Петя с института себе приключения на жопу придумывал, а я его как бы прикрывал, друг-одногруппник, мать его. Новосибовский филиал Томского юрфака, с первого курса вместе во всех передрягах. В общем, даже когда он как бы к бандосам прилип, а я в органы пошел, всё равно общение до конца не прерывалось. В общем, если бы я его тогда после беспредела не помог как бы отмазать, сел бы он на свою десятку, как пить дать. Распетушили бы его, в общем, на зоне, за их художества, или сторчался бы, как все его подельники. Отмазали условкой, как водилу, «мол в машине сидел, ничего не знал, ничего не делал», хотя я-то точно в курсе, как бы что и с кем он там делал. В общем, рассказал потом Петя по синей воде все подробности, плакался, что спать не может. Как бы каялся, за грехи свои. В общем, договорились с ним тогда: он льет нужную инфу моему начальнику, а его как бы не закрывают на зону. Собственно, если бы не я, то как бы не было бы этой бизнес-империи, поэтому, в общем, я имею самые большие права на всё. Как бы столько лет на заднем фоне, конечно, формируют привычку не высовываться, но теперь именно мне как бы выгребать всю эту бодягу своими мозолистыми руками. Ну, может, Сашко еще будет помогать.
В общем, в принципе, здесь ситуация не совсем чтоб полная жопа – документы по всем объектам чистые, как бы предъяв от местных нет, со всеми поделились, и как бы договорились. Вроде бы. Позавчера объявились какие-то новые «мы здесь новая народная власть». Как бы послал их, конечно, посоветовал обратиться в международный Гаагский суд; в общем, моих бойцов должно хватить ответить на безобразия. Можно как бы отчалить в Москву решать за главное. Тут на хозяйстве оставлю Кешу Бабуина.
– Кеша, ты тут? – громко гаркнул в дверь.
– Так точно.
– Кеша, я сегодня в Москву, там задержусь на недельку минимум, а скорей всего на месяц, ты тут как бы за хозяина.
– Так точно.
– Не знаю в курсе ты или нет, но Завадский как бы пропал вместе с самолетом, завтра неприятные новости вылезут наружу: в общем, будь готов к возможным волнениям. Дежурство круглосуточное, оружие парням раздай и можешь не собирать вечером по оружейкам. В общем, может, конечно, обойдется, но очень уж хороший повод нас пошатать. Да и в принципе все неспокойно, не дай боже эти майдауны сюда полезут.
– Принято.
– В общем, с местными не рамсить, в стычки не вступать, при непонятках звонить мне, я как бы подключусь.
– Так точно, – ни один мускул не дернулся на его круглом, внешне добродушном, но ничего не выражающем лице.
– Кеша, ты робот; ты вообще понимаешь, что у нас как бы проблемы?
– Так точно, Пал Саныч.
– Кеша, сдай билеты на самолет и иди организуй мне машину с охраной до Москвы.
– Сделаю.
Бабуин тихо растворился за дверью. Несмотря на его немногословность и кажущуюся недалёкость, Кеша был очень хорошо образованным и как бы думающим парнем – в общем, бывший офицер Беркута из Донецка, местный, как бы соль от соли Донбасса. Бабуин – погоняло, в общем, сомнительное, но на самом деле погремуха сложилась как бы от имени и фамилии —Бабин Иннокентий. Именно он как бы управляет силовой охраной завода и держит контакт с местными; уверен, что справится.
Интересно устроена психика человека. Еще вчера ты спокойно летаешь самолетами и даже не задумываешься о том, что что-то может пойти не так, а сегодня, когда катастрофа ударила совсем рядом, по близкому человеку, у тебя развивается жёсткая аэрофобия. Авиакатастрофы всегда вызывали у человека сложные эмоции: страх, горе, недоумение по поводу того, как это вообще могло произойти. Головой ты, конечно, понимаешь, что погибнуть на самолете шансов сильно меньше, чем разбиться н автомобиле или просто умереть от инфаркта, но тебе все равно становится очень страшно, и ничего с этим сделать не получается. Это иррациональный страх, как у животных перед молнией и громом; кто-то начинает пить алкоголь, чтобы снять страх, кто-то становится истово набожным. Но на самом деле это слабо помогает. Со временем у большинства это чувство притупляется, становится не столь острым и колющим сознание – до следующей громкой авиакатастрофы, и каждый новостной заголовок о новой катастрофе влечет за собой новый поток вопросов: что могло пойти не так? Как это повлияло на семьи пассажиров и экипажа?..
С другой стороны, езда в автомобиле, что за рулем, что пассажиром, не пугает так сильно, хотя ежедневно в мире в автокатастрофах погибает больше трёх тысяч человек, и еще больше калечится, травмируется. Если глубоко задуматься, то отсутствие страха – это ощущение мнимого контроля над ситуацией, в отличие от полета на самолете, где кроме того, что ты вверяешь свою судьбу в руки пилоту и до конца не понимаемым технологиям, так еще и попадаешь в незнакомое замкнутое пространство.
Это мнимое ощущение контроля в жизни очень часто играет с людьми дурную шутку. Оно снижает внимательность и осторожность; тот же опытный водитель всегда на рефлексах определяет скорость потока и поведение других автомобилей. Даже в зависимости от марки машины понимает, что вот этот тревожный человек на Бэхе сейчас может начать резкие маневры и держит большую дистанцию, а вот эта машина, оклеенная буквами «У» и «туфельками», может сделать вообще все что угодно. Годы опыта и безаварийного вождения еще более укрепляют ощущение тотального контроля над дорогой и своей судьбой. Но это происходит только до того момента, пока у груженого щебнем самосвала не отказали тормоза на МКАДе, или до внезапно случившегося инфаркта у таксиста на встречке. А ты всего лишь не пристегнулся, потому что ты настолько опытный, что с тобой ничего не может случиться. Самые страшные последствия наступают, когда ты перестал все предусматривать, а ситуация внезапно вышла из-под контроля, и твои рефлексы не знают, что делать: ты привычно пытаешься спасти ситуацию, а это не помогает, потому что обстановка не стереотипная. Мнимое ощущение полного контроля может привести к игнорированию и недооценке внешних факторов, которые влияют на исход событий. Это сильно затрудняет объективную оценку ситуации и принятие правильных решений.
В общем, глобально, всю структуру Русмета можно и нужно подгрести под себя; в конце концов мы с Петей все это время как бы бок о бок всё это создавали. В общем, на фронте он, а в тылу я, как бы подметая все его косяки, отрезая хвосты и обеспечивая безопасность процесса. Да, он с шашкой на лихом коне, а я как бы обозник и, в общем, кому как не мне должно достаться всё это добро? Ну не Ольге же с ее сынишкой-дебилом. Она вообще как бы не имеет отношения к тому результату, который есть. В общем, одна заслуга: вовремя раздвинута ноги перед нужным человеком. И за это отдавать сотни миллионов баксов? Ну уж нет. В общем, есть у неё свои фитнесы, как бы ей хватит до конца жизни. Сынишка Олег? Дебилоид малолетний: я, в общем, ему мыть толчки не доверю, настолько тупой. Мозги все коксом и алкашкой сжёг, надо как-то изолировать его. Хотя лучше ничего не делать. Или сам сторчится, или как бы разобьется к хренам на своем Мустанге. Толик-помощник все документы без проблем подпишет; в общем, мой человек, отломлю ему пару соток грина, до конца жизни обязан будет, как бы переведу к себе в водилы. Туповат Толик, ему как бы больше и не надо.
Сашко, в принципе, как коммерс и управленец, не помешает в дальнейшей работе; обеспечу ему должность председателя совета и долю в его заводике как бы оставлю; в общем, тоже будет довольный, как Бобик на помойке. К тому же он и есть как бы с помойки, детдомовец хренов. В общем, нужен он мне, не надо жадничать; думаю, договоримся, к тому же он мне полностью как бы доверяет. Вон, первому позвонил мне за помощью, как бы понимает, у кого сила. В общем, в конце концов, что он может без меня? Это ему наивно кажется, что у нас как бы просвещённые времена и можно все по закону решать. Испокон веков, в любом государстве, при любом строе, как бы работает право сильного. А сейчас сильный тут как бы только я. Но ломать его нельзя: нужно брать в союзники, как бы убеждать, что так будет лучше, что наследие нельзя просрать, в общем, «Русские Металлы» дело всей жизни и все такое.
Остается эта соска Алина – сиськи-губы-жопа; думаю даже не понимает, что за документы она как бы подписала. Привезу её сам к нотариусу, оставлю жить в хате, должна спокойно все переписать на кого надо. И как с ней Петя столько времени был? Ну невозможно в режиме лежать-сосать-молчать с одной и той же бабой долго общаться, даже с самой сладкой. В общем, наверное, что-то не понимаю, что-то упускаю, надо как бы внимательно присмотреться и разобраться. Покопаться в деталях. Позвоню-ка я Алику-чечену.
– Алло, Алик, дорогой, как сам, жив-здоров?
– Ас-саляму алейкум, Павел Александрович, все хорошо, работаем, Машаллах.
– Алик, брат, мне твоя помощь нужна. Девочка есть одна, надо её немного как бы прессануть, но без травм и криминала. Надо чтобы она ко мне с проблемами прибежала, а не к ментам. Пусть от тебя боец заедет, я дубликаты ключей от квартиры передам и адресок напишу.
– Павел Александрович, дорогой, все сделаем как просишь, отправлю туда ребят, порешают.
– Пусть послезавтра подъедут, как бы стволами погрозят, отыметь пообещают, если она документы на завод не отдаст, и доверенность не напишет. Начнет орать, что нет у неё никаких документов – посмотрим, кому она звонить бросится за помощью, проверим, кто за ней стоит. Если никому звонить не станет, то легонько в печень пусть сунут, и дадут день на раздумья, и пусть уходят. Еще раз говорю: как бы не уродовать и не насиловать. А с меня, как всегда, за услуги как бы по тарифу.
– Да, брат, сделаем.
Ну вот, все карты как бы на руках, осталось только разыграть партию. В общем, все складывается нормально. Петю, конечно, как бы жалко, но все мы смертны, а развалить общее дело я не дам, и раздать на халяву не позволю. Как там говорил французский монарх Людовик под каким-то порядковым номером? «Королевство – это я». Так вот теперь «Русмет» – это я, и как бы никаких вариантов больше нет.
– Шеф, машина подъехала, пора ехать в аэропорт.
В общем, пора. Новая глава моей жизни как бы начинается сегодня. В общем, поехали. В Москву.
Глава 8. 8 марта. Петр Завадский.
На горизонте, где небо встречается с водой, утренний свет разливает свои краски, превращая открытый океан в живописное полотно. Небо окрашивается в пастельные оттенки розового и персикового, постепенно переходя в яркий золотистый цвет, который отражается на поверхности воды, создавая иллюзию мерцающего золота. От этого света рябит в глазах и хочется надеть темные очки. Океан в этот момент кажется бескрайним и величественным, его спокойная гладь простирается до самого горизонта. Легкий утренний бриз касается поверхности воды, создавая едва заметную рябь и наполняя воздух свежестью и ароматом соли. Волны, словно ленивые гиганты, медленно перекатываются, и видно, как по поверхности бегут белые барашки пены.
Утренний открытый океан – это момент, когда природа демонстрирует свою мощь и красоту, эту силу невозможно ощутить, пока не окажешься в воде, мелкой щепкой кружась в могучем потоке.
Это спокойствие обманчиво. Буквально в течение нескольких минут налетает ветер, и вода, обычно спокойная и манящая, теперь кажется тёмной и неприветливой, её поверхность покрыта высокими пенистыми гребнями. Ветер воет, предупреждая о надвигающейся буре, его порывы беспощадно хлещут по воде, поднимая брызги и создавая хаотичные узоры на поверхности. Океан в этот момент кажется живым существом, полным скрытой силы и непредсказуемости. Вдали виднеются молнии, озаряющие горизонт, и гром раскатывается, добавляя драматизма в эту и без того напряжённую картину.
Мы прошили слой редких облаков, значит падать осталось совсем немного, не больше километра.
Капля воды на стекле иллюминатора, словно кристаллическая жемчужина, замерла в своём стремительном путешествии. Её поверхность играет с утренним светом, преломляя лучи и разлагая радугу на множество оттенков, от нежно-голубого до яркого зелёного. В каждом движении капли затаилась неведомая жизнь, словно она – частичка того, что происходит за стеклом, за горизонтом, где небо встречается с морем. Бескрайнее пространство синей воды с отблесками солнца вызывает ассоциации с приземлением на любой жаркий курорт. Вот сейчас приземлимся в аэропорту, подъедет комфортная машина с кондиционером, скроет от изнуряющей жары в своем чреве, и доставит тебя в комфортабельный отель, к бару и бассейну.
Самолет шел по пологой глиссаде, приближаясь к водной поверхности. Я вцепился в штурвал, медленно натягивая его на себя, чтобы удар об воду был плоским и не разорвал самолет на части. Хотя какие шансы выжить в открытом океане без еды и воды – непонятно, даже в спасательном жилете. Ну несколько суток, а потом – на корм акулам или другим хищным созданиям. Мой опыт дайвера, нырявшего под воду во всех уголках мира, не давал никому длительных шансов. Я наблюдал все виды акул на этой планете, мои покусанные ласты не дадут соврать. И кроме акул – барракуды, мурены, осьминоги, медузы, электрические скаты – с разной степенью вероятности могут быстро или не очень отправить тебя на тот свет. Но самое страшное – это отсутствие пресной воды. В лучшем случае трое суток, и мучительная смерть от жажды под палящим океанским солнцем. Худшие варианты я даже не рассматриваю, до приводнения еще дожить надо. От напряженного вглядывания в поверхность в глазах появились белые пятна. Или это пятна на воде? Слева по борту в воде начали появляться бледно-голубые, неправильной формы круги. Как на Мальдивах, отфиксировала память. Твою мать, это же атоллы, коралловые острова! Значит мы в Индийском океане; вопрос, конечно, где, но шансы на выживание начали расти в геометрической прогрессии. Острова – это шанс на выживание, это шанс на еду и воду. И на то, что нас смогут найти. Теперь главное посадить борт так, чтобы не разбиться об воду. Начал тянуть штурвал в сторону белых кругов на воде: нужно плюхнуть самолет как можно ближе, а там уже можно будет доплыть до отмелей.
Никогда не понимал, как такое количество тонн металла и пластика не падает в воздухе. Мне десятки раз объясняли физику процесса и разницу давления под- и над крылом: когда самолет движется вперед, воздух обтекает крылья, создавая разницу давления между верхней и нижней частью, это давление и удерживает самолет в воздухе. Я как баран на новые ворота смотрел на формулы, и не мог понять, каким образом это работает. И поэтому даже сейчас не понимаю, почему мы не летим камнем на дно. Господи, спаси меня, грешного. Вода надвигается с огромной скоростью, набегая навстречу огромной падающей стальной птице.
Удар о воду. Грохот, скрежет гнущегося металла, крики пассажиров. Меня тряхнуло так, что показалось, что внутренности вышли наружу и пожили какое-то время отдельно от тела. Я выключился на какие-то мгновения. Самолет разрезал воду носовой частью, но не зарылся под воду, а удержался на воде как поплавок. Выживу – пойду пилотировать Боинги; посадка в текущих условиях получилась идеальной. Ёпта, где мои аплодисменты от пассажиров?!.. Эх, это вам не рейс Москва – Анталья.
Теперь все нужно делать очень быстро; борт сконструирован так, что если не развалился на части, то продержится на воде некоторое время, и если мы не пошли на дно сразу, то все могут успеть выбраться из самолета. Катастрофа начала превращаться в приключение. Я отстегнулся и вылез из кресла пилота. Выгляжу, конечно, отлично: руки по локоть измазаны в крови, рубаха и пиджак тоже. Попробовал открыть дверь пилотов и понял, что при ударе о воду ее перекосоебило, и заклинило. Приложил усилия, но дверь не поддалась. Весёлая ситуация: остаться в заблокированной кабине пилотов с двумя трупами в медленно уходящем под воду самолете. Если не выбраться, то следователи, нашедшие борт, сойдут с ума от догадок по поводу того, что тут произошло. Хорошо, что я знаю, как выбраться – буду вылезать через форточку, этот способ я тоже подсмотреть в программах на Дискавери. Как рассказывали специалисты, открывающиеся окна в кабинах пилотов – не для проветривания, а как раз для вот таких вот непредвиденных ситуаций. Надо торопиться, а то такая махина, если начнёт тонуть быстро, утащит за собой не только тех, кто не успел выбраться, а еще и всех, кто не успел отплыть достаточно далеко. Твою ма-а-ать, а я-то не одел спасжилет, и где они тут, интересно, лежат? Огляделся и не смог понять, где они. Придется выгребать без дополнительных средств. Постарался трезвым взглядом окинуть кабину, и понять, что нужно взять с собой, и что не утянет меня на дно. Взгляд зацепился за пистолет, лежащий на полу, в лужи крови. Поднял его, и не вытирая сунул за пояс. Прихватил пару бутылок питьевой воды и, рассовав их по карманам, начал открывать форточку. На удивление защелка поддалась легко, и распахнулась. Теперь нужно решить самую большую проблему: протиснуть свое не так чтобы маленькое тело в это отверстие, и спрыгнуть в воду, так чтобы не разбиться. Как говорили в детстве: если пролезает голова, то все остальное тоже пролезет, но, к сожалению, это касается тела маленького ребенка, и даже моя большая голова шестьдесят второго размера вообще не давала шансов остальному, слегка в моем возрасте погрузневшему телу. Самолет пока держался ровно, не сильно погружаясь под воду и давая шанс большинству пассажиров на выживание. Еще раз зачем-то осмотрев кабину, я высунулся наружу и протиснул в окошко плечи. Посмотрев назад, увидел несколько плотов, в которые с крыла загружались пассажиры. Бортпроводники уже вовсю командовали процессом спасения, аварийные люки выбиты, и стюарды направляют голосом и жестами пассажиров по плотам. Те, кто не успел раньше, торопливо натягивали на себя спасжилеты. Никакой паники; вокруг происходило очень грамотно управляемое действие, и никакой Брюс Уиллис оказался не нужен. Рывком я выдернул себя наружу по пояс, перегнулся и спрыгнул в воду. Воздух обнял меня еще до того, как я коснулся поверхности. Вода неожиданно оказалась очень холодной, как в зимой в проруби. Время словно замерло, и я ощущал каждую каплю, каждую молекулу, которая стремительно набегала на мою кожу. Ледяная вода обожгла своим холодом, по спине пробежал разряд энергии, будто сам океан решил напомнить о своем могуществе. Видимо, мы довольно далеко отлетели от экватора на юг, и на температуре океана уже сказывалась близость Антарктиды. В ту же секунду все мысли спутались, оставляя только чистые ощущения. Сердце билось с удвоенной силой, а дыхание замерло, словно тело отказывалось подчиняться. Мелкие волны окружили меня, искристо сверкало солнце, пронзающее поверхность. Я почувствовал, как холод обжигает каждую клеточку тела, выжимая из меня все тревоги и сомнения. Несмотря на ясное солнце, по ощущениям вода была градусов двенадцать, как летом на Алтае: да, не очень приятно, но я с детства привык к такой температуре, и это не было проблемой. К тому же большой опыт дайвинга тоже закалил организм; конечно, на мне сейчас не было гидрокостюма, но холод был не настолько критичными, чтобы замерзнуть, как герою фильма Титаник. Плюс ко всему адреналин согревал и бурлил в крови, не оставляя места страху; какое-то пьянящее веселье выжившего в безнадежной ситуации. Я погреб в сторону плотов – нет никакого смысла геройствовать; если есть плавсредства, то шансов на выживание гораздо больше, чем без спасжилета одному посреди океана. В несколько мощных гребков подплыл к крылу самолета, и забрался на неустойчивую плоскость. Почти все пассажиры уже погрузились в надутые плотики, и на крыле оставались только члены экипажа в форме авиакомпании. Среди них я узнал Кристину, которая встречала меня при посадке и помогала в кабинет пилотов.
– Sir, get into the raft.
– All right, Chris.
Я нырнул в неустойчивое плавсредство и начал подавать руку остальным оставшимся на крыле. Довольно быстро все загрузились на плот, и я попробовал оттолкнуться ногой от самолета, чтобы отплыть в сторону. Один из бортпроводников, постучал мне по плечу, и протянул разобранное на три части весло.
– Thanx, – я в несколько движений собрал все части воедино и оттолкнулся от фюзеляжа, начав понемногу отгребать от самолета. Минут через пять интенсивной работы мы удалились от металлической птицы на безопасное расстояние. Наконец-то появилось время отдышаться и осмотреться. В лодку уместилось десять человек экипажа: семь девок и трое мужиков, и я одиннадцатым. Мест на плоту при этом было двенадцать, что очень радовало: по крайней мере, запасов воды, которыми должно быть обеспечено плавсредство, будет с небольшим запасом. Вторым несомненным плюсом было то, что на плоту были подготовленные к подобной ситуации люди. Третьим – то, что это были малайцы, очень компактные по комплекции ребята, значит и воды, и еды им нужно сильно меньше, чем мне. По карманам спас-плота было рассовано всякое разное барахло; опять же из программ на Дискавери я знал, что там обязательно есть вода, компас, радиоприемник, фонарь, ракетница, медицинские пакеты и даже рыболовные крючки с леской и блеснами. В принципе, вполне себе рабочая история, чтобы дождаться спасателей или добраться до островов. Суток пять на плоту мы выживем спокойно, а если еще рыбы наловим, то и голодать даже не будем, практически всю рыбу можно есть сырой.
– Господа, меня зовут Петр, вы все друг друга знаете, представляться не надо, я все равно не запомню, не снимайте бейджи: мне так будет проще к вам обращаться. За несколько минут до падения я видел белые отмели атоллов, значит где-то рядом должны быть острова, на которых может быть вода и еда. Мы должны их найти и ждать, пока нас отсюда вытащат. Пока ты, – я указал на взрослого мужчину с бейджиком Ашар, – включи маячок обнаружения: мы должны подать сигнал бедствия. Вы двое, натягивайте тент, иначе нас всех спалит солнцем и нам захочется пить. А пить нам надо очень аккуратно, иначе вода быстро кончится, и мы мучительно сдохнем от жажды. Кристина, найди мне компас, пока я понимаю откуда мы прилетели, но, когда мы отплывем от самолета, не будет никаких ориентиров. Шафира, – разглядел я имя на бейдже, – найди рыболовные снасти: нам нужно начать ловить рыбу, чтобы не быть голодными.
Я привычно забрал управление в свои руки и не увидел ни нотки сопротивления со стороны моей новой команды, все происходило совершенно естественно: ну так понятно – я только что спас целый самолет народу, посадив его на воду, и выглядел всемогущим суперменом, знающим, что делать в любой ситуации. Я осмотрелся: несколько таких же как наш красных плотов дрейфовали рядом, но часть уже начало относить на расстояние, и они стали превращаться в красные точки.
– Крис, сколько всего было плотов?
– Двадцать.
– Вы рассадили всех пассажиров?
– Да, места хватило всем.