Досадная неприятность

Досадная неприятность
Алексей Филиппов

Лето в северном городе. На улице умер человек. Судмедэксперт нашёл признаки отравления. Началось дознание. Скоро нашли ещё один труп…

Алексей Филиппов

Досадная неприятность

Азиатский антициклон отступил, оставив после себя приятную депрессию. Слепящим золотом засверкало в вышине солнце, свет его, растворяясь по утрам в каплях росы, блистал ничем не хуже россыпей алмазных. Стало тепло, а по местным меркам – даже жарко.

На склонах сопок из серо-зелёного стланика выглянули светло-желтые цветы. В небе над цветами пели и кричали птицы. Хорошо на улице: приятно душе и телу, а вот в кабинете начальника городской милиции о приятности напоминал лишь едва ощутимый аромат одеколона "Шипр", прочие же ароматы вкупе с тяжёлой духотой, безжалостно давили малейшие намёки на любое проявление радостного настроения. Всем хотелось на улицу и пить, но в графине, вместо живительной влаги, бесновалась муха, попавшая по чьей-то злой воле в замкнутое пространство. Атмосфера в кабинете была до того тяжкой, что начальник милиции, любивший длинные и назидательные речи, решил поскорее свернуть ежедневную сходку. Торопливо заострив внимание на факте участившихся случаев нелегального вывоза золота из города воздушным путём, он утёр вспотевший лоб и распустил народ. Загремели стулья. Возле дверей случилось лёгкое столпотворение.

– А вас, Синяков, я попрошу остаться! – голосом небезызвестного киношного героя окликнул начальник Васю Синякова

Василий поморщился. Такие просьбы начальства всегда чем-нибудь чреваты, а Васе ничего чреватого сейчас не хотелось. Ему хотелось вырваться из душного кабинета и напиться воды студёной, а ещё лучше – пива.

– Вот что, Синяков, – начальник подвинул к следователю тощую папку, – тут один бич по фамилии Банкин кони двинул, а наш эксперт, проявив ненужную любознательность, выявил признаки отравления и не туда дышло повернул. И всё бы ничего, но послезавтра приезжает комиссия. Придётся отчитываться. Коля Петров начал работать, но с ним, сам поди уже знаешь, сегодня ночью случилась беда… Приступ радикулита… Так что, хватай дело в зубы и в путь.

В кабинете Синяков напился воды и открыл папку с делом. Сразу стало ясно, что не успел Петров хорошо потоптать розыскную ниву. Конь здесь повалялся, но самую малость. С краешку. В папке лежали два протокола: осмотра места происшествия и допроса единственного свидетеля. Тут же лежал и акт экспертизы, где указано, что у трупа, наряду с вызванными неумеренным потреблением спиртных напитков патологиями, имеются явные признаки воздействия на организм цианидов.

"Нужны уточнения, – решил Василий, встал из-за стола и пошёл".

Глафира Петровна Дюкина, именно она и была тем самым единственным свидетелем, проживала с погибшим в одной квартире. Вот эта улица, вот этот дом… Нужная квартира находилась на втором этаже. Заперто. Василий постучал костяшками пальцев по истёртой и изодранной клеёнке, служившей некогда здесь ярким украшением, а теперь превратившаяся в сплошное уродство. На вежливый стук никто не отозвался. Постучал серьёзнее – кулаком. Когда стучать кулаком надоело и захотелось воспользоваться ногой, за дверью послышались шорохи и скрипучий голос поинтересовался:

– Чего надо?

– Из милиции я, – закричал Василий. – Мне бы с Глафирой Петровной переговорить!

– Зачем?

– По поводу показаний!

Дверь отворилась. Квартира, куда впустили Синякова, была коммунальной. На три семьи. С общей кухней и некоторыми удобствами.

– Так были уже ваши, – сообщила хозяйка.

– Уточнить кое-то надо, – улыбнулся Василий.

– Проходи, коли так.

Через пару минут гость сидел на табурете перед чашкой чая золотистого цвета, в котором потихоньку растворялся кусок рафинада и слушал.

– А чего рассказывать? – пожала плечами Глафира Петровна. – Иду я из райповского магазина, а он лежит между лавочкой и бочкой. Вон там, – старушка встала и показала на лавочку, рядом с которой стояла пожарная бочка. – Ну, думаю, чего ты дурак разлёгся, земля-то у нас дерзкая… Сам знаешь, сверху печёт, а чуть ниже копнул, там мерзлота. Хотела я Петюню поднять, а он уж того… А тут Вовка Спирин на мотоцикле едет, я его за участковым послала. И вот, что я тебе скажу, мил человек, надоел мне этот мотоцикл проклятущий хуже горькой редьки. Каждый день под окнами: дрын-дын-дын…

– Подождите, – Василий быстро раскрыл папку и посмотрел протокол своего предшественника, о Спирине там не было ни слова. – А где этот Вовка проживает?

– Так, тут первом этаже, желтая дверь. А баба его в хлебном работает. Ох, и стерва, доложу я тебе. Вчера взяла я полбуханки черного и батон, дала ей полтинник, а она двадцать копеек на блюдце бросила и копается в кассе, дескать, я сейчас уйду, а три копейки ей останутся, но я не дура…

– Подождите, – Синяков остановил свидетельницу. – Спирин видел труп?

– Похоже… Сам спроси…

– А ещё кто видел?

– Больше никого. Потом пришёл Чудик с бутылками, но это потом…

– Хорошо, – следователь почесал нос. – А что вы мне можете рассказать о погибшем?

– Петюня, царство ему небесное, – хозяйка налила чай из чашки в блюдце по самый блестящий желтый ободок, – человек был хороший, правда, вор… И алкаш. Не без этого… Вечером перед смертушкой своей нажрался в хлам… У него же три "ходки", первая по шоферскому делу, сшиб он кого-то по неосторожности, а потом, как вышел на волю, воровать стал. Научился в тюрьме, стало быть.... Но у своих – ни-ни. Это я тебе как на духу. Он мне так и говорил: не боись, Петровна, я не крыса, чтоб у своих тырить. Правда, если в гости кто придёт, вот тут ухо востро надо держать. С гостями бывало, но нам с Мимиком на Петюню грех жаловаться.

– С каким ещё Мимиком?

– Так у нас же три комнаты, – Глафира Петровна шумно отхлебнула из блюдца чай. – В одной я живу, в другой Петюня, царство ему небесное, а в третьей Слава Мимик. На родроме по суткам он работает…

– Где?

– На родроме, только он не лётчик. Как в частушке поется, знаешь? Полюбила я пилота, думала летает, прихожу я на родром, а он подметает. Вот и он чего-то там подметает, но по бабскому делу доложу я тебе… Хорош… То к одной подвалит, то к другой… И всё крали… На днях с утра раннего такую рыжую курочку приволок… Глаза бесстыжие…

– Подождите, Глафира Петровна, – опять оборвал ненужную нить повествования следователь, – не надо о Славике, вы мне лучше подробнее и погибшем расскажите.

– А чего о нём рассказывать, – Глафира Петровна утёрла тыльной стороной ладони глаз. – Бессемейный он был, а потому и беспутный: не работал, пил, воровал… Но у своих – ни-ни.

– А враги у него были?

– Какие враги, – хозяйка замахала руками. – Безобидный он, воровал по мелочи. Всё, что надыбает, сразу же и пропьёт, причём не один. Компанейский был. Другу последнюю рубаху отдаст. Другу отдаст, а для себя другую украдёт. Царство ему небесное. Не было у него врагов. Хороший человек, если бы ещё не воровал, так цены б ему вообще не было… .