванька пить-то бросил, скучно нам без тебя, да и кот?л со спиртом, кипящим тебя, дожидается, не обратно же на склад его отдавать, отписываться умучаешься.

Ванька так на пороге и сел, -Вот -думает -дело какое, серь?зное, – но потом вс? же призадумался, голова-то трезвая, несерь?зный какой-то ч?рт, штаны эти лохматые, роги, клоун какой-то а не ч?рт. И послал его по той самой ч?ртовой матери, крепко обложил, не вынес этого чертяка, исчез в клубах вонючего сероводородного дыма. И Ванька исчез, стал он вс? таки Иваном Тимофеевичем, и бабу наш?л себе и работу, и соседи здороваться стали, и не такие уж сволочи они оказались.

Про письки

Жалуются мне мои подруги знакомые, заполонили сообщения в соцсетях писюны мужские, шлют, и шлют. Как будто больше показать нечего. Прямо не протолкнуться в лесу из писек, бритых, и волосатых.

И требуют в ответ сиськи показать, ну на сиськи скажем и я поглядеть не прочь, но всё-таки и поговорить, наверное, надо о ч?м-нибудь высоком, о Мандельштаме, например, или ценах на макароны.

И вот мысль в голове поселилась, а о ч?м думают эти вот самые писькосланцы? Вот прям представляю, как сидит себе в кабинете внешне уважаемый человек, и хозяйство сво? любовно фотографирует, ракурс подбирает и освещение. А потом ничтоже сумняшеся посылают незнакомым людям, дамам в основном, в качестве привета. А дамы смеются, рот ладошкой закрывая, но в сообщении строго так пишут – ах что вы, я вовсе не такая, и мне прежде чем писюльку свою предлагать, надо руку и сердце предложить, и квартиру с машиной, и цветов с шоколадом, и в кино сходить, А потом я может и гляну на вашу прелесть, и даже сиски покажу.

А сами всё равно смотрят, и друг перед дружкой хвалятся, кому больше и красивее прислали. И ковыряются недостатки высматривают. А господин вс? в кабинете сидит, и думает-вот какой у меня Уд срамной красивый да ладный, и прямо хочется похвастаться, но в реальности это нельзя, извращенцем назовут, эксгибиционистом, и штраф за хулиганство, что самое обидное, мелкое хулиганство. Конечно тогда и карьера козе под хвост покатится. А в интернете всё можно, он как бумага, всё стерпит. И сидит в полут?мном кабинете одинокий человек, и шл?т и шл?т письку свою всем, без разбора, дамам. Вдруг какая-нибудь и пожалеет. Женщины у нас-то в основном добрые, отзывчивые.

«Уходя, гасите свет»

«Уходя гасите свет» – эту надпись я всегда вспоминаю при расставании. Люди часто расстаются, это жизнь, это можно понять, и даже принять как данность. Но остаются воспоминания. Воспоминания овеществл?нные и воспоминания не овеществл?нные, просто картинки. И тогда память превращается из друга и помощника в злейшего врага. Она приходит долгими одинокими вечерами садится рядом и нудит, нудит… Она врывается в сны, и там уже отрывается по полной, во сне е? власть, бледной костлявой рукой память выцарапывает из самых пота?нных уголков лица, давно ушедших за горизонт, людей. И не важно умерли они, или живут где-то там, вне твоего восприятия. Не имеет значения, они ушли, и оставили после себя свет включ?нным.

Ошибкой было бы думать, что время лечит. Оно лишь да?т пищу для памяти, и ты ложишься спать надеясь, что память обожр?тся, захлебн?тся, запутается в суматохе, и хоть на ночь, на час, на миг перестанет терзать беззащитный разум. Уйд?т, и позволит забыться.

Несколько лет назад я попал в этот дом, здесь заботятся обо мне, следят что бы я был сыт, и одет, по мере сил берегут мо? расшатанное здоровье. С одним только не могут помочь, с памятью. Каждый вечер закрывая дверь своей комнаты, я окунаюсь в мир своих кошмаров.

Детство сво?, я плохо помню, обычный ребёнок из, как сейчас говорят, неблагополучной семьи. Отца своего я не знал никогда, иногда мама рассказывала мне о том какой он подлец и мерзавец. Мать работала уборщицей в большом магазине, и частенько после школы я приходил к ней, охранники и продавщицы меня знали, и всегда угощали чем-нибудь сладким. А я взяв угощение, ш?л в торговый зал якобы в поисках матери, а сам подворовывал продукты которые мать вс? равно не могла бы купить, брал я немного, и очень боялся что меня застукают, зато к ужину мы с мамой могли побаловать себя чем-нибудь вкусным, мама называла это моральной компенсацией. Ещё я помню, как мы ездили к бабушке, бабушка была старая и добрая, и, как мне казалось тогда, богатая, у не? всегда были конфеты, а на обед и на ужин она всегда подавала что-то мясное, или рыбу, или колбасу.

В школу я ходил не очень охотно, одноклассники смеялись над моей поношенной одеждой, учителя недолюбливали меня за, как они однажды выразились, некоторую туповатость. Может они были и правы. Учился я из рук вон плохо, да, честно говоря, не очень-то и стремился. Мне интересней было бродить по улицам, смотреть на людей. Я часто представлял себя сильным, или богатым, или волшебником, думал, как бы я наказал этих людей, что бы они всегда поступали правильно, люди с л?гкостью нарушали правила, и им, как мне казалось тогда, ничего за это не было. Меня же всегда наказывали за малейшие нарушения.

Прошли годы, я не стал ни сильным, ни богатым, честно говоря, я не стал ни кем. Давно ушли одноклассники и учителя, продавщицы и охранники, ушла мама. А я остался, но сегодня я решил это исправить, окно открыто, и внизу я вижу спешащих по своим делам людей. Сейчас я допишу эти строки и тоже уйду.

Уйду, и выключу свет…